Неточные совпадения
Марья Васильевна обмерла от страха. Слова племянника
были слишком дерзки, потому что барон именно и оказывал Михайле Борисовичу некоторые услуги по поводу одной его старческой и, разумеется, чисто физической привязанности на стороне: он эту привязанность сопровождал в театр, на гулянье, и вообще даже несколько надзирал за ней. Старушка все это очень хорошо знала и от всей
души прощала мужу и барону.
Зала, гостиная и кабинет
были полны редкостями и драгоценностями; все это досталось князю от деда и от отца, но сам он весьма мало обращал внимания на все эти сокровища искусств: не древний и не художественный мир волновал его
душу и сердце, а, напротив того, мир современный и социальный!
— Да как же, помилуйте! — воскликнул Елпидифор Мартыныч. — Из земли взят, говорят, землей и
будешь. А душа-то куда девается? Ее-то надобно девать куда-нибудь.
Елена все это время полулежала в гостиной на диване: у нее страшно болела голова и на
душе было очень скверно. Несмотря на гнев свой против князя, она начинала невыносимо желать увидеть его поскорей, но как это сделать: написать ему письмо и звать его, чтобы он пришел к ней, это прямо значило унизить свое самолюбие, и, кроме того, куда адресовать письмо? В дом к князю Елена не решалась, так как письмо ее могло попасться в руки княгини; надписать его в Роше-де-Канкаль, — но придет ли еще туда князь?
Невольное чувство совести говорило в нем, что эти сильные и гневные звуки
были вызваны из кроткой
души княгини им и его поведением; наконец, он вошел, княгиня сейчас же перестала играть.
Княгиня тоже молчала. Перебирая в
душе своей все ощущения, она спрашивала себя мысленно, нравится ли ей хоть сколько-нибудь барон, и должна
была сознаться, что очень мало; но, как бы то ни
было, она все-таки решилась продолжать с ним кокетничать.
— Что ж, мне из-за этого и
душить в себе чувство
было? — спрашивала его Елена.
— Ах, боже мой,
душить чувство! — воскликнул Миклаков. — Никогда чувство вдруг не приходит, а всегда оно
есть результат накопленных, одного и того же рода, впечатлений; стоит только не позволять на первых порах повторяться этим впечатлениям — и чувства не
будет!
— Как что!.. Очень может сделаться! — возразила Анна Юрьевна и лошадь свою не погнала, по обыкновению, а поехала, явно желая поберечь Елену, самой легкой рысцой: Анна Юрьевна в
душе была очень добрая женщина.
Миклаков между тем ходил взад и вперед по комнате. Выражение лица у него
было тоже какое-то недовольное; видно, что и у него на
душе было скверно, и, когда Елена поуспокоилась несколько, он спросил ее...
Письмом этим княгиня думала успокоить князя; и если заглянуть ему поглубже в
душу, то оно в самом деле успокоило его: князь
был рад, что подозрения его касательно барона почти совершенно рассеялись; но то, что княгиня любила еще до сих пор самого князя, это его уже смутило.
Прошло недели две. Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова не проговорили между собой о том, что я описал в предыдущей главе: князь делал вид, что как будто бы он и не получал от жены никакого письма, а княгиня — что к ней вовсе и не приходил Миклаков с своим объяснением; но на
душе, разумеется, у каждого из них лежало все это тяжелым гнетом, так что им неловко
было даже на долгое время оставаться друг с другом, и они каждый раз спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.
— Да там с мужиками по размежеванию земель; я их всех на выкуп отпустила, у меня очень большое имение, тысяч двадцать
душ по-прежнему
было!..
Последний разговор его с Еленой не то что
был для него какой-нибудь неожиданностью, — он и прежде еще того хорошо знал, что Елена таким образом думает, наконец, сам почти так же думал, — но все-таки мнения ее как-то выворачивали у него всю
душу, и при этом ему невольно представлялась княгиня, как совершенная противуположность Елене: та обыкновенно каждую неделю писала родителям длиннейшие и почтительные письма и каждое почти воскресенье одевалась в одно из лучших платьев своих и ехала в церковь слушать проповедь; все это, пожалуй,
было ему немножко смешно видеть, но вместе с тем и отрадно.
Между тем рассказ его о Миклакове перевернул в голове княгини совершенно понятие о сем последнем; она все после обеда продумала, что какую прекрасную
душу он должен иметь, если способен
был влюбиться до такой степени, и когда, наконец, вечером Миклаков пришел, она встретила его очень дружественно и, по свойственной женщинам наблюдательности, сейчас же заметила, что он одет
был почти франтом.
С вашей стороны прошу
быть совершенно откровенною, и если вам не благоугодно
будет дать благоприятный на мое письмо ответ, за получением которого не премину я сам прийти, то вы просто велите вашим лакеям прогнать меня: „не смей-де, этакая демократическая шваль, питать такие чувства к нам, белокостным!“ Все же сие
будет легче для меня, чем сидеть веки-веченские в холодном и почтительном положении перед вами, тогда как
душа требует пасть перед вами ниц и молить вас хоть о маленькой взаимности».
