Неточные совпадения
Изо
многих городов гостей наехало,
люди все богатые, первостатейные, пирам конца не было.
Много о Дарье Сергевне она тихих слез пролила;
люди тех слез не видали, знали про них только Бог да муж…
— Народ — молва, сударыня. Никто ему говорить не закажет. Ртов у народа
много — всех не завяжешь… — Так говорила Анисья Терентьевна, отираясь бумажным платком и свертывая потом его в клубочек. — Ох, знали бы вы да ведали, матушка, что в людях-то про вас говорят.
Много людей, ни одного знакомого лица, и там и тут говорят непонятно, не по-русски, везде суетливость, тревожность.
Взглянул приказчик на реку — видит, ото всех баржей плывут к берегу лодки, на каждой
человек по семи, по восьми сидит. Слепых в смолокуровском караване было наполовину. На всем Низовье по городам, в Камышах и на рыбных ватагах исстари
много народу без глаз проживает. Про Астрахань, что бурлаками Разгуляй-городок прозвана, в путевой бурлацкой песне поется...
Сама еще не вполне сознавая неправду, Дуня сказала, что без отца на нее скука напала. Напала та скука с иной стороны.
Много думала Дуня о запоздавшем к обеду отце, часто взглядывала в окошко, но на память ее приходил не родитель, а совсем чужой
человек — Петр Степаныч. Безотвязно представал он в ее воспоминаньях… Светлый образ красивого купчика в ярком, блестящем, радужном свете она созерцала…
— Хорошего немного, сударыня, — сказал Марко Данилыч, допивая третий стакан чаю. — Если бы жил он по-хорошему-то,
много бы лучше для него было. Без
людей и ему века не изжить, а что толку, как
люди тебе на грош не верят и всячески норовят от тебя подальше.
Долго ли время шло, коротко ли, стали говорить хану думные
люди его: «О грозный, могучий хан Золотой Орды,
многих государств повелитель,
многих царств обладатель!
Многого-то она мне не открыла, а сказала, что, по-ихнему, Бог
человека не всего сотворил, от Бога, слышь, только одна душа, а плоть от дьявола.
— Матушка, да разве нет пользы древлему благочестию от того, что почтенные наши
люди с сильными мира знаются?.. — возразил Петр Степаныч. — Сами же вы не раз мне говаривали, что христианство ими от
многих бед охраняется…
На другой день отправился он в гостиницу, но там ничего не мог разузнать. «Съехал, говорят, а куда съехал, не знают, не ведают. Много-де всякого звания здесь
людей перебывает, где тут знать, кто куда с ярманки выехал».
— И не заводите их, — сказала Марья Ивановна. — Но надо вам сказать, моя дорогая, что дух злобы и неприязни не одними романами прельщает
людей.
Много у него разных способов к совращенью и пагубе непорочных… Не одними книгами распаляет он в их сердцах ту страсть, что от Бога и от святых его ангелов отлучает… Пуще всего берегитесь этой злой, пагубной страсти…
Чтение книг без разбора и без разумного руководства развило в нем пытливость ума до болезненности. Еще в лесу
много начитался он об антихристе, о нынешних последних временах и о том, что истинная Христова вера иссякла в
людях и еще во дни патриарха Никона взята на небо, на земле же сохранилась точию у малого числа
людей, пребывающих в сокровенности, тех
людей, про которых сам Господь сказал в Евангелии: «Не бойся, малое стадо».
Братнина нищета и голод детей сломили в Чубалове самообольщенье духовной гордостью. Проклял он это исчадие ада, из ненавистника
людей, из отреченника от мира преобразился в существо разумное — стал
человеком…
Много вышло из того доброго для других, а всего больше для самого Герасима Силыча.
И ежели который
человек, ведением или неведением, волей или неволей, хотя перстом единым прикасался к кряковистому дубу или омывался водой из Поганого ключа, тем же часом распалялся он на греховную страсть, и оттого
много скверны творилось в долине и в рощах, ее окружавших.
