Неточные совпадения
Князь, ехав в своей покойной карете, заметно был под влиянием не совсем веселых мыслей: более месяца он не видался с
женою, но предстоящее свидание вовсе, кажется, не занимало и не интересовало его; а между
тем князь женился по страсти.
Вслед за
тем князь с своей молодой
женой уехал в деревню и хлопотал единственно о
том, чтобы взять с собой превосходнейшую рояль.
Князь несколько лет уже выражал заметное неудовольствие, когда
жена хоть сколько-нибудь ярко выражала свою нежность к нему. Сначала ее очень огорчало это, и она даже плакала потихоньку о
том, но потом привыкла к
тому. На этот раз князь тоже совершенно механически отвечал на поцелуй
жены и опешил пройти в свой кабинет, где быстро и очень внимательно осмотрел весь свой письменный стол. Княгиня, хоть и не совсем поспешными шагами, но вошла за ним в кабинет.
С ним произошел такого рода случай: он уехал из дому с невыносимой жалостью к
жене. «Я отнял у этой женщины все, все и не дал ей взамен ничего, даже двух часов в день ее рождения!» — говорил он сам себе. С этим чувством пришел он в Роше-де-Канкаль, куда каждодневно приходила из училища и Елена и где обыкновенно они обедали и оставались затем целый день. По своей подвижной натуре князь не удержался и рассказал Елене свою сцену с
женой.
Та выслушала его весьма внимательно.
— А
тем, что… ну, решился провести этот день с
женой. И скажи прямо, серьезно, как вон русские самодуры говорят: «Хочу, мол, так и сделаю, а ты моему нраву не препятствуй!». Досадно бы, конечно, было, но я бы покорилась; а
то приехал, сначала хитрить стал, а потом, когда отпустили, так обрадовался, как школьник, и убежал.
— А потому, — отвечала Елена, — что
жена ваша и без
того, вероятно, думает, что я разоряю вас…
— К счастию, как и вы, вероятно, согласитесь, — разъяснял князь, — из княгини вышла женщина превосходная; я признаю в ней самые высокие нравственные качества; ее счастие, ее спокойствие, ее здоровье дороже для меня собственного; но в
то же время, как
жену, как женщину, я не люблю ее больше…
Вы вообразите себе какого-нибудь верного, по долгу, супруга, которому вдруг
жена его разонравилась, ну, положим, хоть
тем, что растолстела очень, и он все-таки идет к ней, целует ее ножку, ручку, а самого его в это время претит, тошнит; согласитесь, что подобное зрелище безнравственно даже!..
Он уже давно узнал Елену, возвращавшуюся из Москвы. О
том, что Жиглинские будут в Останкине жить и даже переехали с ними в один день, князь до сих пор еще не говорил
жене.
День был превосходнейший. Барон решительно наслаждался и природой, и самим собой, и быстрой ездой в прекрасном экипаже; но князь, напротив, вследствие утреннего разговора с
женой, был в каком-то раздраженно-насмешливом расположении духа. Когда они, наконец, приехали в Москву, в Кремль,
то барон всеми редкостями кремлевскими начал восхищаться довольно странно.
— Но меня
жена ваша, может быть, не велит принять, или, еще хуже
того, приняв, попросит уйти назад! — возразила ему Елена.
—
Тем, что мы горничной, я думаю, не желаем в доме иметь с такими милыми качествами, а вы хотите, чтобы у вас
жена была такая.
— Очень просто это, — отвечал князь. — Отношения мои к
жене теперь до
того извратились, исказились, осложнились!..
Прошло недели две. Князь и княгиня, каждодневно встречаясь, ни слова не проговорили между собой о
том, что я описал в предыдущей главе: князь делал вид, что как будто бы он и не получал от
жены никакого письма, а княгиня — что к ней вовсе и не приходил Миклаков с своим объяснением; но на душе, разумеется, у каждого из них лежало все это тяжелым гнетом, так что им неловко было даже на долгое время оставаться друг с другом, и они каждый раз спешили как можно поскорей разойтись по своим отдельным флигелям.
Князь последнее время видался с
женой только во время обеда, и когда они на этот раз сошлись и сели за стол,
то княгиня и ему тоже объявила...
Положим даже, что княгиня сама первая выразила ему свое внимание; но ему сейчас же следовало устранить себя от этого, потому что князь ввел его в свой дом, как друга, и он не должен был позволять себе быть развратителем его
жены,
тем более, что какого-нибудь особенно сильного увлечения со стороны Миклакова князь никак не предполагал.