— Знаю, что не такой человек по
душе своей; но ведь в животе и смерти бог волен: сегодня жив, а завтра нет, — что тогда со всеми нами
будет?
Письмо это, как и надобно
было ожидать, очень встревожило княгиню, тем более, что она считала себя уже несколько виновною против мужа, так как сознавала в
душе, что любит Миклакова, хоть отношения их никак не дошли дальше того, что успела подсмотреть в щелочку г-жа Петицкая.
Николя Оглоблин, самодовольно сознававший в
душе, что это он вытурил княгиню за границу, и очень этим довольный, вздумал
было, по своей неудержимой болтливости, рассказывать, что княгиня сама уехала с обожателем своим за границу; но ему никто не верил, и некоторые дамы, обидевшись за княгиню, прямо объяснили Николя, что его после этого в дом принимать нельзя, если он позволяет себе так клеветать на подобную безукоризненную женщину.
— Я — поляк, а потому прежде ж всего сын моей родины! — начал он, как бы взвешивая каждое свое слово. — Но всякий ж человек, как бы он ни желал
душою идти по всем новым путям, всюду не
поспеет. Вот отчего, как я вам говорил, в Европе все это разделилось на некоторые группы, на несколько специальностей, и я ж, если позволите мне так назвать себя, принадлежу к группе именуемых восстановителей народа своего.
Князь же, в свою очередь, кажется, главною целию и имел, приглашая Анну Юрьевну, сблизить ее с Жуквичем, который, как он подозревал, не прочь
будет занять место барона: этим самым князь рассчитывал показать Елене, какого сорта
был человек Жуквич; а вместе с тем он надеялся образумить и спасти этим барона, который
был когда-то друг его и потому настоящим своим положением возмущал князя до глубины
души.
«В таком случае он сумасшедший и невыносимый по характеру человек!» — почти воскликнула сама с собой Елена, сознавая в
душе, что она в помыслах даже ничем не виновата перед князем, но в то же время приносить в жертву его капризам все свои симпатии и антипатии к другим людям Елена никак не хотела, а потому решилась, сколько бы ни противодействовал этому князь, что бы он ни выделывал, сблизиться с Жуквичем, подружиться даже с ним и содействовать его планам, которые он тут
будет иметь, а что Жуквич, хоть и сосланный, не станет сидеть сложа руки, в этом Елена почти не сомневалась, зная по слухам, какого несокрушимого закала польские патриоты.
Школа все это во мне еще больше поддержала; тут я узнала, между прочим, разные социалистические надежды и чаяния и, конечно, всей
душой устремилась к ним, как к единственному просвету; но когда вышла из школы, я в жизни намека даже не стала замечать к осуществлению чего-нибудь подобного; старый порядок, я видела, стоит очень прочно и очень твердо, а бойцы, бравшиеся разбивать его,
были такие слабые, малочисленные, так что я начинала приходить в отчаяние.
Елена очень хорошо понимала, что при той цели жизни, которую она в настоящее время избрала для себя, и при том идеале, к которому положила стремиться, ей не
было никакой возможности опять сблизиться с князем, потому что, если б он даже не стал мешать ей действовать, то все-таки один его сомневающийся и несколько подсмеивающийся вид стал бы отравлять все ее планы и надежды, а вместе с тем Елена ясно видела, что она воспламенила к себе страстью два новые сердца: сердце m-r Николя, над чем она, разумеется, смеялась в
душе, и сердце m-r Жуквича, который день ото дня начинал ей показывать все более и более преданности и почти какого-то благоговения.
Потом, когда ей принесли опись вещам, оставшимся после матери, она просила все эти вещи отдать горничной Марфуше, сознавая в
душе, что та гораздо более ее
была достойна этого наследства.
Елена как бы мгновенно воскресла духом и, вспомнив, что она мать, с величием и твердостью выкинула из
души всякое раскаяние, всякое даже воспоминание о том, что
было, и дала себе слово трудиться и работать, чтобы вскормить и воспитать ребенка.
Кроме того, г-жа Петицкая
была очень капризна по характеру и страшно самолюбива, а между тем, по своему зависимому положению, она должна
была на каждом шагу в себе это сдерживать и
душить.
—
Был…
был влюблен, когда она
была еще девушкой, потом это чувство снова возродилось во мне при встрече с ней здесь: но она как в тот, так и в другой раз отвергла всякие мои искания, — что же мне оставалось делать после того! Я бросился очертя голову в эту несчастную мою женитьбу, и затем, вы сами видели, едва только я освободился от этой ферулы, как снова всею
душой стал принадлежать княгине.
Надобно
было иметь не весьма много наблюдательности, чтобы подметить, какие глубокие страдания прошли по моложавому лицу Елены: Миклакову сделалось до
души жаль ее.