Многие годы прошли в таком от
людей отчужденье, потом, умолен будучи слезными мольбами народа, да укажет ему прямой путь к правой жизни и к вечному спасенью, паче же памятуя словеса Христовы: «Грядущего ко мне не иждену», стал отец Фотин нá дух принимать приходивших.
И
много чудились тому, и не знали, что думать о тех
людях…
—
Много ль на соборе-то Божьих
людей чаете? — спросил за трапезой матрос у Пахома.
—
Много есть таких
людей, ваше благородие, — отвечал унтер-офицер. — В Бендерах есть такие, и в нашем полку есть, только все они сокровенны.
А князь, по всему видится,
человек хороший, к подвластным справедлив и милостив,
много потаенного добра он делает.
Набеги разбойников и нередко бунтовавших инородцев, нескончаемые поземельные тяжбы, а больше всего непорядки, возникшие с тех пор, как
люди из хороших родов перестали сидеть в настоятелях обители Всемилостивого Спаса, а в монахи начали поступать лишь поповичи да отчасти крестьяне, отъем населенных не одною тысячью крестьян имений — довели строенье князя Хабарова до оскуденья; затем в продолжение
многих десятков лет следовал длинный ряд игумнов из поповичей, как всегда и повсюду, мало радевших о монастырских пользах и
много о собственной мамоне и кармане.
— Куда уж нам! — сказал казначей. — Пошлет Господь и простенького медку, и за то благодарни суще славим великие и богатые его милости. Где уж нам с резедами возиться!.. Ведь у нас нет крепостных, а штатные служители только одна слава — либо калека, либо от старости ног не волочит. Да и
много ль их? Всего-то шесть
человек. Да и из них, которы помоложе, на архиерейский хутор взяты.
Зато большие черные глаза горели у него таким огнем, и было в них так
много жизни, что он, смотря на
человека, казалось, проникал в его душу.
Приятелей, пожалуй, и
много, да друга нет, а без друга
человек все одно что сирота.
— Этого не скажи, — молвил Патап Максимыч. — Немало есть на свете
людей, что плутовства и обманства в них целые горы, а ума и с наперсток нет. Таких
много… Из самых даже первостатейных да из знатных бывают. У иного, пожалуй, ум-от и есть, да не втолкан весь. Вот что, дружище!
— Есть-то оно есть, благодетель, как начальству не быть? — сказала Дарья Сергевна. — Только начальные-то
люди потаковщики да поноровщики. Нет чтоб делать дело по справедливости.
Много с ними бился Марко Данилыч.
Неспокойно ехала Аграфена Петровна по незнаемым дорогам, робко и недоверчиво встречалась она с
людьми незнакомыми,
много беспокойства и тревоги, до того ей неизвестных, перенесла она во время пути.
Много страдал от
людей неуверовавших, а потом жил в Москве на вольной воле, на полной свободе у Донского монастыря, возле улицы Шаболовки.
Ты
много людей видала в сионской горнице, а у
многих ли из них есть духовно отверстые уши, чтобы понять «сокровенную тайну»?
— А я, искавши тебя, в богадельню заходила, — продолжала Варенька. — У Матренушки целый собор… Хочешь послушать
людей «малого ведения»?..
Много их там. Непременно опять станут толковать про Данила Филиппыча, про Ивана Тимофеича. Ежели хочешь, пойдем. Только не в богадельню — в вишенье станем. При нас не станут
много говорить. Пойдем, послушай.
— Не удивляйся, — сказала она пришедшей в себя Дуне. —
Люди простые, выражают восторг попросту, по-своему.
Многого не понимают и понять не могут. А все-таки избрáнные сосуды благодати.
На новом месте
много потрудился Сидорушка, соединяя Божьих
людей с молоканами, чем и предварил Максима.
Много там всяких неверных живет в одних с Божьими
людьми деревнях — есть «геры», все одно что жиды, только говорят меж собой по-русски, а молятся по-еврейски, приемлют обрезание и празднуют жидовские праздники…
Разрушились домы, и
много погибло
людей.
Максим Комар первый уверовал, что иерусалимский старец не прост
человек, и за то старец во всем доверился ему и сказал, что
много нового надо ввести у араратских, одно исправить, другое дополнить, третье отменить.
