Неточные совпадения
Аполлинария Панфиловна.
Как, чай, не думать!
Разве вы богатству не рады будете?
Вера Филипповна. Я и не оправдываюсь; я не святая. Да и много ли у нас, в купечестве, девушек по любви-то выходят? Всё больше по расчету, да еще не по своему, а по родительскому. Родители подумают, разочтут и выдадут, вот и все тут. Маменька все сокрушалась,
как ей быть со мной при нашей бедности; разумеется,
как посватался Потап Потапыч, она обеими руками перекрестилась.
Разве я могла не послушаться маменьки, не утешить ее!
Каркунов. А вот
как: ни жене, ни племяннику ничего, так
разве малость
какую. На них надежда плоха, они не умолят. Все на бедных, неимущих, чтобы молились. Вот и распиши! Ты порядок-то знаешь: туда столько, в другое место столько, чтобы вечное поминовение, на вечные времена… на вечные. А вот тебе записочка, что у меня есть наличными и прочим имуществом. (Достает из кармана бумажку и подает Халымову.)
Константин. Да
разве я говорю тебе, что оно хорошее? И я так считаю, что оно подлое. Только я за него деньги плачу. Разбирай,
как знаешь! Пять тысяч, да на голодные-то зубы, да тому, кто их никогда у себя не видывал… тоже приятность имеют.
Которая
разве уж сама себя не понимает, что она такое, ну, по глупости, и рада, а то
как это равному человеку свою руку давать целовать.
Вера Филипповна. Кто из них лжет: он или она? Да что мне, в самом деле…
как хотят; мне за них не отвечать. Только вот уж разговаривать-то не надо.
Разве пойти в собор… да нет,
какая уж молитва.
Даже, бывало, в праздничные дни, дни всеобщего жалованья и угощения хлебом-солью, гречишными пирогами и зеленым вином, по старинному русскому обычаю, — даже и в эти дни Степушка не являлся к выставленным столам и бочкам, не кланялся, не подходил к барской руке, не выпивал духом стакана под господским взглядом и за господское здоровье, стакана, наполненного жирною рукою приказчика;
разве какая добрая душа, проходя мимо, уделит бедняге недоеденный кусок пирога.
И до того ли было! Взять хоть полк. Ведь это был 1871 год, а в полку не то что солдаты, и мы, юнкера, и понятия не имели, что идет франко-прусская война, что в Париже коммуна… Жили своей казарменной жизнью и, кроме
разве как в трактир, да и то редко, никуда не ходили, нигде не бывали, никого не видали, а в трактирах в те времена ни одной газеты не получалось — да и читать их все равно никто бы не стал…
Не отдадим, говорю, тебя, дитятко, за простого человека;
разве какой королевич из чужих земель наедет, да у ворот в трубу затрубит.
Неточные совпадения
Хлестаков. Поросенок ты скверный…
Как же они едят, а я не ем? Отчего же я, черт возьми, не могу так же?
Разве они не такие же проезжающие,
как и я?
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза
разве не темные? самые темные.
Какой вздор говорит!
Как же не темные, когда я и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
Разговаривает все на тонкой деликатности, что
разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит на небе, так вот
как на ладони все видишь.
Бобчинский. А я так думаю, что генерал-то ему и в подметки не станет! а когда генерал, то уж
разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то совет
как прижал? Пойдем расскажем поскорее Аммосу Федоровичу и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!
Правдин. Но
разве дворянину не позволяется взять отставки ни в
каком уже случае?