Неточные совпадения
Силан. Нет! Где! Он спит по обнаковению. Ночь спит, день спит; заспался совсем, уж никакого понятия нету, ни к чему; под носом
у себя
не видит. Спросонков-то, что наяву с ним
было, что во сне видит, все это вместе путает; и разговор станет
у него
не явственный, только мычит; ну, а потом обойдется, ничего.
Силан. Ну да, как же! Испугался! С меня взять нечего. Я свое дело делаю, я всю ночь хожу, опять же собаки… Я хоть к присяге.
Не токма что вор, муха-то
не пролетит, кажется.
У тебя где
были деньги-то?
Вася. Чудеса! Он теперь на даче живет, в роще своей. И чего-чего только
у него нет! Б саду беседок, фонтанов наделал; песельники свои; каждый праздник полковая музыка играет; лодки разные завел и гребцов в бархатные кафтаны нарядил. Сидит все на балконе без сертука, а медали все навешаны, и с утра
пьет шампанское. Круг дому народ толпится, вес на него удивляются. А когда народ в сад велит пустить, поглядеть все диковины, и тогда уж в саду дорожки шампанским поливают. Рай, а
не житье!
А Хлынов его за это даже любит; да и то надо сказать, денег
у Хлынова много, а жить скучно, потому ничего он
не знает, как ему эти деньги истратить, чтоб весело
было.
Параша. Нет,
не весь, много
у нас с тобой разговору
будет. (Уходит).
Параша. Нечего тебе придумывать-то, чего
быть не может.
Не в чем тебе отвечать, сама ты знаешь; только ненависть тебя разжигает. Что, я мешаю тебе, что ли, что на дворе погуляю. Ведь я девушка! Только и отрады
у нас, что летним делом погулять вечерком, подышать на воле. Понимаешь ли ты, на воле, на своей воле, как мне хочется.
Параша. За что ты надо мной тиранствуешь?
У зверя лесного, и
у того чувство
есть. Много ль
у нас воли-то в нашей жизни в девичьей! Много ли времени я сама своя-то? А то ведь я — все чужая, все чужая. Молода — так отцу с матерью работница, а выросла да замуж отдали, так мужнина, мужнина раба беспрекословная. Так отдам ли я тебе эту волюшку, дорогую, короткую. Все, все отнимите
у меня, а воли я
не отдам… На нож пойду за нее!
Силан. Ни один
не уйдет, все тут. Подержите, братцы. Где тут
у меня веревка
была? (Лезет в сапог).
Курослеп о в. Ну вас! Что за суд! Разве он признается? Да хоть и признается, так уж денежки прощай! Где ж это бывает, а
у нас и подавно, чтобы пропащие деньги нашлись! Стало
быть, их и искать нечего, и судить
не об чем.
Градобоев.
Не оставлю.
Буду в оба глядеть, как бы ты
не украл чего.
У кого копейки в кармане нет,
у того, на чужое глядя, руки чешутся, а такие люди близки сердцу моему.
Градобоев. Прикажете! А ты сперва подумай, велика ли ты птица, чтобы мне из-за тебя с хозяином твоим ссориться. Ведь его за ворот
не возьмешь, костылем внушения
не сделаешь, как я вам делаю. Поди-ка заступись я за приказчика, что хозяева-то заговорят! Ни мучки мне
не пришлют, ни лошадкам овсеца: вы, что ль, меня кормить-то
будете? Ну, что,
не прошла ль
у тебя охота судиться-то? А то подожди, подожди, друг любезный!
Аристарх. Ну, видно, тебя
не переспоришь. Что с тобой делать! Да на что мне деньги-то?
У меня свои
есть; а тебе, может, и понадобятся. (Отдает деньги и уходит в арестантскую).
Параша. Ну, что ж: один раз умирать-то. По крайности мне
будет плакать об чем. Настоящее
у меня горе-то
будет, самое святое. А ты подумай, ежели ты
не будешь проситься на стражение и переведут тебя в гарнизон: начнешь ты баловаться… воровать по огородам… что тогда за жизнь моя
будет? Самая последняя. Горем назвать нельзя, а и счастья-то
не бывало, — так, подлость одна. Изомрет тогда мое сердце, на тебя глядя.
Градобоев.
У кого ей спрашиваться? Мачеха
не пустит, ты спишь целый день, а
у нее
есть усердие.
Курослепов. Та когда мне кумом-то
был? Когда
у меня капиталу
не было.
Xлынов. Господа, пожалуйте ко мне откушать, на дачу, покорнейше я вас прошу, щи да кашу кушать! А может, поищем, и стерлядей найдем, — я слышал, что они в садках сидеть соскучились; давно в уху просятся. Винца тоже отыщем, кажется,
у меня завалялась бутылочка где-то; а
не поленятся лакеи, так и в подвал сходят, дюжину-другую шампанского приволокут. Так как вы наше начальство,
будем здоровье ваше
пить, с пушечной пальбой, и народ поставим в саду ура кричать. Милости просим, господа!
Градобоев. Нет, стара штука. Всего вина
у тебя
не выпьешь.
Пейте сами.
