Неточные совпадения
На другой день после этого объяснения,
барон написал к князю Григорову письмо, в котором, между прочим, излагал, что, потеряв так много в жизни со смертью своего благодетеля, он
хочет отдохнуть душой в Москве, а поэтому спрашивает у князя еще раз позволения приехать к ним погостить.
— И сам не знаю! — отвечал князь; о причинах, побудивших его разлюбить жену, он не
хотел открывать
барону, опасаясь этим скомпрометировать некоторым образом княгиню.
— Совершенно такие существуют! — отвечал князь, нахмуривая брови: ему было уже и досадно, зачем он открыл свою тайну
барону, тем более, что, начиная разговор, князь, по преимуществу,
хотел передать другу своему об Елене, о своих чувствах к ней, а вышло так, что они все говорили о княгине.
— А
барон, напротив, стремится к замоскворецкому купечеству: партию
хочет себе составить посреди их! — заметил князь.
— Партию вы
хотите между купчих составить? — спросила княгиня
барона как бы несколько укоризненным голосом.
— То есть интересно,
хотел я сказать, — поправился
барон и перед царь-пушкой постарался уже выразиться точнее.
— Гораздо меньше! — воскликнул
барон и в самом деле
хотел было сесть, но чиновник не пустил его.
В Троицком трактире
барон был поставлен другом своим почти в опасное для жизни положение: прежде всего была спрошена ботвинья со льдом;
барон страшно жаждал этого блюда и боялся; однако, начал его есть и с каждым куском ощущал блаженство и страх; потом князь
хотел закатить ему двухдневалых щей, но те
барон попробовал и решительно не мог есть.
— Да, не согласен, — отвечал
барон,
хотя, в сущности, он решительно не знал, с чем он, собственно, тут не согласен.
— А знаете ли вы, — продолжал
барон, — что наши, так называемые нравственные женщины, разлюбя мужа, продолжают еще любить их по-брачному: это явление, как
хотите, безнравственное и представляет безобразнейшую картину; этого никакие дикие племена, никакие животные не позволяют себе! Те обыкновенно любят тогда только, когда чувствуют влечение к тому.
— Совершенно разлюбляют, только не
хотят самим себе даже признаться в том! — говорил
барон.
— Атмосфера в обществе с хорошенькой и милой женщиной, — отвечала Анна Юрьевна. Она сама отчасти замечала, а частью слышала от прислуги своей, что
барон ухаживает за княгиней, и что та сама тоже неравнодушна к нему, а потому она
хотела порасспросить несколько
барона об этом.
Часу в четвертом
барон, наконец, встал и
хотел было отправиться в Останкино.
— Позвольте мне, хоть, может быть, это и не совсем принято, предложить вам себя, — начал
барон, несколько запинаясь и конфузясь. — Я службой и петербургским климатом очень расстроил мое здоровье, а потому
хочу год или два отдохнуть и прожить даже в Москве; но, привыкнув к деятельной жизни, очень рад буду чем-нибудь занять себя и немножко ажитировать.
— Ни за что на свете, ни за что! Чтобы связать себя с кем-нибудь — никогда!.. — воскликнула Анна Юрьевна и таким решительным голосом, что
барон сразу понял, что она в самом деле искренно не желает ни за кого выйти замуж, но чтобы она не
хотела вступить с ним в какие-либо другие, не столь прочные отношения, — это было для него еще под сомнением.
— Voila pour vous!.. [Вот вам! (франц.).] — вскрикнула Анна Юрьевна и, сломив ветку,
хотела ударить ею
барона, но тот побежал от нее, Анна Юрьевна тоже побежала за ним и, едва догнав, ударила его по спине, а затем сама опустилась от усталости на дерновую скамейку: от беганья она раскраснелась и была далеко не привлекательна собой.
Барон, взглянув на нее, заметил это, но счел более благоразумным не давать развиваться в себе этому чувству.
Признаться мужу в своих чувствах к Миклакову и в том, что между ними происходило, княгиня все-таки боялась; но, с другой стороны, запереться во всем — у ней не хватало духу; да она и не
хотела на этот раз, припоминая, как князь некогда отвечал на ее письмо по поводу
барона, а потому княгиня избрала нечто среднее.
— Мы хоть здесь с ней простимся! — говорила она, с усилием поднимаясь на лестницу и слегка при этом поддерживаемая
бароном под руку. — Я вчера к ней заезжала, сказали: «дома нет», а я непременно
хочу с ней проститься!
Анна Юрьевна последнее время как будто бы утратила даже привычку хорошо одеваться и
хотя сколько-нибудь себя подтягивать, так что в тот день, когда у князя Григорова должен был обедать Жуквич, она сидела в своем будуаре в совершенно распущенной блузе; слегка подпудренные волосы ее были не причесаны, лицо не подбелено.
Барон был тут же и, помещаясь на одном из кресел, держал голову свою наклоненною вниз и внимательным образом рассматривал свои красивые ногти.
— Без всякого сомнения!.. Там люди живут человеческой жизнью, а здесь, я не знаю, — жизнью каких-то… — «свиней», вероятно,
хотел добавить
барон, но удержался.
— Ну, что за пустяки, — произнесла Анна Юрьевна,
хотя в душе почти сознавала справедливость слов
барона. — Но как же помочь тому? — прибавила она.
Из посторонних у нее бывал только Елпидифор Мартыныч, наблюдавший за ее здоровьем, и
барон, который ей необходим был тем, что устраивал ее дела по наследству от мужа, в чем княгиня, разумеется, ничего не понимала да и заботиться об этом много не
хотела, потому что сама думала скоро пойти вслед за князем.
— В то же время, — продолжал
барон, пожимая плечами, — снова рискнуть и снова надеяться услышать отказ, как
хотите, становится даже несколько щекотливо для моего самолюбия!
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не
хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем
барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
— Ну, в Художественный, сегодня «Дно»? Тоже не
хочешь? А мне нравится эта наивнейшая штука.
Барон там очень намекающий: рядился-рядился, а ни к чему не пригодился. Ну, я пошел.
Появление Обломова в доме не возбудило никаких вопросов, никакого особенного внимания ни в тетке, ни в
бароне, ни даже в Штольце. Последний
хотел познакомить своего приятеля в таком доме, где все было немного чопорно, где не только не предложат соснуть после обеда, но где даже неудобно класть ногу на ногу, где надо быть свежеодетым, помнить, о чем говоришь, — словом, нельзя ни задремать, ни опуститься, и где постоянно шел живой, современный разговор.
— Понимаю, слышал. Вы даже не просите извинения, а продолжаете лишь настаивать, что «готовы отвечать чем и как угодно». Но это слишком будет дешево. А потому я уже теперь нахожу себя вправе, в видах оборота, который вы упорно
хотите придать объяснению, высказать вам с своей стороны все уже без стеснения, то есть: я пришел к заключению, что
барону Бьорингу никаким образом нельзя иметь с вами дела… на равных основаниях.
Версилов был бледен, но говорил сдержанно и цедя слова,
барон же возвышал голос и видимо наклонен был к порывистым жестам, сдерживался через силу, но смотрел строго, высокомерно и даже презрительно,
хотя и не без некоторого удивления.