«Я, мой дорогой Грегуар, без вины виновата перед вами, но, клянусь богом, эту вину заставила меня
сделать любовь же моя к вам, которая нисколько не уменьшилась в душе моей с того дня, как я отдала вам мое сердце и руку.
Неточные совпадения
Все это, впрочем, разрешилось тем, что князь, кончив курс и будучи полным распорядителем самого себя и своего громадного состояния, — так как отец и мать его уже умерли, — на другой же день по выходе из лицея отправился к добрейшей тетке своей Марье Васильевне, стал перед ней на колени, признался ей в
любви своей к Элизе и умолял ее немедля ехать и
сделать от него предложение.
— А мне казалось, — воскликнула она, — что тут есть маленькая
любовь… Ты знаешь, что из учительниц я
делаю ее начальницей?
Приглашая так быстро и радушно барона приехать к ним, князь
делал это отчасти и с эгоистическою целью: он был в таком страстном фазисе
любви своей, у него так много по этому поводу накопилось мыслей, чувств, что он жаждал и задыхался от желания хоть с кем-нибудь всем этим поделиться.
Оскорбленная
любовь и ревность
сделали из нее даже искусную допросчицу.
— А так, — прославьтесь на каком-нибудь поприще: ученом, что ли, служебном, литературном, что и я, грешный, хотел
сделать после своей несчастной
любви, но чего, конечно, не
сделал: пусть княгиня, слыша о вашей славе, мучится, страдает, что какого человека она разлюбила и не сумела сберечь его для себя: это месть еще человеческая; но ведь ваша братья мужья обыкновенно в этих случаях вызывают своих соперников на дуэль, чтобы убить их, то есть как-то физически стараются их уничтожить!
— Значит, только и
делаете, что оплакиваете утраченную
любовь вашего недостойного супруга?
Барон
сделал гримасу: ему очень не хотелось ехать к Григоровым, так как он предполагал, что они, вероятно, уже знали или, по крайней мере, подозревали об его отношениях к Анне Юрьевне, а потому он должен был казаться им весьма некрасивым в нравственном отношении, особенно княгине, которую барон так еще недавно уверял в своей неизменной
любви; а с другой стороны, не угодить и Анне Юрьевне он считал как-то неудобным.
Николя, по преимуществу, доволен был тем, что молодая и недурная собой женщина заговорила с ним о
любви; дамам его круга он до того казался гадок, что те обыкновенно намеку себе не позволяли ему
сделать на это; но г-жа Петицкая в этом случае, видно, была менее их брезглива.
Но Миклаков очень хорошо знал, что на словах он не в состоянии будет
сделать никогда никакой декларации уж по одному тому, что всякий человек, объясняющийся в
любви, до того ему казался смешным и ничтожным, что он скорее бы умер, чем сам стал в подобное положение.
— Хоть тебе и тяжело оказать помощь полякам, что я отчасти понимаю, — начала она, — но ты должен пересилить себя и
сделать это для меня, из
любви своей ко мне, и я в этом случае прямо ставлю испытание твоему чувству ко мне: признаешь ты в нем силу и влияние над собой — я буду верить ему; а нет — так ты и не говори мне больше о нем.
— Даже из
любви к тебе не могу этого
сделать! — отвечал князь.
Наконец, когда я сказала ему, что, положим, по его личным чувствам, ему тяжело оказать помощь полякам, но все-таки он должен переломить себя и
сделать это чисто из
любви ко мне, — так он засмеялся мне в лицо.
— А потому заезжайте к ней, хоть завтра, что ли, и скажите ей, что я не сужу нисколько ее поступков; но за всю мою
любовь к ней я прошу у ней одной милости — отдать мне ребенка нашего. Я даю ей клятву, что
сделаю его счастливым: я ему дам самое серьезное, самое тщательное воспитание. Княгиня, как вы знаете, очень добра и вполне заменит ему мать; наконец, мы
сделаем его наследником всего нашего состояния!
Неточные совпадения
Хлестаков (удерживая ее).Простите, сударыня: я это
сделал от
любви, точно от
любви.
Он не верит и в мою
любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая женщина, — это он знает и знает, что я не в силах буду
сделать этого».
Она была, как меньшая, любимица отца, и ей казалось, что
любовь его к ней
делала его проницательным.
— Не говори этого, Долли. Я ничего не
сделала и не могла
сделать. Я часто удивляюсь, зачем люди сговорились портить меня. Что я
сделала и что могла
сделать? У тебя в сердце нашлось столько
любви, чтобы простить…
— А, и вы тут, — сказала она, увидав его. — Ну, что ваша бедная сестра? Вы не смотрите на меня так, — прибавила она. — С тех пор как все набросились на нее, все те, которые хуже ее во сто тысяч раз, я нахожу, что она
сделала прекрасно. Я не могу простить Вронскому, что он не дал мне знать, когда она была в Петербурге. Я бы поехала к ней и с ней повсюду. Пожалуйста, передайте ей от меня мою
любовь. Ну, расскажите же мне про нее.