Неточные совпадения
Евгения Николаевна(прищуривая уже свои глаза и снова устремляя их на приятельницу). А эти прогулки на даче вдвоем?.. А эти игранья в табельку по целым вечерам?
Какая страстная картежница вдруг сделалась!.. Это что
же такое?
Клеопатра Сергеевна. Но
каким же образом ты знаешь мое чувство к мужу: любовь ли это, или одно уважение?
Клеопатра Сергеевна(снова с удивлением). С
какой же стати Мировичу было просить тебя? И что за дружба такая между вами вдруг началась?
Клеопатра Сергеевна. То, что кому
же приятно, чтобы его тайну,
какая бы она пустая ни была, знали другие; тайна до тех пор только и тайна, пока ее никто не знает.
Бургмейера это, разумеется, взорвет; он сейчас
же отстранит ее от себя, а я приду и сяду на ее место, — тогда Александр Григорьич и увидит,
как со мной можно сближаться только для шутки!
Евгения Николаевна. Но, друг мой, что
же может быть за причина тому? Вот уж несколько месяцев,
как вы на себя непохожи! Отчего и чему вы можете печалиться? Вы миллионер!.. У вас прекрасная жена, которая вас любит и которую вы любите тоже; наконец, Александр, у тебя,
как сам ты видишь, хорошенькая любовница, которая от тебя ничего не требует и просит только позволить ей любить тебя и быть с ней хоть немножко, немножко откровенным.
Бургмейер(
как бы вспрянув). Да, Жени, я и сам хочу тебе открыться. Я думал было Клеопатре Сергеевне рассказать, но зачем
же еще ее рановременно тревожить? Притвори все двери и посмотри, чтобы кто не подслушал в соседних комнатах.
Бургмейер(весь вспыхивая при этом, нахмуриваясь и отворачиваясь от Евгении Николаевны). Это я видел отчасти; но
какая же польза может проистечь от того?
Бургмейер(продолжая оставаться нахмуренным и с явным раздражением в голосе). Все это прекрасно-с! Но
как же все это осуществить?
Евгения Николаевна.
Какая же разница?.. Неужели вы хотите этим сказать, что для меня все возможно, а жене вашей наоборот?
Клеопатра Сергеевна(усмехнувшись,
как бы больше сама с собой). Странно!.. (После некоторого размышления обращаясь к мужу.) Послушай, я, конечно, не хотела тебе и говорить об этом, потому что считала это пустяками; но теперь, я полагаю, должна тебе сказать: Мирович неравнодушен ко мне и даже намекал мне на это… Я, конечно, сейчас
же умерила его пыл и прочла ему приличное наставление; но неужели
же этот неприем — месть с его стороны?.. Я всегда считала его за человека в высшей степени честного.
Клеопатра Сергеевна(снова с удивлением). То есть
как же это так я стану любезничать с ним?
Бургмейер(пораженный и испуганный словами жены). Но почему
же непременно любовницей?
Каким образом ты вывела это из слов моих?
Клеопатра Сергеевна.
Как же ты ожидал, что я приму их?.. Я денно и нощно молила бога, чтобы он помог мне совладеть с моей страстью, но ты сам меня кидаешь в эту пропасть, так и пеняй на себя!.. Я с удовольствием, даже с восторгом поеду к Мировичу, но только я уж и останусь там, не возвращусь к тебе больше.
Куницын. Что мой цинизм!.. Я, брат, говорю правду…
Как же ты, однако, поступил потом?
Куницын. Любви-то нельзя купить?.. О-хо-хо-хо, мой милый!.. Еще
какую куплю-то!.. Прелесть что такое!.. Пламенеть, гореть… обожать меня будет!.. А слава-то, брат, тоже нынче вся от героев к купцам перешла… Вот на днях этому самому Бургмейеру в акционерном собрании так хлопали, что почище короля всякого; насчет
же талантов… это на фортепьянчиках, что ли, наподобие твое, играть или вон,
как наш общий товарищ, дурак Муромцев, стишки кропать, так мне этого даром не надо!..
