Неточные совпадения
— Зачем певицу? Брать так уж пяток либо полдюжину. Надо, чтоб и пение, и служба вся были как следует, по чину, по уставу, — сказал Смолокуров. — Дунюшки ради хоть целый скит приволоку́,
денег не пожалею… Хорошо бы старца какого ни на есть, да где его сыщешь? Шатаются, шут их возьми, волочатся из деревни в деревню — шатуны, так шатуны и есть… Нечего делать, и со старочкой, Бог даст, попразднуем… Только вот беда, знакомства-то у меня большого нет на Керженце. Послать-то не знаю к кому.
— С порядочным, — кивнув вбок головой, слегка наморщив верхнюю губу, сказал Смолокуров. — По тамошним местам он будет из первых. До Сапожниковых далеко, а
деньги тоже водятся. Это как-то они, человек с десяток, складчи́ну было сделали да на складочны
деньги стеариновый завод завели. Не
пошло. Одни только пустые затеи. Другие-то, что с Зиновьем Алексеичем в до́лях были, хошь кошель через плечо вешай, а он ничего, ровно блоха его укусила.
— Кто сейчас, сию же минуту, на свое место
пойдет, тот часа через два
деньги получит сполна.
А кто не
пойдет, не уймется от буйства, не от меня тот
деньги получит, а от водяного — ему предоставлю с теми рассчитываться, и за четыре простойных дня тот грошá не получит…
А кто по местам
пойдет, для тех сию минуту за
деньгами поеду — при мне нет, а что есть у Василья Фадеева, того на всех не хватит.
Первые, кто на свои места
пойдут, тем до моего возврата Василий Фадеев
деньги выдаст и пачпорты…
— Василий Фадеич, пиши нас по именам, да
деньги сейчас подавай — мы тотчас же
пошли по приказу хозяйскому.
С ним сбежало еще десятеро слепых. Те слепые, у которых мало
денег было в заборе, не
пошли за Сидоркой, остались. Он крикнул им из лодки...
— Полноте-ка, ребята, чепуху-то нести, — молвил, отходя от них, приказчик. — Да и некогда мне с вами растабарывать, лепортицу велел сготовить, кто сколько
денег из вас перебрал, а я грехом проспал маленько…
Пойти сготовить поскорее, не то приедет с водяным — разлютуется.
Схоронивши мать, Зиновий Алексеич переселился в Вольск. Выстроил там лучший дом в городе, разубрал его, разукрасил,
денег не жалея, лишь бы отделать все в «наилучшем виде», лишь бы каждому кидалось в глаза его убранство, лишь бы всяк, кто мимо дома ни
шел, ни ехал, — все бы время на него любовался и, уехавши, молвил бы сам про себя: «Сумел поставить хоромы Зиновий Алексеич!»
Деньгами подавали редко, но иной раз какой-нибудь богатей раскошелится и
пошлет на Христов корабль ставешок медных грошей да копеек, молили бы Бога о спасенье души его.
—
Идет, — радостно и самодовольно улыбаясь, вскликнул Василий Петрович. — А не в пример бы лучше здесь же, на пароходе, покончить. Два бы рублика взяли, десять процентов, по вашему слову, скидки. По рублю бы по восьми гривен и порешили… Подумайте, Никита Федорыч, сообразитесь, — ей-Богу, не останетесь в обиде. Уверяю вас честным словом вот перед самим Господом Богом.
Деньги бы все сполна сейчас же на стол…
И, не слушая Меркулова,
пошел вон из номера. Исходил он все коридоры, перебудил много народа, но, чего искал, того не достал. И бранился с половыми, и лаской говорил им, и
денег давал — ничего не мог поделать. Вспомнил, что в номере у него едва початая бутылка рейнвейна. И то хорошо, на безрыбье и рак рыба.
— Говорят, сборы какие-то были у Макарья на ярманке. Сбирали, слышь, на какое-то никонианское училище, — строго и властно говорила Манефа. — Детским приютом, что ли, зовут. И кто, сказывали мне, больше
денег дает, тому больше и почестей мирских. Медали, слышь, раздают… А ты, друг, и поревновал прелестной
славе мира… Сказывали мне… Много ль пожертвовал на нечестие?
