Неточные совпадения
Отрадина. Ну, уж и бесподобное!.. Нет, вот
я вчера к портнихе за выкройкой для воротничка ходила, так видела платье… вот
то так уж действительно бесподобное. Таисе Ильинишне подвенечное шьют.
Мне нельзя сомневаться в тебе; а
то пытка ведь это, пытка…
Отрадина. Если ты спрашиваешь серьезно, так
я тебе отвечу. Ты не беспокойся: он нужды знать не будет.
Я буду работать день и ночь, чтобы у него было все, все, что ему нужно. Разве
я могу допустить, чтоб он был голоден или не одет? Нет, у него будут и книжки и игрушки, да, игрушки, дорогие игрушки. Чтобы все, что у других детей,
то и у него. Чем же он хуже? Чем он виноват? Ну, а не в силах буду работать, захвораю там, что ли… ну что ж, ну,
я не постыжусь для него…
я буду просить милостыню. (Плачет.)
Отрадина. Она хорошенькая и богатая, не
то, что
я. А была бедная девочка; мы с ней давно знакомы, вместе учиться бегали.
Шелавина. Себе платье шила? Ах ты, бедная!
Я прыгаю, веселюсь, а она вон работает сидит. Как судьба-то несправедлива! Ты лучше
меня в тысячу раз и умнее, а живешь бедно; а
я вот, ни с
того ни с сего, разбогатела.
То есть умею только деньги по магазинам развозить, на это у
меня ума хватает; а как вести счеты да расчеты, да управлять имением,
я аза в глаза не знаю.
Коринкина. Пожалуйста, не заступайтесь. Вы здесь останетесь, конечно? Вот вам полчаса сроку для разговоров с Кручининой, впрочем, и четверти часа довольно. Потом заедете за моими ботинками в магазин и в кондитерскую за конфектами, и в двенадцать часов чтоб у
меня, ни раньше, ни позже! Слышите, в двенадцать часов! Если вы опоздаете хоть пять минут,
то дверь будет заперта для вас.
Дудукин. За
то, что
тот пить отказался.
Я, говорит, ему честь делаю, хочу с ним выпить, а он, какой-то подзаборник, еще смеет отказываться.
Кручинина. На
то я актриса, Нил Стратоныч!
Кручинина. Родных у
меня нет; жила
я скромно, почти не имела знакомства, так и узнать
меня некому. Вчера
я проезжала мимо
того дома, где жила, велела остановиться и подробно осмотрела все: крыльцо, окна, ставни, забор, даже заглядывала в сад. Боже мой! Сколько у
меня в это время разных воспоминаний промелькнуло в голове. У
меня уж слишком сильно воображение и, кажется, в ущерб рассудку.
Кручинина.
Мне ничего не стоит перенестись за семнадцать лет назад; представить себе, что
я сижу в своей квартире, работаю; вдруг
мне стало скучно,
я беру платок, накрываюсь и бегу навестить сына; играю с ним, разговариваю.
Я его так живо представляю себе. Это, должно быть, от
того, что
я не видала его мертвым, не видала в гробу, в могиле.
Это случилось вот как:
мне сказали, что мой сын захворал, в
то самое время, когда
я узнала, что отец его
мне изменяет и потихоньку от
меня женится на другой.
Я и без
того была потрясена, разбита, уничтожена, а тут еще болезнь ребенка.
Я прохворала месяца полтора и едва еще держалась на ногах, когда моя бабушка, единственная моя родственница, и
то дальняя, увезла
меня к себе в деревню.
Дудукин. Да
я и не шучу;
я вам докладываю сущую правду. Не хорошо, Елена Ивановна, думать и сокрушаться о
том, что было семнадцать лет
тому назад; нездорово. Вы много дома сидите, вам нужно развлечение, нужно повеселее жизнь вести. (Взглянув на часы.) Ай, ай, как
я заговорился с вами. (Встает, взглянув на камин.) Однако у вас посетителей-то довольно было!
Незнамов. Вам, может быть, угодно считать свою игру искусством, мы вам
того запретить не можем.
Я откровеннее,
я считаю свою профессию ремеслом, и ремеслом довольно низкого сорта.
Кручинина. Но если
я имею возможность без особенного труда избавить кого бы
то ни было от неприятности, так
я должна это сделать непременно.
Я считаю это не правом, а обязанностью, даже долгом.
Кручинина. Нет, зачем же гнать!
Я и теперь вас не прогоню. И обид, и оскорблений, и всякого горя
я видела в жизни довольно:
мне не привыкать стать.
Мне теперь больно и в
то же время интересно;
я должна узнать нравы и образ мыслей людей, с которыми
меня свела судьба. Говорите, говорите все, что вы чувствуете!
Я выслушала вас терпеливо; в
том, что своей услугой
я сделала вам неприятность,
я извиняюсь перед вами.
Кручинина.
Я не
то хотела сказать.
Кручинина. Разве сестры милосердия, со всей любовью, ухаживают только за
теми, кого можно вылечить? Нет, они еще с большей любовью заботятся и о безнадежных, неизлечимых. Теперь вы, вероятно, согласитесь, что бывают женщины, которые делают добро без всяких расчетов, а только из чистых побуждений. Отвечайте
мне. Бывают?
Кручинина. С
меня и довольно. Вы раздражены, расстроены; подите успокойтесь и подумайте о
том, что вы сейчас сказали!
Шмага. Грубить — это твое дело, а
я человек деликатный. Что такое был наш разговор? Это только прелюдия, серьезное будет впереди.
Я имею другую
тему, у
меня теперь пойдет мотив в минорном тоне. Но без свидетелей
мне будет удобнее.
