Макар Григорьев, для первого знакомства, взглянул на него с каким-то презрением и,
как собаке какой, указав место на осоке, проговорил: «На вот спи тут: где же тебе больше!»
Тот сейчас же его понял, сел на корточки на пол, а руками уперся в пол и, подняв голову на своей длинной шее вверх, принялся тоненьким голосом лаять — совершенно
как собаки, когда они вверх на воздух на кого-то и на что-то лают; а Замин повалился, в это время, на пол и начал, дрыгая своими коротенькими ногами, хрипеть и визжать по-свинячьи. Зрители, не зная еще в чем дело, начали хохотать до неистовства.
Неточные совпадения
Куцка!» — кричит Титка, и Куцка, — действительно куцая, дворовая
собака, — соскакивает
как бешеная с сеновала, где она спала, и бежит за ними…
— Мордочка совершенно
как у живой
собаки, а ребра-то
как напряглись и напружились, — перечислял с удовольствием Еспер Иваныч.
Кроме того, Замин представил нищую старуху и лающую на нее
собаку, а Петин передразнил Санковскую [Санковская Екатерина Александровна (1816—1872) — прима-балерина московского балета.] и особенно живо представил,
как она выражает ужас, и сделал это так,
как будто бы этот ужас внушал ему черноватый господин: подлетит к нему, ужаснется, закроет лицо руками и убежит от него, так что тот даже обиделся и, выйдя в коридор, весь вечер до самого ужина сидел там и курил.
— Барынька-то у него уж очень люта, — начал он, — лето-то придет, все посылала меня — выгоняй баб и мальчиков, чтобы грибов и ягод ей набирали; ну, где уж тут: пойдет ли кто охотой… Меня допрежь того невесть
как в околотке любили за мою простоту, а тут в селенье-то придешь, точно от медведя
какого мальчишки и бабы разбегутся, — срам! — а не принесешь ей, — ругается!.. Псит-псит, хуже
собаки всякой!.. На последние свои денежки покупывал ей, чтобы только отвязаться, — ей-богу!
— Да
какой променаж, — сказал тот, приехав к нему, — поедем на охоту на озеро; я ружье и
собаку с собой захватил.
Собака его сидела в лодке с опущенной головой и зажатыми глазами,
как бы ожидая, что ее очередь показать себя придет.
Собака сейчас же пошла туда и сюда сновать, потом вдруг остановилась и
как бы замерла.
Выскочив из тарантаса, он побежал в деревню и только что появился в ней,
как на него со всех сторон понеслись
собаки.
Находившиеся на улице бабы уняли, наконец,
собак, а Мелков, потребовав огромный кол, только с этим орудием слез с бревна и пошел по деревне. Вихров тоже вылез из тарантаса и стал осматривать пистолеты свои, которые он взял с собой, так
как в земском суде ему прямо сказали, что поручение это не безопасно.
Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого рода чувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленного самолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек, теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий, две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меня убить
как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременно свалился с утеса.
— Благодетель! вы все можете сделать. Не закон меня страшит, — я перед законом найду средства, — но то, что непов<инно> я брошен в тюрьму, что я пропаду здесь,
как собака, и что мое имущество, бумаги, шкатулка… спасите!
Неточные совпадения
Долгонько слушались, // Весь город разукрасили, //
Как Питер монументами, // Казненными коровами, // Пока не догадалися, // Что спятил он с ума!» // Еще приказ: «У сторожа, // У ундера Софронова, //
Собака непочтительна: // Залаяла на барина, // Так ундера прогнать, // А сторожем к помещичьей // Усадьбе назначается // Еремка!..» Покатилися // Опять крестьяне со смеху: // Еремка тот с рождения // Глухонемой дурак!
— Певец Ново-Архангельской, // Его из Малороссии // Сманили господа. // Свезти его в Италию // Сулились, да уехали… // А он бы рад-радехонек — //
Какая уж Италия? — // Обратно в Конотоп, // Ему здесь делать нечего… //
Собаки дом покинули // (Озлилась круто женщина), // Кому здесь дело есть? // Да у него ни спереди, // Ни сзади… кроме голосу… — // «Зато уж голосок!»
Несмотря на нечистоту избы, загаженной сапогами охотников и грязными, облизывавшимися
собаками, на болотный и пороховой запах, которым она наполнилась, и на отсутствие ножей и вилок, охотники напились чаю и поужинали с таким вкусом,
как едят только на охоте. Умытые и чистые, они пошли в подметенный сенной сарай, где кучера приготовили господам постели.
Увидев Алексея Александровича с его петербургски-свежим лицом и строго самоуверенною фигурой, в круглой шляпе, с немного-выдающеюся спиной, он поверил в него и испытал неприятное чувство, подобное тому,
какое испытал бы человек, мучимый жаждою и добравшийся до источника и находящий в этом источнике
собаку, овцу или свинью, которая и выпила и взмутила воду.
Не дупель, а бекас вырвался из-под
собаки. Левин повел ружьем, но в то самое время
как он целился, тот самый звук шлепанья по воде усилился, приблизился, и к нему присоединился голос Весловского, что-то странно громко кричавшего. Левин видел, что он берет ружьем сзади бекаса, но всё-таки выстрелил.