Неточные совпадения
— Прекрасно-с, я согласен и
с этим! — снова уступил предводитель. — Но как же тут быть?.. Вы вот можете оставаться масоном и даже открыто говорить, что вы масон, — вы не
служите!.. Но как же мне в этом случае поступить? — заключил он, как бы в форме вопроса.
— А вам кто велит
служить? Какая необходимость в том? — произнес почти
с презрением Марфин.
Катрин распорядилась, чтобы дали им тут же на маленький стол ужин, и когда принесший вино и кушанье лакей хотел было, по обыкновению, остаться
служить у стола и встать за стулом
с тарелкой в руке и салфеткой, завязанной одним кончиком за петлю фрака, так она ему сказала...
И вообще, — продолжал Евгений
с несколько уже суровым взором, — для каждого хлыста главною заповедью
служит: отречься от всего, что требуют от него церковь, начальство, общежитие, и слушаться только того, что ему говорит его внутренний голос, который он считает после его радений вселившимся в него от духа святого, или что повелевает ему его наставник из согласников, в коем он предполагает еще большее присутствие святого духа, чем в самом себе.
Здесь мне кажется возможным сказать несколько слов об этой комнате; она была хоть и довольно большая, но совершенно не походила на масонскую спальню Крапчика; единственными украшениями этой комнаты
служили: прекрасный портрет английского поэта Эдуарда Юнга [Юнг Эдуард (1683—1765) — английский поэт, автор известной поэмы «Жалобы или Ночные думы» («Ночи»).], написанный
с него в его молодости и представлявший мистического поэта
с длинными волосами, со склоненною несколько набок печальною головою,
с простертыми на колена руками, персты коих были вложены один между другого.
В момент приезда его, там приходский священник
с причтом
служил напутственный молебен.
Священник довольно торопливо и переболтавшимся языком читал евангелие и произносил слова: «откуда мне сие, да приидет мати господа моего ко мне!» Увидав Марфина, он стал читать несколько медленнее, и даже дьячок, раздувавший перед тем
с раскрасневшимся лицом кадило, оставил занятие и по окончании евангелия затянул вместе
с священником: «Заступница усердная, мати господа вышняго…» Молебен собственно
служили иконе казанской божией матери, считавшейся в роду Рыжовых чудотворною и стоявшей в настоящем случае
с почетом в углу залы на столике, покрытом белою скатертью.
— История такого рода, — продолжал он, — что вот в том же царстве польском
служил наш русский офицер, молодой, богатый, и влюбился он в одну панночку (слово панночка капитан умел как-то произносить в одно и то же время насмешливо и
с увлечением).
— Если бы таких полковников у нас в военной службе было побольше, так нам, обер-офицерам, легче было бы
служить! — внушил он Миропе Дмитриевне и ушел от нее, продолжая всю дорогу думать о семействе Рыжовых, в котором все его очаровывало: не говоря уже о Людмиле, а также и о Сусанне, но даже сама старушка-адмиральша очень ему понравилась, а еще более ее — полковник Марфин,
с которым капитану чрезвычайно захотелось поближе познакомиться и высказаться перед ним.
В избранный для венчания день Егор Егорыч послал Антипа Ильича к священнику, состоящему у него на руге (Кузьмищево, как мы знаем, было село), сказать, что он будет венчаться
с Сусанной Николаевной в пять часов вечера, а затем все, то есть жених и невеста, а также gnadige Frau и доктор, отправились в церковь пешком; священник, впрочем, осветил храм полным освещением и сам
с дьяконом облекся в дорогие дорадоровые ризы, в которых
служил только в заутреню светлого христова воскресения.
Воистину бог от века был в теснейшем союзе
с натурою, и союз сей не на чем ином мог быть основан, как на том, что
служит основанием всякого истинного союза и первее всего союза брачного, — разумею на взаимном самоотвержении или чистой любви, ибо бог, изводя из себя творение, на него, а не на себя, обращал волю свою, а подобно сему и тварная натура не в себе, а в боге должна была видеть цель и средоточие бытия своего, нетленным и чистым сиянием божественного света должна была она вечно питать пламенное горение своего жизненного начала.
Прибыв в губернский город, он первое, что послал за приходскими священниками
с просьбою
служить должные панихиды по покойнике, потом строго разбранил старших из прислуги, почему они прежде этого не сделали, велев им вместе
с тем безвыходно торчать в зале и молиться за упокой души барина.
— Князь тоже близкий приятель моего отца: он несколько лет
служил у него уездным предводителем, а потому, я полагаю, что и он для меня сделает?! — проговорила Катрин, взглянув на Тулузова и как бы советуясь
с ним.
Вся фигура его была красива и представительна; бакенбарды плотно прилегали к щекам, как издавна приученные к тому; усы, которых он не сбривал, по праву вышедшего в отставку
с мундиром, были воинственно-внушительны; на груди Аггея Никитича из-под форменного жилета виднелась чистейшая, приготовленная под личным наблюдением Миропы Дмитриевны, коленкоровая манишка, на которой покоился орден Станислава; но собственно главною гордостью для Аггея Никитича
служили две болтающиеся медали турецкой и польской кампаний, по поводу которых он всегда говорил...
— И вы всегда по почтовой части
служили? — спросил,
с своей стороны, Сверстов.
