Неточные совпадения
— И за
дело!.. Зачем же вызывать на такие разговоры, когда кто их сам не
начинает…
— О боже мой, сколько лет! — воскликнул Янсутский. — Я
начал знать ее с первых
дней ее замужества и могу сказать, что это примерная женщина в наше время… идеал, если можно так выразиться…
— Выдал-с! — отвечал Грохов и, отыскав в
деле Олуховых сказанную бумагу, подал ее Домне Осиповне и при этом дохнул на нее струею такого чистого спирта, что Домна Осиповна зажала даже немножко нос рукою. Бумагу она, впрочем, взяла и с
начала до конца очень внимательно прочла ее и спросила...
Петр Евстигнеевич Янсутский в
день именин своих, часов еще в десять утра, приехал в один из очень дорогих отелей и объявил там, что он человекам восьми желает дать обед; потом, заказав самый обед, выбрал для него лучшее отделение отеля и распорядился, чтобы тут сейчас же
начали накрывать на стол.
Воспользовавшись тем, что у нее
начали перекрашивать в девичьей пол, она написала Бегушеву такое письмо: «Мой дорогой друг, позволь мне переехать к тебе на несколько
дней; у меня выкрашена девичья, и я умираю от масляного запаху!» На это она получила от Бегушева восторженный ответ: «Приезжайте, сокровище мое, и оживите, как светозарное светило, мою келью!» И вечером в тот же
день Домна Осиповна была уже в доме Бегушева.
Прокофий в эти
дни превзошел самого себя: он с нескрываемым презрением смотрел на Домну Осиповну и даже кушанья за обедом сначала подавал барину, а потом уж ей, так что Бегушев, наконец, прикрикнул на него: «
Начинай с Домны Осиповны!» Прокофий стал
начинать с нее, но и тут — то забудет ей подать салату, горчицы, то не поставит перед нею соли.
— Теперь позвольте мне вам рассчитать, —
начал он с знаменательным видом. — В год, значит, вы выпиваете около тысячи бутылок;
разделите это число бутылок на ведра, и мы получим семьдесят ведер; это — целое море!
— Извините, Александр Иванович, —
начал он, — я несколько опоздал, —
дела меня задержали, но я все-таки непременно желал навестить вас, а потом вот и за ней заехал!
Дело в том, что Олухову его Глаша своей выпивкой, от которой она и дурнела с каждым
днем, все более и более делалась противна, а вместе с тем, видя, что Домна Осиповна к нему добра, ласкова, и при этом узнав от людей, что она находится с Бегушевым вовсе не в идеальных отношениях, он
начал завидовать тому и мало-помалу снова влюбляться в свою жену.
— Положим, он жид, но он человек очень богатый и чрезвычайно честный!.. — возразил Янсутский. — Не чета этому подлецу Хмурину. — Прежде, когда Янсутский обделывал
дела с Хмуриным, то всегда того хвалил больше, чем Офонькина, а теперь,
начав с Офонькиным оперировать, превозносил его до небес!
Ему в самом
деле прискучили, особенно в последнюю поездку за границу, отели — с их табльдотами, кельнерами! Ему даже
начинала улыбаться мысль, как он войдет в свой московский прохладный дом, как его встретит глупый Прокофий и как повар его, вместо фабрикованного трактирного обеда, изготовит ему что-нибудь пооригинальнее, — хоть при этом он не мог не подумать: «А что же сверх того ему делать в Москве?» — «То же, что и везде: страдать!» — отвечал себе Бегушев.
— Князь, должно быть, очень, очень запутался в своих
делах! —
начала Аделаида Ивановна глубокомысленным голосом. — А в душе он благородный человек.
Такой прием графа и самая бумага сильно пугнули смотрителя: он немедленно очистил лучшую комнату, согнал до пяти сиделок, которые
раздели и уложили больную в постель. А о том, чем, собственно, дочь больна и в какой мере опасна ее болезнь, граф даже забыл и спросить уже вызванного с квартиры и осмотревшего ее дежурного врача; но как бы то ни было, граф, полагая, что им исполнено все, что надлежало, и очень обрадованный, что дочь
начала немного дремать, поцеловал ее, перекрестил и уехал.
— Вы уезжайте, друг мой, от меня, —
начала она, жадно выпив капли. — Вы слишком много принесли мне счастья: я непременно хочу выздороветь — для себя и для вас. Господи, хоть бы один
день еще прожить такого счастья…
Домна Осиповна
начала было рассказывать свое
дело; но у ней все перепуталось в голове.
Она увела его в гостиную и снова
начала ему рассказывать свое
дело; но в словах ее очень мало было связного, а затем она принялась ему показывать множество бумаг, определяющих ее права.
— Иной раз, право, мне кажется, что будто русский человек — какой-то пропащий человек. Нет силы воли, нет отваги на постоянство. Хочешь все сделать — и ничего не можешь. Все думаешь — с завтрашнего
дни начнешь новую жизнь, с завтрашнего дни примешься за все как следует, с завтрашнего дни сядешь на диету, — ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами и язык не ворочается, как сова, сидишь, глядя на всех, — право и эдак все.
Неточные совпадения
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за
дело, чтоб он знал полезное. А ты что? —
начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в
день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти
дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и
начните.
Новый ходок, Пахомыч, взглянул на
дело несколько иными глазами, нежели несчастный его предшественник. Он понял так, что теперь самое верное средство — это
начать во все места просьбы писать.
Тогда поймали Матренку Ноздрю и
начали вежливенько топить ее в реке, требуя, чтоб она сказала, кто ее, сущую бездельницу и воровку, на воровство научил и кто в том
деле ей пособлял?
Один только штатский советник Двоекуров с выгодою выделялся из этой пестрой толпы администраторов, являл ум тонкий и проницательный и вообще выказывал себя продолжателем того преобразовательного
дела, которым ознаменовалось
начало восемнадцатого столетия в России.