— Тут вышло что-то странное, — отвечал Денисов. — Все это было так еще недавно, и
много людей, видевших его и говоривших с ним, еще живы; рассказы их противоречивы. Понять нельзя… Кто говорит, что пробыл он с
людьми Божьими только шесть дней, кто уверяет, что жил он с ними три года; а есть и такие, что уверяют, будто старец жил с ними целых двенадцать лет, отлучаясь куда-то по временам.
— Тоже послушание. Кто желает знать подробно, пускай тот спросит меня наедине. Не всякому открою, а на соборе не скажу ни слова. Там ведь бывают и
люди малого ведения, для них это было бы соблазном, навело бы на греховные мысли. Теперь не могу
много говорить, все еще утомлен доро́гой… Пойду отдохну. Когда собор думаешь собрать? — спросил он, обращаясь к Николаю Александрычу.
—
Много вам благодарны остаемся, — сказал ей. — Дай вам Господи всякого благополучия и во всем доброго успеха. В чем же вам до меня надобность? С готовностью могу все для вашей чести. Конечно,
люди мы, как изволите знать, маленькие, подчиненные,
много сделать не можем; а о чем спросите, ответ дадим с удовольствием.
Много, сказывают,
людей живьем там погорело, и пожитков, и лошадей, и всякого другого добра.
— Здешняя обывательница буду, Анисья Терентьевна, по прозванию Красноглазова, — отвечала она. — Сызмальства знала сердечного покойничка,
много его милостями пользовалась. Добрейший был
человек, истинно ангельская душенька. Всех бедных, неимущих оделял от своих благ со щедротою. Никого не оставлял без помощи.
Через какую-нибудь четверть часа Анисья Терентьевна, став за налой, протяжно и уныло стала псалтырь читать, а Ольга Панфиловна, бегая по комнатам, принялась хлопотать по хозяйству. Первым делом у ней было кутью сварить —
много ведь потребуется,
человек на сто надобно припасти. Кисель сварила и сыту сделала в первый же день своего прихода.
— Тятенька, — вступилась Аграфена Петровна, — вы ведь еще ничего не знаете, как мы с Дуней от Луповицких уехали.
Много было всяких приключений, говорить теперь не стану, сама когда-нибудь расскажет. Поликарп Андреич да еще один
человек и ей, и мне
много добра сделали. Будь у меня такие же деньги, как у Дуни, я бы и больше трех тысяч не пожалела.
Денег хоть и
много после отца ей осталось — больше миллиона, да ведь не в деньгах людское счастье, а в близком, добром
человеке.
— Да, в великороссийской, — твердо ответил Герасим Силыч. — Правда, есть и церковные отступления от древних святоотеческих обрядов и преданий, есть церковные неустройства,
много попов и других
людей в клире недостойных, прибытками и гордостию обуянных, а в богослужении нерадивых и небрежных. Все это так, но вера у них чиста и непорочна. На том самом камне она стоит, о коем Христос сказал: «На нем созижду церковь мою, и врата адовы не одолеют ю».
И при таких разговорах
много людей зарилось на чапуринскую палатку.
— Здорово же ты, парень, врешь! — крикнул на всю избу Миней. — Не в подъем
человеку вранье твое. Как заврешься, под тобой, парень, и лавка не устоит, — слышь, потрескивает. Поберегись. Убавляй, не бойсь,
много еще останется.
Недели полторы тому, как она в бане парилась, а оттуда домой пошла очень уж налегке да, говорят еще, на босу ногу, а на дворе-то было вьюжно и морозно. Босыми-то ногами, слышь, в сугроб попала, ну и слегла на другой день.
Много ли такой надо? Сам знаешь, какая она телом нежная, не то что у нас, простых
людей, бабы бывают, той ни вьюга, ни сугроб нипочем.
Как
человек,
много видавший и
много из старообрядной жизни знающий, он для
многих был занимателен.
Много взято и других разного звания
людей, бывших у нас на собраниях в Луповицах.
Очень на тебя сетуют и нехорошо отзываются, но я
много короче их знаю тебя и доброе твое к каждому
человеку сострадательное сердце, чтобы верить таким наветам.