Неточные совпадения
Евгения Николаевна. А то, что неужели, по крайней мере, ты жалости
не чувствуешь к
нему, или, лучше сказать, неужели тебе
не совестно против
него?
Клеопатра Сергеевна(с удивлением). Почему же мне может быть совестно против
него? Я с
ним не кокетничала, я
его не завлекала.
Евгения Николаевна. Таким, что тебе двадцать пять лет, а мужу твоему сорок пять лет; но, при такой разнице в летах, вряд ли женщине естественно питать к мужчине какую-нибудь особенно уж пламенную страсть, и у вас, я думаю, стремления даже совершенно разные: тебе, вероятно, иногда хочется поболтать, понежничать, поминдальничать, а почтеннейший Александр Григорьич, как я
его ни уважаю, но совершенно убеждена, что
он вовсе
не склонен к этому.
Клеопатра Сергеевна. Что ж из того, что
он не склонен к тому? Я вовсе
его люблю
не за это, а за то, что
он меня любит!
Евгения Николаевна. Восклицание, что мне один очень умный и пожилой господин, много живший на свете, говорил, что
он не знавал еще ни одного брака, в котором муж оставался бы верен своей жене долее пяти лет; а вы уж, кажется, женаты лет восемь.
Евгения Николаевна.
Не дружба, но помилуй: я почти каждый день видала
его у вас, и
не мудрено, что давно уже смеюсь
ему насчет этого, а вот это как-то на днях встретила
его на даче и выспросила у
него все.
Клеопатра Сергеевна. То, что кому же приятно, чтобы
его тайну, какая бы она пустая ни была, знали другие; тайна до тех пор только и тайна, пока ее никто
не знает.
Евгения Николаевна(перебивая ее). Ах, пожалуйста, расспрашивайте и узнавайте! Я
не рассержусь на это. Я вдова, а потому мне все позволительно. Я расспросила Мировича просто из жалости к
нему, потому что последний раз, как я
его видела,
он был совершенно какой-то потерянный и в отчаянии теперь от мысли, что
не рассердилась ли ты на
него очень за
его объяснение?
Клеопатра Сергеевна. Рассердиться я
не рассердилась, а больше была бы довольна, если б
он не делал мне
его.
Клеопатра Сергеевна(усмехаясь и вместе с тем краснея в лице). Конечно, я тоже бы больше желала, чтобы
он не бывал у нас; но все-таки
не считаю себя вправе запретить
ему это.
Евгения Николаевна. О боже мой!
Он ничего
не надеется и ничего
не ожидает!
Ему бы хоть только молча и издали любоваться на свое жестокое божество!
Клеопатра Сергеевна(с притворной насмешкой). Может, если
ему это
не скучно, «любоваться издали на свое жестокое божество!..» (Начиная надевать перчатки.) Однако прощай!.. Мне пора ехать с визитами. Ты подождешь Александра Григорьича?
Клеопатра Сергеевна(идет к дверям, но на полдороге приостанавливается и, грозя пальчиком, говорит подруге). А об муже мне, я тебя прошу,
не внушай никогда никаких подозрений. Я мнительна и самолюбива!.. Я в отношении
его сделаюсь совершенно иною женщиной, если
он мне изменит.
Видит: женщина молодая, красивая; сама почти
ему объяснилась в любви; отчего же с ней
не сблизиться и
не заплатить ей маленькую сумму денег за то?
Но
он тут только ошибается в одном: я вовсе
не из таких глупеньких и смирных существ, чтобы любовью моею можно позабавиться и бросить меня потом, когда угодно…
Бургмейер. Сейчас, Жени, сейчас. Я все тебе расскажу откровенно… (Видимо, делает над собой усилие, чтобы начать рассказывать.) Последний подряд мой, что и ты, конечно, знаешь, есть одно из самых крупных моих предприятий: в
нем заинтригованы состояния всех виденных тобою вчера акционеров и большая часть моего состояния. Через несколько дней будет прием этому подряду, но
он далеко
не исправно и совершенно нечестно даже сделан.
На днях вот мне должна быть выдана концессия, на которой я сразу мог бы нажить миллион,
не говоря уже о том, что если я удержу мои павшие бумаги у себя, то
они с течением времени должны непременно подняться до номинальной цены; таким образом весь мой проигрыш биржевой обратится в нуль, если еще
не принесет мне барыша!..
Но дело все в том, что концессию эту утвердят за мной тогда только, когда
не поколеблется мой кредит; а
он останется твердым в таком лишь случае, если у меня примут последний подряд мой, но его-то именно и
не принимают.
Евгения Николаевна. Подал, потому что на
него надобно было употребить некоторое особое влияние… Неужели же, Александр Григорьич, вы
не замечали, что Мирович без ума влюблен в вашу жену?
Евгения Николаевна. А такая, что Клеопаша в этом случае может быть отличною ходатайницей.
