Неточные совпадения
Дом у него
был построен по-скитски — со светлицами, с боковушами, со множеством чуланов и со́лнышей, со светлыми и
темными переходами и проходами, с подклетной теплой волокушей и с холодным летником на чердаке — как
есть обительская стая.
— Ну, парень, туда мне ходу нет, — молвила Марьюшка. — Вот что: зачнет
темнеть, приходи в перелесок… Туда, где в прежни года со своей прынцессой соловьев слушал… Ждать тебя
буду и все расскажу. А теперь ступай поскорее к матушке.
Так веселятся в городке, окруженном скитами. Тот же дух в нем царит, что и в обителях, те же нравы, те же преданья, те ж обиходные, житейские порядки… Но ведь и по соседству с тем городком
есть вражки, уютные полянки и
темные перелески. И там летней порой чуть не каждый день бывают грибовные гулянки да ходьба по ягоды, и там до петухов слушает молодежь, как в кустиках ракитовых соловушки распевают, и там… Словом, и там, что в скитах, многое втайне творится…
Но все в один голос решили, что Герасим Чубалов
темный богач, и стали судить и рядить, гадать и догадываться, где б это он был-побывал, в каких сторонах, в каких городах и каким способом столь много добра накопил.
Вот середь круга выходит девица. Рдеют пышные ланиты, высокой волной поднимается грудь, застенчиво поникли
темные очи, робеет чернобровая красавица, первая по Миршени невеста Марфуша, богатого скупщика Семена Парамонова дочь. Тихо двинулся хоровод, громкую песню запел он, и пошла Марфуша павой ходить, сама беленьким платочком помахивает. А молодцы и девицы дружно
поют...
Не до того
было Панкратью, чтоб вступиться за брата: двое на него наскочило, один губы разбил — посыпались изо рта белые зубы, потекла ручьем алая кровь, другой ему в бедро угодил, где лядвея в бедро входит, упал Панкратий на колено, сильно рукой оземь оперся, закричал громким голосом: «Братцы, не выдайте!» Встать хотелось, но померк свет белый в ясных очах,
темным мороком покрыло их.
Закипели работы в Фатьянке, и месяца через два саженях в двадцати от Святого ключа
был выстроен поместительный дом. Много в нем
было устроено
темных переходов, тайников, двойных стен и полов, жилых покоев в подвалах с печами, но без окон. И дом, и надворные строенья
были обнесены частоколом с заостренными верхушками, ворота
были только одни прямо перед домом, а возле частокола внутри двора насажено
было множество дерев и кустарников. Неподалеку от усадьбы с полдюжины крестьянских изб срубили.
Сама не зная почему, с самого первого знакомства с Марьей Ивановной невзлюбила ее добрая, незлобивая Дарья Сергевна, почувствовала даже незнакомую дотоле ей неприязнь. Когда же увидала, что давно уже чуждавшаяся ее Дуня внезапно ожила от встречи с Марьей Ивановной, безотчетная неприязнь выросла в ней до ненависти. То не зависть
была, не досада, а какое-то
темное, непонятное Дарье Сергевне предвиденье чего-то недоброго…
Сзади столовой, от конца дома до другого,
был коридор, а из него двери в
темные кельи.
— Духу лжи не работай, слов неправды не говори, — строже прежнего заговорила Варенька. — Я заметила, что у тебя на соборе лицо
было мрачное.
Темное такое, недоброе. Видно, что враг в душе твоей сеял плевелы. Смущает он тебя чем-нибудь?
Если бы можно
было очутиться где-нибудь на безлюдье, в степях, что расстилаются гладью перед Луповицами, либо заблудиться в
темных заволжских лесах, либо птичкой нестись в быстрой лодке по широкому раздолью Волги…
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Нейдет, я что угодно даю, нейдет: для этого нужно, чтоб глаза
были совсем
темные.
Наконец он не выдержал. В одну
темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых
был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Затем форштадт, земляной вал — и
темная занавесь, то
есть конец свету.
Но Архипушко не слыхал и продолжал кружиться и кричать. Очевидно
было, что у него уже начинало занимать дыхание. Наконец столбы, поддерживавшие соломенную крышу, подгорели. Целое облако пламени и дыма разом рухнуло на землю, прикрыло человека и закрутилось. Рдеющая точка на время опять превратилась в
темную; все инстинктивно перекрестились…
Действительно, это
был он. Среди рдеющего кругом хвороста
темная, полудикая фигура его казалась просветлевшею. Людям виделся не тот нечистоплотный, блуждающий мутными глазами Архипушко, каким его обыкновенно видали, не Архипушко, преданный предсмертным корчам и, подобно всякому другому смертному, бессильно борющийся против неизбежной гибели, а словно какой-то энтузиаст, изнемогающий под бременем переполнившего его восторга.