Неточные совпадения
Граф Хвостиков тоже сейчас встал и поклонился гостье; при этом случае нельзя не
заметить, что поклониться так вежливо и вместе с тем с таким сохранением собственного достоинства, как сделал это
граф, вряд ли многие умели в Москве.
Тюменев сейчас же подал руку m-me Меровой; его уже предуведомил Бегушев, в каких она находится отношениях с Янсутским, и, может быть, вследствие того на нее Тюменев довольно
смело и весьма нежно взглядывал; но она, напротив, больше продолжала вскидывать весьма коротенькие взгляды на Бегушева.
Граф Хвостиков хотел было вести Домну Осиповну, но она отстранила его и отнеслась к Хмурину.
— Но не отсталое,
заметь!.. — сострил, по обыкновению,
граф Хвостиков.
— Но
граф на этом месте проворовался! —
заметил Бегушев.
— Для чего вы так поспешили? Я не знал, что вы такие с ней друзья! —
заметил Бегушев, немного вспыхнувший от слов
графа.
— Я только говорил, что за Домной Осиповной ухаживают; может быть, даже не двое, а и больше… она так еще интересна! — вывернулся
граф. — Но что я наблюл и
заметил в последнее свиданье, то меня решительно убеждает, что любит собственно она тебя.
Аделаиде Ивановне хотелось бы спросить еще, что почему же
граф Хвостиков принял такое живое участие в его смерти, но этого уже она не
посмела, да и стыдно было!
— Очень!.. — отвечал
граф, но потом, спохватившись, прибавил: — Натурально, что любви к мужу у ней не было, но ее, сколько я мог
заметить, больше всего возмущает позор и срам смерти: женатый человек приезжает в сквернейший трактиришко с пьяной женщиной и в заключение делает какой-то глупый salto mortale!.. [смертельный прыжок!.. (лат.).] Будь у меня половина его состояния, я бы даже совсем не умер, а разве живой бы взят был на небо, и то против воли!
На этих словах
граф остановился: он
заметил, что на глазах Бегушева навернулись слезы, из чего и заключил, что они были вызваны участием того к Домне Осиповне.
Бегушев поднялся с места, сел в коляску и уехал домой. Слова Домны Осиповны, что она напишет ему, сильно его заинтересовали: «Для чего и что она хочет писать мне?» — задавал он себе вопрос. В настоящую минуту ему больше всего желалось устроить в душе полнейшее презрение к ней; но, к стыду своему, Бегушев чувствовал, что он не может этого сделать. За обедом он ни слова не сказал
графу Хвостикову, что ездил к Домне Осиповне, и только
заметил ему по случаю напечатанного
графом некролога Олухова...
— Газеты, a dire vraie [по правде говоря (франц.).], имеют свои недостатки!.. — скромно
заметил граф. — Но их надобно стараться исправить… отрицать же самую форму…
Граф Хвостиков, хорошо уже знавший бешеный нрав своего благодетеля, внутренне обмирал от страха и
молил бога об одном, чтобы Долгов лучше и не договаривал своей последней и самой главной просьбы; но тот договорил...
На одной из значительных улиц, перед довольно большим каменным домом,
граф велел экипажу остановиться: тут жил попечитель той больницы, в которую он вознамерился
поместить дочь.
Вооружившись этой бумагой,
граф Хвостиков прибыл в приют немощствующих с большим апломбом. Он велел позвать к себе смотрителя,
заметил ему, что тот чересчур долго не являлся, и, наконец, объявив, что он
граф Хвостиков, отдал предписание попечителя.
Поутру, впрочем, Бегушев смиловался над
графом и позвал его к себе. Хвостиков очень этому обрадовался, и его смущало одно, — что под левым глазом у него выступил большой синяк; тщетно затирал он его помадой,
мелом, пудрой — синяк виднелся.
Бегушеву
граф не
смел и заикнуться о пожертвовании, предчувствуя, что тот новую изобретенную
графом деятельность с первых же слов обзовет не очень лестным именем.
— Но ловко ли это будет? — осмелился
заметить граф.
Неточные совпадения
Аннушка была, очевидно, очень рада приезду барыни и без умолку разговаривала. Долли
заметила, что ей хотелось высказать свое мнение насчет положения барыни, в особенности насчет любви и преданности
графа к Анне Аркадьевне, но Долли старательно останавливала ее, как только та начинала говорить об этом.
— Это не нам судить, — сказала госпожа Шталь,
заметив оттенок выражения на лице князя. — Так вы пришлете мне эту книгу, любезный
граф? Очень благодарю вас, — обратилась она к молодому Шведу.
Когда
граф Альмавива исчислил севильскому цирюльнику качества, которые он требует от слуги, Фигаро
заметил, вздыхая: «Если слуге надобно иметь все эти достоинства, много ли найдется господ, годных быть лакеями?»
Милорадович советовал Витбергу толстые колонны нижнего храма сделать монолитные из гранита. На это кто-то
заметил графу, что провоз из Финляндии будет очень дорого стоить.
Тогда общество с подобострастием толпилось в доме
графа Орлова, дамы «в чужих брильянтах», кавалеры не
смея садиться без разрешения; перед ними графская дворня танцевала в маскарадных платьях.