Он, конечно,
не в состоянии ни в чем будет отказать ей.
Бургмейер. Но почему же
он не в состоянии ей отказать? Между
ними, надеюсь, существует только то, что Мирович влюблен в жену мою, но никак
не больше!
Евгения Николаевна. Между
ними существует… Только вы, пожалуйста,
не выдайте меня, я вам говорю это по секрету… Существует то, что Мирович объяснился вашей жене в любви; она
его совершенно отвергла, но это еще лучше, потому что, если теперь она хоть сколько-нибудь польстит
его исканиям, так
он, я
не знаю, на что
не готов будет решиться.
Евгения Николаевна(как бы
не поняв
его). Что такое тут осуществлять?
По-моему, вам лучше всего самому переговорить об этом с Клеопашей, потому что, как она ни хитрит со мною, но я хорошо вижу, что она
не совсем равнодушна к Мировичу, и если теперь осторожно держит себя с
ним, так это просто из страха к вам: она боится, что вас очень этим огорчит и рассердит!..
Евгения Николаевна. Что же вы-то тут? Я, конечно,
не знаю; но судя по себе, то хоть я и
не жена ваша, однако, чтобы помочь вам… будь в меня влюблен Мирович, я,
не задумавшись, постаралась бы свертеть
ему голову, закружить
его окончательно…
Евгения Николаевна(сбираясь уходить, говорит Бургмейеру скороговоркой). Если вы только, друг мой, вздумаете вдруг уехать за границу, то Клеопаша, вероятно,
не поедет с вами; но меня вы возьмите, я рабой, служанкой, но желаю быть при вас. Денег моих я тоже
не возьму!.. (Кладет деньги на стол.)
Они больше, чем когда-либо, должны теперь оставаться у вас!.. (Уходит в одну из дверей.)
Я сам должен идти к жене моей, этой чистой и невинной пока голубке, и сказать ей: «Поди, соблазняй и обманывай своими ласками и кокетством постороннего тебе мужчину, чтобы только
он не вредил делам моим…» А что же другое мне осталось делать?
Бургмейер. На последнем подряде моем, который у меня
не принимают, а если
не примут
его, так и
не дадут мне другого дела, от которого я ожидал нажить большие деньги и
ими пополнить все мои теперешние недочеты…
Клеопатра Сергеевна(побледнев при этом имени). Почему ж
он не принимает
его?
Клеопатра Сергеевна. Но в чем именно?
Он и судить, я думаю,
не может.
Клеопатра Сергеевна(усмехнувшись, как бы больше сама с собой). Странно!.. (После некоторого размышления обращаясь к мужу.) Послушай, я, конечно,
не хотела тебе и говорить об этом, потому что считала это пустяками; но теперь, я полагаю, должна тебе сказать: Мирович неравнодушен ко мне и даже намекал мне на это… Я, конечно, сейчас же умерила
его пыл и прочла
ему приличное наставление; но неужели же этот неприем — месть с
его стороны?.. Я всегда считала
его за человека в высшей степени честного.
Бургмейер. Вовсе
не месть. Подряд, действительно, отвратительнейшим и безобразнейшим образом выполнен… Деньги, которые на
него следовали, я все потерял в прошлогодней биржевой горячке.
Клеопатра Сергеевна(нахмуривая свой лоб и подумав немного). Нет, Александр, я
не в состоянии этого сделать… Я оттолкнула от себя Мировича, и после того ехать к
нему… унижаться… просить
его, — это будет слишком тяжело для моего самолюбия. Я решительно от этого отказываюсь. Кроме того, я думаю, и пользы это никакой
не принесет, потому что
он, вероятно, затаил в отношении меня неприязненное чувство.
Клеопатра Сергеевна(с вспыхнувшим лицом). Так ты поэтому желаешь, чтоб я
не просто попросила Мировича, а чтоб даже пококетничала с
ним?
Клеопатра Сергеевна. Как же ты ожидал, что я приму
их?.. Я денно и нощно молила бога, чтобы
он помог мне совладеть с моей страстью, но ты сам меня кидаешь в эту пропасть, так и пеняй на себя!.. Я с удовольствием, даже с восторгом поеду к Мировичу, но только я уж и останусь там,
не возвращусь к тебе больше.
Клеопатра Сергеевна(обертываясь к
нему и с глазами, пылающими гневом). Неправда-с!..
Не верю!.. Я поняла теперь вас насквозь: вы действительно, как разумеет вас Мирович, торгаш в душе… У вас все товар, даже я! (Захлопывает за собою дверь и даже запирает ее.)
Куницын, приятель
его, тоже молодой, очень рослый и смазливый мужчина, представляет собой отъявленного франта, хоть и
не совсем хорошего тона, так что визитка на
нем как-то слишком коротка, брюки крайне узки, сапоги на чересчур толстых подошвах, борода подстрижена, усы нафабрены и закручены несколько вверх.