Xлынов.
У меня закон, господин полковник: кто
не выпьет, тому на голову лить.
Барин. Нет, шалишь! Я вашего брата видал довольно;
не такие солдаты бывают,
у тебя поджилки
не крепки. В писарях тебе
быть, это так; хохол завивать, волосы помадить, бронзовые цепочки развешивать, чувствительные стихи в тетрадку переписывать, это так; а в солдаты ты
не годишься. А вот сам Хлынов идет, толкуй с ним.
Хлынов. Как ты, братец, мне, на моей собственной даче, смеешь такие слова говорить! Нечто я тебе ровный, что ты мне хочешь деньги отдать. Ты взаймы, что ли, хочешь взять
у меня, по-дружески? Как посмотрю я на тебя, как ты, братец, никакого образования
не имеешь! Ты должен ждать, какая от меня милость
будет; может, я тебе эти деньги прощу, может, я заставлю тебя один раз перекувырнуться, вот и квит. Ты почем мою душу можешь знать, когда я сам ее
не знаю, потому это зависит, в каком я расположении.
Аристарх. Да само собою; нечто я стану зря. Ты слушай, безобразный, что дальше-то
будет! Вот я сейчас поеду и куплю
у него все костюмы. А вечером всех людей нарядим разбойниками; шляпы
у него
есть такие большие, с перьями. Разбойники
у нас
будут не русские, а такие, как на театрах, кто их знает, какие они,
не умею тебе сказать. Чего
не знаю, так
не знаю. И сами нарядимся: я пустынником…
Аристарх. Вот и стой здесь все! Тут
у нас привал
будет. Барин, помещик Хлынов, садитесь на скамейку за сараем: там вас с дороги
не видно
будет. Корзины в сарай несите.
Вот и третий! Да их тут полон лес! Это уж, надо
быть, самый настоящий! И хмель
у меня соскочил. Кричать аль нет! Да чего кричать! Кроме лешего, никто
не откликнется. (Машет рукой на Аристарха). Наше место свято! (Шепчет).
Не действует! Ну, теперь капут.
А уж опосля, что хотите, со мной делайте.
У вас и вино-то, должно, привозное; а
у нас в торговле такой-то, друг любезный, обман живет. (Подносят —
пьет). Так вы
не грабите?
Наркис. Мне житье теперь… Мне житье! Малина! Умирать
не надо. Что только
есть, первый сорт. Хозяин
у меня глупый, — вот послал меня с мужиками рядиться, луга кортомим; а я
не очень чтоб уважаю. А с хозяйкой я в любви и во всяком согласии.
Аристарх. Изволь! Только б охота
была, а вина
у нас вдоволь. (Подзывает человека). Вот они тебе и лошадь помогут вывести. (Человеку). Попотчуй его хорошенько. (Тихо). Потом положи в телегу да проводи до городу. (Наркису). Ступай с ним, обиды
не будет.
Как вы смели трогать-то ее своими грязными лапами! Она, как
есть, голубка; а вы мало чем лучше дьяволов. Вот она, шутка-то! И я-то, дурак, тешить вас взялся! Пора мне знать, что
у вас ни одной шутки без обиды
не обходится. Первое ваше удовольствие — бедных да беззащитных обижать. (Приносят воды, он льет ей несколько капель на голову). Уж эта ли девушка
не обижена, а тут вы еще. Дома ее заели совсем; вырвалась она кой-как...
Силан. То ж.
У мужиков-то ни этой думы, ни сенату
не выстроено, одно строение только и
есть, где мирские дела судят.
Наркис.
Не больно страшно. Ты меня
не пугай! Я нынче и
не такие страсти видел, да
не испугался. Вот тебя бы на этакую страсть, посмотрел бы я, что ты заговорила. Тут на одном такие сапоги
были, что
у тебя от одних от сапог-то душа бы в пятки ушла. А уж какие шляпы! Да всё с перьями. А
у одного мешок на голове, суконный.
Вася. Да уж теперь я строго, потому
не смей он порочить! Я с него за бесчестье… Он меня в солдаты, а я, по его милости, должен
был в кабалу итти. Уж я теперь за все это его дочь могу требовать смело. Мы хоть люди маленькие, а нас тоже марать-то зачем же! Нет, уж теперь дочь подавай. Все знают, что я к ней через забор лазил, в городе-то
не утаишь. Ну, стало
быть, я ей и жених!
У нас такой порядок.
Параша. Отчего ж
не пойти! Только я тебе наперед говорю, — чтоб
у нас брани
не было! Отдавай меня за того, кого я сама полюблю. А уж ты меня
не неволь! А то ежели я выду против воли да с моим сердцем, так добра
не жди.
Параша (отцу).
Не отдашь ты меня за него, так мы убежим да обвенчаемся.
У него ни гроша,
у меня столько же. Это нам
не страшно.
У нас от дела руки
не отвалятся,
будем хоть по базарам гнилыми яблоками торговать, а уж в кабалу ни к кому
не попадем! А дороже-то для меня всего: я верно знаю, что он меня любить
будет. Один день я его видела, а на всю жизнь душу ему поверю.