Староста дачей
денег остался доволен, а потом начал из кожи лезть, упрашивая обоих Чубаловых, ровно Бог знает о какой милости, чтоб и они
шли на лужок у кабака с миром вместе винца испить.
— Опростала бы ты мне, Филиппьевна, посудинку-то. Пора уж, матка, домой мне
идти. Мужики, поди, на лужайке гуляют, может, им что-нибудь и потребуется. Перецеди-ка квасок-от, моя милая, опростай жбан-от… Это я тебе, сударыня, кваску-то от своего усердия, а не то чтобы за
деньги… Да и ягодки-то пересыпала бы, сударыня, найдется, чай, во что пересыпать-то, я возьму; это ведь моя Анютка ради вашего гостя ягодок набрала.
Уши развесив бабы ее слушают, набираются от закусочницы сказов и пересудов, и
пошла про Герасима худая молва, да не одна: и в разбои-то он хаживал, и фальшивые-то
деньги работывал, и, живучи у купца в приказчиках, обокрал его, и, будучи у купчихи в любовниках, все добро у нее забрал…
— Не
деньги нас наживали, а мы их нажили, — добродушно улыбаясь, молвил Герасим. — Чего их жалеть, коль на пользу
пошли…
— Мошенник, что ли, я какой? Ты бы еще сказал, что
деньги подделываю… Кажись бы, я не заслужил таких попреков. Меня,
слава Богу, люди знают, и никто ни в каком облыжном деле не примечал… А ты что сказал? А?..
— Видно, что надо будет разойтись, — равнодушно проговорил Марко Данилыч и при этом зевнул с потяготой, — со скуки ли, от истомы ли — кто его знает. —
Пошли тебе Господи тороватых да слепых покупателей, чтобы полторы тысячи тебе за все за это дали, а я
денег зря кидать не хочу.
— Эка память-то какая у меня стала! — сказал он. — Из ума было вон… Вот что, Герасим Силыч,
деньги мне, братец ты мой, необходимо надо послезавтра на Низ
посылать, на ловецких ватагах рабочих надобно рассчитать, а в сборе наличных маловато. Такая крайность, что не придумаю, как извернуться. Привези, пожалуйста, завтра должок-от.
—
Деньги, Марко Данилыч, дело наживное, — с улыбкой молвила Марья Ивановна. — Не жалеть, ежели они на пользу
идут.
От того от самого, которые ему контрактом не обязались, теперь все до единого перешли к Меркулову да к Веденееву, а которые задатки от Онисима Самойлыча заполучили, те отплывают в Енотаевск да на Бирючью Косу и оттуда по почте
деньги ему
посылают, чтоб он не отперся в случае, что ихние задатки он не получил.
Деньги, что
шли на училище, велено архиереем доставлять в семинарию, в странноприимном доме срок дарового корма сокращался, а потом и совсем прекратился, больницу закрыли, перестали принимать увечных и раненых, потому-де, что монахи должны ежечасно проводить время в богомыслии, а за больными ухаживать им невместно.
Почти все согласились со Смолокуровым. То было у всех на уме, что, ежели складочные
деньги попадут к Орошину, охулки на руку он не положит, — возись после с ним, выручай свои кровные денежки. И за то «
слава Богу» скажешь, ежели свои-то из его лап вытянешь, а насчет барышей лучше и не думай… Марку Данилычу поручить складчину — тоже нельзя, да и никому нельзя. Кто себе враг?.. Никто во грех не поставит зажилить чужую копейку.
Бросил Орошин
деньги за чай, молча погрозил палкой половому и
пошел вслед за приказчиком.
— Слышал, Марко Данилыч, новости какие? Меркулов да Веденеев только что получили наши
деньги, в другую коммерцию пустились. Красный товар закупают, и все без кредита, на чистоган. А товар все такой, что к киргизам да к калмыкам
идет, — красные плисы, позументы, бахту, бязь и разное другое по этой же самой части.
—
Идет, что ли, дело-то? — спросил Марко Данилыч, держа в руке бутылку и не наливая вишневки в рюмку, подставленную баем. — Тысячу рублев
деньгами да этой самой наливки двенадцать бутылок.
Выдал Марко Данилыч
деньги, а вишневку обещал принести на другой день. Субханкулов дал расписку. Было в ней писано, что ежели Субханкулову не удастся Мокея Данилова выкупить, то повинен он на будущей ярманке
деньги Марку Данилычу отдать обратно. К маклеру
пошли для перевода расписки на русский язык и для записки в книгу.
