Неточные совпадения
— Зачем певицу? Брать так уж пяток либо полдюжину. Надо, чтоб и пение, и служба вся были
как следует, по чину, по уставу, — сказал Смолокуров. — Дунюшки ради хоть целый скит приволоку́, денег
не пожалею… Хорошо бы старца
какого ни на есть, да где его сыщешь? Шатаются, шут их возьми, волочатся из деревни в деревню — шатуны, так шатуны и есть… Нечего делать, и со старочкой,
Бог даст, попразднуем… Только вот беда, знакомства-то у меня большого нет на Керженце. Послать-то
не знаю к кому.
Называла по именам дома богатых раскольников, где от того либо другого рода воспитания вышли дочери такие, что
не приведи Господи: одни
Бога забыли, стали пристрастны к нововводным обычаям, грубы и непочтительны к родителям, покинули стыд и совесть, ударились в такие дела, что нелеть и глаголати… другие, что у мастериц обучались, все, сколько ни
знала их Макрина, одна другой глупее вышли, все
как есть дуры дурами — ни встать, ни сесть
не умеют, а чтоб с хорошими людьми беседу вести, про то и думать нечего.
— Сговоришь с ним!..
Как же!.. — молвил Василий Фадеев. —
Не в примету разве вам было,
как он, ничего
не видя, никакого дела
не разобравши, за сушь-то меня обругал? И мошенник-от я у него, и разбойник-от! Жиденька!.. Веслом, что ли, небо-то расшевырять, коли солнцо́в нет… Собака так собака и есть!.. Подойди-ка я теперь к нему да заведи речь про ваши дела, так он и
не знай что со мной поделает… Ей-Богу!
— Узнавать-то нечего,
не стоит того, — ответил Морковников. — Хоша ни попов, ни церкви Божьей они
не чуждаются и,
как служба в церкви начнется, приходят первыми, а отойдет — уйдут последними; хоша раза по три или по четыре в году к попу на дух ходят и причастье принимают, а все же ихняя вера
не от
Бога. От врага наваждение, потому что, ежели б ихняя вера была прямая, богоугодная, зачем бы таить ее? Опять же тут и волхвования, и пляска, и верченье, и скаканье. Божеско ли это дело, сам посуди…
— Вот что я хотел сказать тебе… — снова начал Дмитрий Петрович. — Так
как, значит, мы с тобой приятели…
Не знаю,
как у тебя, а у меня вот перед
Богом, опричь тебя, другого близкого человека нет в целом свете… И люблю я тебя, Никита, ото всей души.
— Полно дурить-то. Ах ты, Никита, Никита!.. Время нашел! — с досадой сказал Веденеев. —
Не шутя говорю тебе: ежели б она согласна была, да если бы ее отдали за меня, кажется, счастливее меня человека на всем белом свете
не было бы… Сделай дружбу, Никита Сокровенный,
Богом прошу тебя… Самому сказать — язык
не поворотится…
Как бы
знал ты,
как я тебя дожидался!.. В полной надежде был, что ты устроишь мое счастье.
— Мошенник, что ли, я
какой? Ты бы еще сказал, что деньги подделываю… Кажись бы, я
не заслужил таких попреков. Меня, слава
Богу, люди
знают, и никто ни в
каком облыжном деле
не примечал… А ты что сказал? А?..
— А Господь их
знает. Шел на службу, были и сродники, а теперь кто их
знает. Целый год гнали нас до полков, двадцать пять лет верой и правдой
Богу и великому государю служил, без малого три года отставка
не выходила, теперь вот четвертый месяц по матушке России шагаю, а
как дойду до родимой сторонушки, будет ровно тридцать годов,
как я ушел из нее… Где, чать, найти сродников? Старые, поди, подобрались, примерли, которые новые народились — те
не знают меня.
— Бог-от лучше нас с тобой
знает, Мемнонушка,
как надо миром управлять, в кое время послать дождик, в кое жар, зной и засуху, — заметил Пахом. —
Не след бы тебе на небесную волю жалиться.
— Нет, кажется,
не к отцу она поехала… А впрочем,
Бог ее
знает, может быть, и к отцу, — медленно проговорил отец Прохор. — Эстафета точно приходила, только это было уж дня через четыре после того,
как оная девица оставила Луповицы.
— Христос воскресе, золотой мой Егорушка! — крепко обнимая Денисова, восклицала Марья Ивановна. — Задержал ты меня здесь в Луповицах, давно пора домой, да вот тебя все дожидалась. Хоть денек хотелось пробыть с тобой…
Бог знает сколько времени
не видались мы… Да
как же ты похудел,
узнать тебя нельзя…
— Иногда это и у нас бывает, — после продолжительного молчанья сказал Николай Александрыч. — Неподалеку отсюда есть монастырь, Княж-Хабаров называется: живет в нем чернец Софронушка. Юродивый он, разумного слова никто от него
не слыхал. Иногда бывает он у нас на соборах и, придя в восторг,
Бог его
знает,
какие слова говорит.
— Хоть все лазы облазил, а
не нашел. Пришлет ли, нет ли леску,
Бог его
знает, а красненькую пожаловал. Нам и то годится… А ведь Авдотья-то Марковна богачка страшная, к тому и добра и милостива,
как заметила я. Поди,
не десять рублей даст Петровичу. Соверши, Господи, во благо ее возвращение в дом родительский! Такой богачки ни разу еще
не приводилось Петровичу выручать из этого дома.
—
Бог ее
знает, — сказала Аграфена Петровна. — Мало ль
какие слухи по народу стали теперь обноситься — всего
не переслушаешь. Толкуют, что какой-то особой веры держится она, фармазонской, что ли,
какой.
—
Не знаю,
как и благодарить вас, Патап Максимыч. До смерти
не забуду ваших благодеяний.
Бог воздаст вам за ваше добро, — сказала Дуня, подходя к Чапурину и ловя его руку, чтобы,
как дочери, поцеловать ее.
—
Не знаю, что и сказать вам, Патап Максимыч, — утопая в слезах, ответила Дуня. — Ничего я
не знаю, ничего
не понимаю. Делайте
как угодно,
как вам Господь
Бог на мысли положит.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб
знали: что вот, дискать,
какую честь
бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело,
какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу, что
не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь,
как курица»; а в другом словно бес
какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И
как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему
не поедет, и что он
не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом,
как узнал невинность Антона Антоновича и
как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.
—
Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его //
Не слезы — кровь течет! //
Не знаю,
не придумаю, // Что будет?
Богу ведомо! // А про себя скажу: //
Как выли вьюги зимние, //
Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
— И так это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и
не знаю как!"За что же, мол, ты бога-то обидел?" — говорю я ему. А он
не то чтобы что, плюнул мне прямо в глаза:"Утрись, говорит, может, будешь видеть", — и был таков.