Словом, рассудок очень ясно говорил в князе, что для спокойствия всех близких и дорогих ему людей, для спокойствия собственного и, наконец, по чувству справедливости он должен был на любовь
жены к другому взглянуть равнодушно; но в
то же время, как и в истории с бароном Мингером, чувствовал, что у него при одной мысли об этом целое море злобы поднимается к сердцу.
— Ах, нет, уж извините!.. За советом этим вам лучше обратиться к какому-нибудь вашему адвокату! — воскликнула Елена. —
Тот научит вас, куда и в какой суд подать вам на вашу
жену жалобу: законы, вероятно, есть против этого строгие; ее посадят, конечно, за
то в тюрьму, разведут вас.
— Я вовсе не хочу
жены моей сажать в тюрьму! — возразил князь. — И если бы желал чего, так это единственно, чтобы не видеть
того, что мне тяжело видеть и чему я не желаю быть свидетелем.
— В таком случае прогоните вашу
жену от себя, или еще лучше
того — отправьте ее за границу!.. Это многим может показаться даже очень великодушным с вашей стороны.
— Ах, нет, нет, виновата! — опять воскликнула Елена. — Я ошиблась;
жену вашу, потому, разумеется, только, что она
жена ваша, вы слишком высоко ставите и не позволите себе сделать это против нее; но любовница же, как я, например,
то другое дело.
Говорит, что не любит
жену, и действительно, кажется, мало любит ее; говорит, наконец, что очень даже рад будет, если она полюбит другого, и вместе с
тем каждый раз каким-то тигром бешеным делается, когда княгиня начинает с кем-нибудь даже только кокетничать.
Князь это видел, страшно мучился этим и нарочно даже сел на очень отдаленное кресло от
жены. Прошло между ними несколько времени какого-то тяжелого и мрачного молчания. Вдруг
тот же лакей, который приходил звать княгиню к князю, вошел и объявил, что приехал Миклаков. Княгиня при этом вздрогнула. Князя, тоже вначале, по-видимому, покоробило несколько. Княгиня, поспешно утирая слезы, обратилась к лакею...
— Что ж, вы проводите ее или нет? — спросил его
тот, снова указывая глазами на
жену.
— Оправдываться, в этом случае я не хочу, да нахожу и бесполезным, а все-таки должен вам сказать, что хоть вы и думаете всеми теперешними вашими поступками разыграть роль великодушного жорж-зандовского супруга Жака [Жак — герой одноименного романа Жорж Санд (1804—1876), написанного в 1834 году.], но вы забываете тут одно, что Жак был виноват перед
женой своей только
тем, что был старше ее, и по одному этому он простил ее привязанность к другому; мало
того, снова принял ее, когда этот другой бросил ее.
В положение его вы никак не можете стать, потому что, прежде всего, сами увлеклись другой женщиной, погубили
ту совершенно и вместе с
тем отринули от себя
жену вашу!..
— Елизавета Петровна-с! — отвечал Елпидифор Мартыныч. — Она идти хочет к вам с объяснением: «Дочь, говорит, теперь на глазах всей Москвы живет у него в доме, как
жена его, а между
тем, говорит, он никого из нас ничем не обеспечил».
— Да нет ж, знаю я наверное
то: он ждет к себе
жену свою! — воскликнул и Жуквич на это.
—
Жену ожидает! — повторил Жуквич. — С Миклаковым княгиня разошлась; писала ж после
того мужу и теперь сбирается скоро приехать к нему совсем на житье.
— Я почти ожидала этого заранее… — проговорила Елена как бы спокойно. — Князь всегда очень любил
жену свою, и почему думал, что разлюбил ее, удивляться
тому надо!.. Они совершенная ровня и пара!
— С
тем, чтоб и к вам
жена ваша приехала и выгнала меня?..
Феодосий Иваныч сейчас послал казенного курьера сказать о
том Николя;
тот немедля приехал к отцу, стал перед ним на колени и начал было у него испрашивать прощения себе и
жене.
И Феодосий Иваныч, вероятно, повлиял ему известным способом, потому что, когда на другой день Николя приехал к отцу и, став на колени, начал его снова просить за
жену,
то старик, хоть и с презрительною несколько миной, но сказал ему: «Ну, пусть себе приезжает!» И Елена приехала.
Когда барон приехал в первый раз к князю,
тот принял его довольно сухо; но барон, однако, отнесся к нему так симпатично, с таким дружеским участием, с такими добрыми и ласкающими манерами, что князь невольно смягчился, и когда барон уехал, он переговорил по этому поводу с
женою.