Незнамов. Нет, нет, говори при
мне, а
то я тебя знаю.
Незнамов.
То есть вы
мне протянете ее, как милостыню. Нет, если вы чувствуете ко
мне отвращение, так скажите прямо.
Галчиха. А
то вот еще купцы были богатейшие у Здвиженья; так сама-то без
меня ничего.
Я ее и пользовала.
Галчиха. Да
я про
то ж и говорю; и ваш сын… А
то еще вдова; за рекой дом, такой большущий и мезонин… и в этом мезонине…
Галчиха. Потом бедность
меня одолела. Как в
те поры хорошо жила, всего было довольно; а тут и нет ничего. Хоть бы из одежонки что-нибудь пожаловали.
Галчиха. Выздоровел, выздоровел; как же! скорехонько выздоровел! (Косится на деньги.) Хорошо, кого господь —
то наградит; а
я вот горькая…
Миловзоров. Да, вероятно,
то же, что и вы.
Мне Нил Стратоныч рассказывал.
Коринкина. Ну, уж
я умаслю как-нибудь. А ты прежде подготовь его, дай ему
тему для разговора. Распиши ему Кручинину-то, что тебе жалеть ее. Ведь уж тут вертеться, мой милый, нельзя;
я должна знать наверное: друг ты
мне или враг.
Дудукин. А вы, красота моя неописанная, не извольте гневаться.
Я изящное люблю во всех видах. У людей со вкусом отношение к изящному совсем другое, особенное, совсем не
то, что к живой красоте. Тут ревность неуместна.
Дудукин. Вот что правда,
то правда! И как это
мне в голову не пришло!
Я, Петя, полагаю, что мы неблагодарны, что мало мы у женщин ручки целуем.
Муров (с улыбкой). Муров, Григорий Львович! Честь имею представиться. (Кланяется.)
Я вчера два раза заезжал к вам в гостиницу, но не имел счастия заставать. Третьего дня
я был в театре; говорить о
том впечатлении, которое ваша игра производит на зрителей,
я не стану. Это вам и без
меня известно, но
я был поражен еще необыкновенным сходством, которое вы имеете с одной женщиной,
мне когда-то знакомой.
Муров. Мы нашли очень хороших, достаточных людей;
я им передал сына своими руками и, отдавая, надел
тот медальон, который вы
мне оставили.
Муров.
Я уж забыл. Не
то Иванов, не
то Перекусихин; что-то среднее между Ивановым и Перекусихиным, кажется, Подтоварников. Если вам угодно,
я могу собрать справки. Сегодня же
я увижу одного приезжего, который знает всех купцов во всех низовых городах, и сегодня же передам вам. Ведь вы будете у Нила Стратоныча?
Шмага. Говорят, есть какая-то маленькая; да не наше это дело. Нет, ты
меня философией не донимай! А
то я затоскую так же, как ты. Направимся-ка лучше в «Собрание веселых друзей».
Шмага.
Я согласен, что
меня, актера Шмагу, можно в порядочный дом и не пускать; ну и не пускайте,
я не обижусь. Но ежели пустили и
тем более пригласили,
то надо принять в соображение мой образ жизни и мои привычки. Если у вас есть душа,
то распорядитесь…
Шмага. Пришли с таким приятным известием и молчите до сих пор! Ну, хорошо, что
я не умер от нетерпения, а
то могло бы возникнуть уголовное дело. (Подходит к Незнамову.) Гриша! Брось философию-то, пойдем! Что нам природа: леса, горы, луна? Ведь мы не дикие, мы люди цивилизованные.
Кручинина. Да где ж веселее-то? Везде одно и
то же. Но отсюда все-таки
мне надо уезжать скорее.
Муров.
Я видел
того человека, о котором давеча говорил вам.
Муров.
Я давеча ошибся, а потом вспомнил. Так вот-с что: купец Простоквашин вместе с приемышем своим, года три или четыре
тому назад, уехали в Астрахань по своим торговым делам; оба там захворали какой-то заразительной болезнью и умерли.
Кручинина. Теперь еще вопрос: во всем
том, что вы
мне говорили давеча и теперь, есть сколько-нибудь правды?
Кручинина.
Я не хочу ни
того, ни другого.
Я обязана сыграть здесь еще два спектакля, и сыграю их, и уеду тогда, когда
мне заблагорассудится.
Кручинина.
Я не боюсь вас.
Я знаю, что вы способны на все; но хуже
того, что вы сделали, вам уж не придумать.
Миловзоров. Есть
тот грех; теперь
я и нежен, и красноречив, и умен, кажется, а вы от
меня бежите.
Миловзоров. Нет, разрешил. Они с Шмагой так и не отходят от стола. Кругом их собралось большое общество; Шмага острит, а Незнамов всякого, кто чуть заважничает, вздумает говорить свысока или подтрунить над ними, так и режет, как бритвой. А кругом них публика так и грохочет. У них там пир горой, разливанное море.
Тот говорит: «Со
мной, господин Незнамов, выпьемте!» Другой говорит — со
мной! А Шмага только приговаривает: «И
я с вами за компанию».
Коринкина. Надо послать к ней Нила Стратоныча, а
то она уедет, пожалуй.
Я уж заметила, что она скучать начинает.
Незнамов. Сметь-то, положим,
я смею. А знаете ли, ведь вы лучше
того, чем
я о вас думал.
Кручинин а.
Я очень вам благодарна, Нил Стратоныч, и с удовольствием бы осталась, да не могу. Ведь только сегодня свободный вечер у
меня, а
то каждый день спектакль,
мне отдохнуть нужно.