Неточные совпадения
Но Домна Осиповна явственно начала слышать мужские шаги, которые все более и более приближались к диванной, так что она поспешила встать, и только что успела скрыться в одну из дверей во внутренние
комнаты, как из противоположных дверей появился
граф Хвостиков.
—
Граф Хвостиков — это, вероятно, мерзавец? — говорила Домна Осиповна, видевшая в зеркале из соседней
комнаты, кто был у Бегушева.
— Это такие, я тебе скажу, мошенники, — говорил он, ходя с азартом по
комнате, в то время как Бегушев полулежал на диване и с любопытством слушал его, — такие, что… особенно Янсутский. (На последнего
граф очень злился за дочь.) Все знают, что он вместе обделывал разные штуки с Хмуриным, а выходит чист, как новорожденный младенец… Следователь, надобно отдать ему честь, умел читать душу у всех нас; но Янсутский и тому отводил глаза: на все у него нашлось или расписочка от Хмурина, или приказ Хмурина!
Приехав с
графам Хвостиковым в собрание, Бегушев остановился в первой же со входа
комнате и сел на стул около самых входных дверей.
Бегушев после того ушел к себе в диванную. Нетерпение отражалось во всем существе его: он то садился на диван, то ложился на нем, то вставал и ходил по
комнате, заглядывая каждоминутно в окна; не было никакого сомнения, что так нетерпеливо он поджидал
графа Хвостикова. Тот, наконец, вернулся.
Бегушев ничего не отвечал на перевранное
графом Хвостиковым изречение священного писания, а встал и несколько времени ходил по
комнате.
Граф Хвостиков встал и начал расхаживать по
комнате; он сохранял еще маленькую надежду, что самой идеей газеты Бегушев будет привлечен в их пользу.
Граф проник, наконец, в
комнату дочери и, прямо бросившись к ней, заключил ее в свои объятия.
— Это невозможно! — воскликнул
граф и надел на дочь сверх платья валявшийся на полу ее утренний капот, обернул ее во все, какие только нашел в
комнате, тряпки, завязал ей шею своим носовым платком и, укутав таким образом, повел в карету. Вдруг выскочила жидовка.
Такой прием
графа и самая бумага сильно пугнули смотрителя: он немедленно очистил лучшую
комнату, согнал до пяти сиделок, которые раздели и уложили больную в постель. А о том, чем, собственно, дочь больна и в какой мере опасна ее болезнь,
граф даже забыл и спросить уже вызванного с квартиры и осмотревшего ее дежурного врача; но как бы то ни было,
граф, полагая, что им исполнено все, что надлежало, и очень обрадованный, что дочь начала немного дремать, поцеловал ее, перекрестил и уехал.
Возвратясь в
комнаты, Бегушев тем же раздраженным голосом приказал лакеям, чтобы они не пускали к нему
графа Хвостикова, когда он вернется домой, и пусть бы он на глаза к нему не показывался, пока он сам не позовет его.
— Нет, нет! У нее совсем особое отделение… Александр Иванович отдал ей
комнаты покойной матери своей, — бухнул, не остерегшись,
граф.
Бегушев первый вошел в
комнату умершей. Точно живой лежал маленький труп Елизаветы Николаевны. Бегушев взял ее руку; но та уже начала холодеть.
Граф упал на колени перед трупом.
«На поверку выходит, что это я помог путям природы!» — мучительно подумал он, а потом, обратясь к Минодоре, сказал, чтобы она вышла к доктору и попросила его еще раз завтра приехать;
графа Хвостикова и Аделаиду Ивановну он услал в свои
комнаты. Старушка поплелась, ведомая под руку Минодорой.
Неточные совпадения
Услыхав с другой стороны подъезда шаги, всходившие на лестницу, обер-кельнер обернулся и, увидав русского
графа, занимавшего у них лучшие
комнаты, почтительно вынул руки из карманов и, наклонившись, объяснил, что курьер был и что дело с наймом палаццо состоялось.
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей, тетки разом слегли, в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у себя запершись, и все обедают по своим
комнатам, и даже не обедают, а только блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено выходить из дома, чтоб как-нибудь не проболтался, что
граф Милари и носа не показывает в дом, а ездит старый доктор Петров, бросивший давно практику и в молодости лечивший обеих барышень (и бывший их любовником, по словам старой, забытой хроники — прибавлю в скобках).
Через час времени жандарм воротился и сказал, что
граф Апраксин велел отвести
комнату. Подождал я часа два, никто не приходил, и опять отправил жандарма. Он пришел с ответом, что полковник Поль, которому генерал приказал отвести мне квартиру, в дворянском клубе играет в карты и что квартиры до завтра отвести нельзя.
Как мы приехали в Воронеж,
граф призвал меня в
комнаты и говорит графинюшке:
Минутное молчание, в продолжение которого влетает в
комнату муха и садится
графу на нос.
Граф хочет ее изловить, но убеждается, что это гораздо труднее, нежели уловлять людей. Наконец, Подхалимов успевает переманить муху на свой нос.