— За это ничего!.. Это каламбур, а каламбуры великий князь сам отличные говорит… Каратыгин Петр [Каратыгин Петр Андреевич (1805—1879) — актер и водевилист.] не то еще сказал даже государю… Раз Николай Павлович и Михаил Павлович пришли в театре
на сцену… Великий князь что-то такое сострил. Тогда государь обращается к Каратыгину и говорит: «Брат у тебя хлеб отбивает!» — «Ничего, ваше величество, — ответил Каратыгин, — лишь бы только мне соль оставил!»
— Ты ошибаешься! Без поощрений гораздо сильнее влюбляются! — полувоскликнула Муза Николаевна, и так как в это время занавес поднялся, то она снова обратилась
на сцену, где в продолжение всего второго акта ходил и говорил своим трепетным голосом небольшого роста и с чрезвычайна подвижным лицом курчавый Жорж де-Жермани, и от впечатления его с несколько приподнятыми плечами фигуры никто не мог избавиться.
Муза Николаевна тоже чрезвычайно заинтересовалась пьесой, но зато Екатерина Петровна вовсе не обращала никакого внимания на то, что происходило
на сцене, и беспрестанно взглядывала на двери ложи, в которой она сидела одна-одинехонька, и только в четвертом антракте рядом с нею появился довольно приятной наружности молодой человек.
— Потому что после смерти Егора Егорыча прошло всего только шесть месяцев, и Сусанна, как, помнишь,
на сцене говорил Мочалов, башмаков еще не износила […башмаков еще не износила… — слова Гамлета из одноименной трагедии Шекспира в переводе Н.А.Полевого (1796—1846), акт 1-й.], в которых шла за гробом мужа.
Неточные совпадения
Зачем все это и для чего?» — спрашивал он себя, пожимая плечами и тоже выходя чрез коридор и кабинет в залу, где увидал окончательно возмутившую его
сцену: хозяин униженно упрашивал графа остаться
на бале хоть несколько еще времени, но тот упорно отказывался и отвечал, что это невозможно, потому что у него дела, и рядом же с ним стояла мадам Клавская, тоже, как видно, уезжавшая и объяснявшая свой отъезд тем, что она очень устала и что ей не совсем здоровится.
Юлия Матвеевна осталась совершенно убежденною, что Егор Егорыч рассердился
на неприличные выражения капитана о масонах, и, чтобы не допустить еще раз повториться подобной
сцене, она решилась намекнуть
на это Звереву, и когда он, расспросив барышень все до малейших подробностей об Марфине, стал наконец раскланиваться, Юлия Матвеевна вышла за ним в переднюю и добрым голосом сказала ему...
Бедная Аксюша при этом хлобыснулась своим красивым лицом
на стол и закрылась рукавом рубахи, как бы желая, чтобы ей никого не видеть и чтобы ее никто не видел. Ченцов, ошеломленный всей этой
сценой, при последней угрозе Маланьи поднялся
на ноги и крикнул ей страшным голосом...
В том, что Катрин затеет с ним
сцену, Ченцов не сомневался и, чтобы подкрепиться для оной, зашел в стоявший
на дороге кабак и выпил там целый полштоф.
С закрытием занавеса Муза Николаевна отвлеклась несколько от
сцены и, взглянув
на сестру, если не испугалась, то, по крайней мере, очень удивилась.
Прямо из трактира он отправился в театр, где, как нарочно, наскочил
на Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — трагик, актер Александринского театра.] в роли Прокопа Ляпунова [Ляпунов Прокопий Петрович (ум. в 1611 г.) — сподвижник Болотникова в крестьянском восстании начала XVII века, в дальнейшем изменивший ему.], который в продолжение всей пьесы говорил в духе патриотического настроения Сверстова и, между прочим, восклицал стоявшему перед ним кичливо Делагарди: «Да знает ли ваш пресловутый Запад, что если Русь поднимется, так вам почудится седое море!?» Ну, попадись в это время доктору его gnadige Frau с своим постоянно антирусским направлением, я не знаю, что бы он сделал, и не ручаюсь даже, чтобы при этом не произошло
сцены самого бурного свойства, тем более, что за палкинским обедом Сверстов выпил не три обычные рюмочки, а около десяточка.
После того, разумеется, последовала нежная, или, скажу даже более того, страстная
сцена любви: Аггей Никитич по крайней мере с полчаса стоял перед божественной пани
на коленях, целовал ее грудь, лицо, а она с своей стороны отвечала ему такими же ласками и с не меньшею страстью, хоть внутри немножко и грыз ее червяк при невольной мысли о том, что
на какие же деньги она будет кушать потом.
В настоящее время она предполагала развить это дело
на более серьезную и широкую руку, и сначала оно у нее пошло очень недурно: во-первых, Миропа Дмитриевна недополучила с лица, купившего у нее дом, двух тысяч рублей и оставила ему эту сумму за двадцать процентов в год под закладную
на самый дом, и невдолге после того ей открылась весьма крупная и выгодная операция, которой предшествовала маленькая
сцена в кофейной Печкина, каковую мне необходимо для ясности рассказа описать.
Нынче менее, чем когда-нибудь, обратил он внимание на знакомую, привычную обстановку,
на сцену, на этот шум, на всё это знакомое, неинтересное, пестрое стадо зрителей в битком набитом театре.
Еще амуры, черти, змеи //
На сцене скачут и шумят; // Еще усталые лакеи // На шубах у подъезда спят; // Еще не перестали топать, // Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать; // Еще снаружи и внутри // Везде блистают фонари; // Еще, прозябнув, бьются кони, // Наскуча упряжью своей, // И кучера, вокруг огней, // Бранят господ и бьют в ладони: // А уж Онегин вышел вон; // Домой одеться едет он.
Неточные совпадения
Господа актеры особенно должны обратить внимание
на последнюю
сцену. Последнее произнесенное слово должно произвесть электрическое потрясение
на всех разом, вдруг. Вся группа должна переменить положение в один миг ока. Звук изумления должен вырваться у всех женщин разом, как будто из одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект.
Осип (выходит и говорит за
сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо
на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Городничий. Чш! (Поднимается
на цыпочки; вся
сцена вполголоса.)Боже вас сохрани шуметь! Идите себе! полно уж вам…
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком
на городничего; за ним, у самого края
сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг
на друга глазами.
Предводитель упал в обморок и вытерпел горячку, но ничего не забыл и ничему не научился. Произошло несколько
сцен, почти неприличных. Предводитель юлил, кружился и наконец, очутившись однажды с Прыщом глаз
на глаз, решился.