Входит Бургмейер и за ним смиренною походкой крадется Симха Рувимыч Руфин, очень молодой еще и весьма красивый из себя еврей. Оба они, издали и молча поклонившись хозяину, становятся в стороне; Толоконников
же, с книгой в руке, подходит прямо к Мировичу и раскланивается с ним несколько на офицерский манер, то есть приподнимая слегка плечи вверх и даже ударяя каблук о каблук,
как бы все еще чувствуя на них шпоры.
Мирович. В моих понятиях вы, вероятно, еще многое найдете странным для вас, точно так
же,
как и я в ваших…
Мирович(подступая к нему).
Какие я побочные причины имею на то? Какие-с?.. Я требую, чтобы вы сейчас
же мне это объяснили, или я вас заставлю раскаяться в том, что вы мне сказали, и научу вас быть осторожнее в ваших выражениях.
Толоконников(с той
же насмешливою, хоть и не совсем искреннею улыбкой обращаясь к Мировичу). Не следует ли вам самим-с прежде поучиться,
как выражаться!.. Я сказал вам единственно потому, что вы сами мне гораздо больше сказали.
Руфин.
Как же, господин, это вас не касается? Это выгода вашего начальства.
Руфин. Но
как же, господин, мне делать? Куда ж мне идти теперь?
Мирович. Все это, конечно, очень жаль; но
как же тут быть?
Наконец, мы сами вот выходим на общественное служение, и я, один из этих деятелей, прямо начинаю с того, что делали и отцы наши, именно с того
же лицеприятия и неправды, лишь несколько из более поэтических причин, и не даю ли я тем права всему отрепью старому со злорадством указать на меня и сказать: «Вот, посмотри, каковы эти наши строгие порицатели,
как они честно и благородно поступают».
Мирович.
Как же я раскаюсь? Ты сама
же хотела остаться у меня безо всякой жертвы с моей стороны, и если я поступил теперь так, то это было делом совершенно свободной воли моей! (Садится за стол, начинает быстро и быстро писать. Написав торопливо и
как бы сам не сознавая того, что делает, звонит.)
Бургмейер. Я ей двадцать раз говорил и толковал, что я хоть и богат, но вовсе не привык, чтобы деньги мои раскидывали по улице или жгли на огне, так от нее,
как от стены горох, мои слова; она все свое продолжает! Сегодня
же объезди все магазины и предуведомь их.
Она сейчас
же их в кармашек и этаким каким-то мрачным голосом говорит мне: «На той неделе муж мой уедет; я выну у него шестьсот тысяч, и мы бежим с тобой!» Точно колом кто меня при этом по голове съездил, и я словно от сна
какого пробудился; тут-то ей ничего не сказал, но прихожу домой и думаю: госпожа эта возьмет у мужа без его ведома и, разумеется, желания шестьсот тысяч, или, говоря откровеннее, просто его обокрадет, и я — ближайший сообщник этого воровства!
Нельзя
же, наверное зная, попускать, чтобы человека обокрали и, кроме того, этой не Варваре Николаевне,
как она тебе сказывалась, а Евгении Николаевне не мешает дать хороший урок, так
как она, по всему видно, негодяйка великая».
Бургмейер. Где
же вы ее продали? Вы,
как сами это хорошо назвали, по чувству справедливости поступили так.
Если я не найду этих паспортов, Евгения непременно запираться будет!.. Не дальше еще,
как третьего дня, жаловалась на мою холодность и уверяла меня в своей любви, а сама в это время яд, быть может, готовила, чтоб умертвить им меня и захватить мои деньги!.. Ништо мне, старому развратнику, ништо!.. Увлекся легкостью победы и красотою наружности, забыв, что под красивыми цветами часто змеи таятся! (Подходя к дверям и с нетерпением крича.) Что
же вы там? Точно бог знает что им сделать надо!
Евгения Николаевна. Нельзя
же молчать, когда взводят такие клеветы!.. Я какой-то злодейкой, героиней французского романа являюсь в ваших словах!.. Кто мог, с
какого повода и для чего навыдумывать на меня пред вами столько — понять не могу! (Отворачивается и старается не смотреть на Бургмейера.)
Евгения Николаевна(тоже выходя из себя). Ах, этого вы мне никак не можете запретить! Никак! Я мало, что вам говорю, но и поеду и скажу еще ее любовнику!.. Пусть и он знает,
как она его любит!.. Если она сама сделала против вас проступок, так не смей, по крайней мере, других чернить в том
же.