— Военная служба хороша, когда человек еще молод, любит бывать в обществе и желает нравиться дамам, а я уж женатый… и поэтому, как говорится, ломоть отрезанный; но главнее всего-с, — продолжал он все
с большим и большим одушевлением, —
служа здесь, я нахожусь в таком недальнем расстоянии от Егора Егорыча, что могу воспользоваться его беседой, когда только он позволит мне…
— Вследствие того-с, — начал Аггей Никитич неторопливо и как бы обдумывая свои слова, — что я, ища этого места, не знал себя и совершенно забыл, что я человек военный и привык
служить на воздухе, а тут целый день почти сиди в душной комнате, которая, ей-богу, нисколько не лучше нашей полковой канцелярии, куда я и заглядывать-то всегда боялся, думая, что эти стрекулисты-писаря так тебе сейчас и впишут в формуляр какую-нибудь гадость…
— Все это вздор-с!.. Пустяки!.. Одно привередничанье ваше!.. Что это такое?.. Сургуч?.. Привык
служить на воздухе? Это чепуха какая-то! — уже закричал на Аггея Никитича Егор Егорыч, рассерженный тем, что он рекомендовал Зверева как чиновника усердного и полезного, а тот, прослужив без году неделю, из каких-то глупых причин хочет уж и оставить службу.
— А как поймут? Я, конечно, буду не такой, а другой, каким я всегда был, но за супругу мою я не поручусь… Она потихоньку от меня, пожалуй, будет побирать, где только можно… Значит, что же выходит?.. Пока я не разойдусь
с ней, мне нельзя
служить, а не
служить — значит, нечем жить!.. Расходиться же мне, как вы говорите, не следует, и неблагородно это будет!..
Второе: архивариус земского суда откопал в старых делах показание одного бродяги-нищего, пойманного и в суде допрашивавшегося, из какового показания видно, что сей нищий назвал себя бежавшим из Сибири вместе
с другим ссыльным, который ныне
служит у господина губернского предводителя Крапчика управляющим и имя коего не Тулузов, а семинарист Воздвиженский, сосланный на поселение за кражу церковных золотых вещей, и что вот-де он вывернулся и пребывает на свободе, а что его, старика, в тюрьме держат; показанию этому, как говорит архивариус, господа члены суда не дали, однако, хода, частию из опасения господина Крапчика, который бы, вероятно, заступился за своего управителя, а частию потому, что получили
с самого господина Тулузова порядочный, должно быть, магарыч, ибо неоднократно при его приезде в город у него пировали и пьянствовали.
— Это и хорошо!.. Но теперь о тебе собственно, — начал Тулузов, и голос его принял явно уже оттенок строгости, — ты мне всем обязан: я тебя спас от Сибири; я возвел тебя в главноуправляющие по откупу, но если ты мне будешь
служить не
с усердием, то я
с тобой строго распоряжусь и сошлю тебя туда, куда ворон костей не занашивал.
— Разве я того не понимаю-с? — произнес
с чувством Савелий Власьев. — Я готов
служить вам, сколько сумею.
— Ах, батюшка Василий Иваныч! — воскликнул Савелий
с каким-то грустным умилением. — Мы бы рады всей душой нашей
служить вам, но нам опасно тоже… Вдруг теперь Катерина Петровна, разгневавшись, потребует, чтобы вы нас сослали на поселение, как вот тогда хотела она сослать меня
с женой… А за что?.. В те поры я ни в чем не был виноват…
Положим, что это так; но тут не надо забывать, что цели других обществ слишком ограниченны, замкнуты, слишком внешни и не касаются внутреннего мира работающих вкупе членов, вот почему наш союз не только не падает, а еще разрастается, и доказательством тому
служит, что к нам постоянно идут новые ищущие неофиты, как и вы оба пришли
с открытыми сердцами и
с духовной жаждой слышать масонские поучения…
— Сейчас этот… — начал Аггей Никитич
с дрожащими губами и красный до багровости, — здешний камер-юнкер оскорбил честь полка, в котором я
служил… Он одной знакомой мне даме говорил, что нас, карабинеров, никто в Москве не приглашает на балы, потому что мы обыкновенно подбираем там фрукты и рассовываем их по карманам своим.
— Он-с, — начал Аггей Никитич, — опозорил тот полк, в котором я
служил, и сверх того оскорбил и меня.
— Ну-с, буду ждать этого блаженного послезавтра! — проговорил камер-юнкер и, поцеловав у Миропы Дмитриевны ручку, отправился
с своим другом в кофейную, где в изъявление своей благодарности угостил своего поручителя отличным завтраком, каковой Максинька съел
с аппетитом голодного волка. Миропа же Дмитриевна как сказала, так и сделала: в то же утро она отправилась в место служения камер-юнкера, где ей подтвердили, что он действительно тут
служит и что даже представлен в камергеры.
— Но куда ж мне, наконец, бежать от самого себя? — воскликнул Аггей Никитич
с ожесточением. —
Служить я тут не могу и жить в здешнем городе тоже; куда ж уйду и где спрячусь?
— Поедем как следует, тихонько, — объяснял Антип Ильич, — в селах, которые нам встретятся на дороге, будем
служить краткие литии; в Кузьмищево прибудет к телу отец Василий, я уже писал ему об этом, а потом вы изволите пожаловать
с вашими сродственниками на погребение, и все совершится по чину.