Что у господ, что у купцов, что по нашему крестьянству, в теперешни времена все на
деньгу пошло.
— И не надо, — перебил ее Патап Максимыч. — Без них управимся. А вот покамест до приезда Авдотьи Марковны извольте-ка получить от меня на домашнее хозяйство, — сказал Патап Максимыч. — Да денег-то не жалейте, чтобы все
шло по-прежнему. А приказчику сейчас же велите прийти ко мне. Да лошадок готовили бы, Груне ехать пора. Изготовьте что нужно на дорогу Авдотье Марковне.
С того часу как приехал Чапурин, в безначальном до того доме Марка Данилыча все само собой в порядок пришло. По прядильням и на пристани
пошел слух, что заправлять делами приехал не то сродник, не то приятель хозяина, что
денег у него куры не клюют, а своевольничать не даст никому и подумать. И все присмирело, каждый за своим делом, а дело в руках так и горит. Еще никто в глаза не видал Патапа Максимыча, а властная его рука уже чуялась.
Иные, получив
деньги, прочь было
пошли. Давненько не пивали зелена вина, каждого в кабак тянуло, но Патап Максимыч сказал, чтобы покуда оставались они на месте, что ему надо еще с ними потолковать и, ежели хоть один кто уйдет, другим
денег раздавать он не станет. Все остались, и те, до кого не дошла еще очередь раздачи, зорко караулили, чтобы кто-нибудь тягу не задал.
А где взять таких руководителей, особенно теперь, когда все на
деньгу пошло?..
— Без Авдотьи Марковны ни за что на свете не вскрою, — повысив голос, промолвил Патап Максимыч. — Вскроем после похорон. А об
деньгах не заботьтесь. У меня их достаточно, а расчесться успеем, времени много впереди. Пишите же записку да
посылайте скорей за этим старинщиком.
— Не моя воля, а молодой хозяюшки, — сказал Патап Максимыч. — Ее волю исполняю. Желательно ей было, чтобы похороны были, что называется, на
славу. Ну а при нашем положении, какая тут
слава? Ни попов, ни дьяков — ровно нет ничего. Так мы и решили
деньги, назначенные на погребенье, вам предоставить. Извольте получить.
Вексель в три тысячи рублей, выданный Марку Данилычу Сивковым, Дуня
послала по почте. В письме к Поликарпу Андреичу, извещая о кончине отца, просила она, чтобы он, взяв половину
денег в благодарность за данный ей приют, другую половину вручил бы отцу Прохору.
— Нет, нет! — вскрикнула она. — Не поминай ты мне про них, не мути моего сердца, Богом прошу тебя… Они жизнь мою отравили, им, как теперь вижу, хотелось только
деньгами моими завладеть, все к тому было ведено. У них ведь что большие
деньги, что малые — все
идет в корабль.
Возвращаясь, Никифор побывал у Чубалова, там все
шло хорошо, оттоле проехал в Вихорево, рассказал Дуне все по порядку обо всем, что ни делал он в низовых местах, и выложил кучу
денег, вырученных за продажу лодок, снастей и бечевы.
Послал я тогда большого сына в работу к Патапу Максимычу, и возлюбил его Патап Максимыч паче всякой меры,
деньгами пожаловал, так что мы и токарню новую поставили, и животиной обзавелись, только уж такой спорыньи по хозяйству, как прежде была, у меня не стало.
— Так вот, гости мои дорогие, — немного погодя продолжал свой рассказ Трифон Лохматый, — сынок у меня тысячами ворочает, кажись бы, мог помочь отцу при его крайности, ан нет, не туда оно
пошло, не тем пахнет, женины
деньги и все ее именье мой Алексей к своим рукам подобрал, и она, бессчастная, теперь сама без копейки сидит.
Свадьбу сыграли на
славу, ни Дуня, ни Петр Степаныч
денег на то не жалели.
Выкупил ли Махмет Субханкулов его за
деньги, или подпоил хана вишневою наливкой, на
славу приготовляемою Дарьей Сергевной, про то они только оба знали; известно было лишь то, что Мокей Данилыч со Страстной недели жил в Оренбурге в доме Субханкулова, выжидавшего обещанных ему
денег.