Евгения Николаевна. Прекрасно!.. Благородно!.. И для кого
же это я очернила себя? Я, кажется, для вас первого пала! И у вас, бесстыжий человек, достает духу кидать мне этим в лицо!.. (Начинает плакать.) Это, конечно, одна только бедность моя дает вам смелость наносить мне такие оскорбления!..
Как, однако, ни мало имею, но лучше обреку себя на голод и нищету, а уж не стану переносить подобного унижения.
Бургмейер(не расслышавший его и обращаясь к публике). Лгать этой мерзавке так
же легко,
как пить воду, и никакого стыда при этом… В безделице я уличал ее? В покушении на воровство! Если бы даже это неправда была, так она,
как женщина, должна была бы смутиться перед одним ужасом такого обвинения — ничего!! В
какое, господи, время мы живем!..
Самахан(передразнивая его). Тик-дулуре! Тик-дулуре какой-то затвердил! Весь ваш тик-дулуре есть результат того
же малокровия и по форме своей не что иное,
как маскированная лихорадка. Я пропишу против нее вам мышьяку… (Поднимается с своего стула.)
Самахан(насмешливо взглядывая на Бургмейера). А
как же, вы думаете, я должен был бы относиться? Меня тысячи людей требуют в день, и чем
же, при выборе, могу я руководствоваться? Кто мне дороже даст, к тому я и еду.
Бургмейер(со сверкнувшим гневом в глазах). С
какого же повода она могла сказать тебе это?.. Стало быть, ты прежде говорил с ней что-нибудь подобное?
Руфин(покраснев в лице).
Как же я, господин, мог говорить с ней?..
Руфин(сейчас
же оправившийся и совсем
как бы не битый). Господин!.. Но
как же мне сделать то, я не знаю.
Каким же образом дать такому человеку место?
Мирович. То есть
как же?
Как и тогда
же сами по себе жили?
Мирович. Но слезы-то такие о чем
же?.. Из-за таких пустяков!
Как тебе не стыдно, Клеопаша!.. На, выпей лучше воды!.. (Наливает стакан и подает его Клеопатре Сергеевне.)
Мирович. Но
каким же способом, желал бы я знать, ты ему не позволишь?
Мирович. Но
как же мне тебя здесь оставить? Не говоря о разлуке, которой и конца не предвидится, я в этом случае прямо должен буду обречь тебя на бедность.
Клеопатра Сергеевна(
как бы соображая что-то такое). Почему
же на бедность?
Мирович(пожимая плечами). Между теми из них, которые по рождению своему торгуют, может быть, еще найдется несколько порядочных человек, так
как очень возможно, что сила обстоятельств склоняла их к тому; но ведь супруг ваш по личному вкусу избрал себе ремесло это! Душой, так сказать, стремился плутовать и паразитствовать, и если ты его предпочитаешь мне, чем
же я, после того, явлюсь в глазах твоих? Дрянью, которой уж имени нет, и ты не только что разлюбить, но презирать меня должна!
Ergo [Следовательно (лат.).]:
как только я получу эти деньги, немедля
же отправлю к господину Бургмейеру его две тысячи целковых и напишу ему: «Merci, я бабьим мясом не торгую!» — и ты тогда, выходит, мне уж должен будешь.
Мирович(смеясь ему в лицо).
Какой, однако, у вас непонятливый управляющий! Зачем
же вы держите его?
Мирович(делая сначала движение
как бы идти за ними, но тотчас
же и останавливаясь). Зачем? Для чего? Роман
как следует прошел уже по всем своим темпам: было сначала сильное увлечение… Любовь!.. Но натянутые струны поослабли и перестали издавать чарующие звуки, а тут еще почти неотразимые удары извне, и разлука неизбежна!
Куницын. Нет, братец, нет,
как хочешь, ты тут во всем виноват!..
Каким же образом женщину, привыкшую к довольству, держать в этакой конуре и кормить протухлой колбасой и картофелем! Это
какая хочешь уйдет — не выдержит. Я тебе всегда говорил, что деньги нынче все значат! Ну, если их нет, а они надобны, так украдь их, черт возьми! Поверь, что на деле моя философия всегда твоей верней будет!