Тут, я тебе говорю, такие мошенничества происходят, что вообразить невозможно, и мошенничества, самым спокойным образом совершаемые: четыре месяца я знаком с господином Бургмейером и
его семейством; каждый день почти бывал в
его доме, и
он обыкновенно весьма часто и совершенно спокойно мне говорил, что вот я буду принимать
его подряд, что, вероятно, найдутся некоторые упущения; но что
он сейчас же все поправит, так что я был совершенно спокоен и ни минуты
не помышлял, что мне придется встретить тут столько подлости, гадости и неприятностей.
Куницын. Хорошенько ты
их, братец, хорошенько! Я сам тебе про себя скажу: я ненавижу этих миллионеров!.. Просто, то есть, на улице встречать
не могу, так бы взял кинжал да в пузо
ему и вонзил; потому завидно и досадно!.. Ты, черт возьми, год-то годенской бегаешь, бегаешь, высуня язык, и все ничего, а
он только ручкой поведет, контрактик какой-нибудь подпишет, — смотришь,
ему сотни тысяч в карман валятся!..
Все ведь, брат, это брехачи: «Господа судьи, господа присяжные, внемлите голосу вашей совести!» А сам в это время думает: приведет ли мне господь содрать с моего клиента побольше да повернее; а те тоже — шельма-народец: как
ему выиграл процесс, так
он, словно из лука стрела, от тебя стрекнет; другого с собаками потом
не отыщешь.
Куницын. Отчего
не способен?.. Непременно сделаю. Нынче, брат, только тем людям и житье, которые любят лазить в чужие карманы и
не пускать никого в свой… Тут, смотришь, мошенник, там плут, в третьем месте каналья, а живя посреди роз, невольно примешь
их аромат. Женитьбы я себе
не вытанцую, заберусь куда-нибудь казначеем в банк, стибрю миллион и удеру в Америку, — ищи меня там!
Лакей(недовольным голосом). Мне что-с?
Они не ко мне приехали, а к вам… (Поворачивается и хочет уходить.)
Мирович(один). Я убежден, что господин Бургмейер подкупил моего лакея, потому что этот дурак почти за шиворот меня всякий раз хватает, чтоб я принимал
его скорее; тут даже эти господа
не могут без денег ступить!.. Куницын совершенно справедливо говорит, что
их хорошенько надобно пробрать, чтоб
они поняли наконец, что нельзя же мною злоупотреблять до бесконечности!.. (Становится около одного из своих кресел и гордо опирается рукой на
его спинку.)
Мирович. Нет-с, тут
не один деревянный гвоздь, а
их сотни, и
они выкрашены черною краской, чтоб издали казались железными.
(Продолжая на
него по-прежнему насмешливо смотреть и как бы толкуя
ему.) В статье этой прямо сказано, что даже в казне, при сдаче одним начальником дистанции другому лицу, на толщину щебенного слоя обращать внимание запрещено-с, потому что щебень-с
не мука!.. Из
него теста
не сделаешь, чтоб
он везде ровными слоями ложился!.. В практике случается обыкновенно так, что в одном месте слой этот на полвершка, а в другом и на восемь вершков.
Мирович(возвращая Толоконникову книгу). Статья эта нисколько
не касается нашего случая!.. Это сказано для последующих сдач, а при первоначальном приеме всякий подряд принимается по контракту: в контракте говорится, что щебенной слой должен быть равномерный в четыре вершка,
он и должен быть таким!
Толоконников(отстраняя от себя бумагу). Позвольте-с, позвольте… Прежде всего я просил бы вас
не совать мне в лицо бумаг ваших и
не кричать на меня, — я
не подчиненный ваш и повторяю вам, что тут никаких нет плутней, а что если вы находите
их, то (с ироническою улыбкой), вероятно, сами имеете какие-нибудь побочные причины на то…
Мирович. Да-с, но начальство мое меня на то
не уполномочило… Мне велено подряд принять, если я, по моему убеждению, найду
его выполненным противу всех пунктов контракта; но я
его не нашел таким, а потому
не принимаю, — вот и вся моя роль!
Руфин(как бы начиная уже горячиться). Но я, господин,
не могу тогда сделать этого моего предложения. Время уйдет: пора рабочая придет… народ и материалы, господин, вдвое дороже будут… Я тогда вчетверо, впятеро запрошу с вас… Мои цены, господин, выгодны. Вот мои цены!.. (Подает Мировичу бумагу и почти насильно оставляет ее в руках
его.)
Мирович. Что ж делать, я и заплачу
ему их, если меня присудят к тому. Все это, конечно, вы очень остроумно придумали, но
не приняли в расчет одного: что я вас видал у господина Бургмейера и даже знаю, что вы один из приказчиков
его.