Возвышенные и душу возвышающие слова царя-псалмопевца подходили к душевному состоянию Дарьи Сергевны и заставили ее
забыть на время заботы и попеченья о будущем житье-бытье. В благочестивом восторге страстно увлеклась она чтением псалтыря. Кончив вторую кафизму, принялась за третью, за четвертую и читала до позднего вечера, а наемная канонница храпела на всю моленную, прикорнув в тепле на лавочке за печкой.
Неточные совпадения
— Сорока верст не будет, — ответил Хлябин. — Да ведь я, ежель
на памяти у вашего степенства, в работниках у вас служил. Тогда с Мокеем Данилычем и в Астрахань-то мы вместе сплыли. Вот и Корней Евстигнеич тоже с нами в те поры поехал… Конечно,
время давнее, можно
забыть. И братца-то, пожалуй, плохо стали помнить… Много ведь с той поры воды утекло… Давно, да, очень давно, — со вздохом промолвил Терентий Михайлов.
—
Забудьте, опять-таки скажу вам, Авдотья Марковна,
забудьте на некоторое
время, что с вами говорит, по-вашему, поп никонианский, — продолжал отец Прохор.
Так
забудьте все это хоть
на малое
время.
— Ты теперь в достатках, — сказала Дарья Сергевна, — и
на будущее
время Дуня тебя никогда не оставит своей помощью. Ежели захочешь жениться, за невестами дело не станет, найдется много. А мой бы совет: к Богу обратиться, ты уж ведь не молоденький. Ты же, я думаю, живучи в полону, пожалуй, и Христову-то веру маленько
забыл. Так и надо бы тебе теперь вспомнить святоотеческие предания и примирить свою совесть с Царем Небесным.
— Лодку! Лодку! — кричали между тем бывшие
на палубе. — Скорей как можно лодку! Живей! Живей! Человек тонет! И как это трап-от не приперли! Еще, пожалуй, отвечать придется, ежели потонет. А все это наши ребята заболтались в Батраках с девками, да и
забыли запереть трап как следует. Ох, эта молодежь, прости Господи! — Такие голоса раздавались в то
время на палубе, а Алексей Лохматов больше и больше погружался в воду.
Татьяна с ключницей простилась // За воротами. Через день // Уж утром рано вновь явилась // Она в оставленную сень, // И в молчаливом кабинете, //
Забыв на время всё на свете, // Осталась наконец одна, // И долго плакала она. // Потом за книги принялася. // Сперва ей было не до них, // Но показался выбор их // Ей странен. Чтенью предалася // Татьяна жадною душой; // И ей открылся мир иной.
Она настаивала, чтобы вечера вовсе не было, но вечер устроился, маленький, без выставки, стало быть, неотяготительный для нее, и она, — чего никак не ожидала, — забыла свое горе: в эти годы горевать так не хочется, бегать, хохотать и веселиться так хочется, что малейшая возможность забыть заставляет
забыть на время горе.
Мальчик смеялся, слушая эти описания, и
забывал на время о своих тяжелых попытках понять рассказы матери. Но все же эти рассказы привлекали его сильнее, и он предпочитал обращаться с расспросами к ней, а не к дяде Максиму.
— Да, да… Догадываюсь. Ну, я пошутил, вы
забудьте на время о своей молодости и красоте, и поговорим как хорошие старые друзья. Если я не ошибаюсь, ваше замужество расстроилось?.. Да? Ну, что же делать… В жизни приходится со многим мириться. Гм…
Неточные совпадения
Был у нее, по слухам, и муж, но так как она дома ночевала редко, а все по клевушка́м да по овинам, да и детей у нее не было, то в скором
времени об этом муже совсем
забыли, словно так и явилась она
на свет божий прямо бабой мирскою да бабой нероди́хою.
Но не
забудем, что успех никогда не обходится без жертв и что если мы очистим остов истории от тех лжей, которые нанесены
на него
временем и предвзятыми взглядами, то в результате всегда получится только большая или меньшая порция"убиенных".
— Но оскорбление? — сказала Кити. — Оскорбления нельзя
забыть, нельзя
забыть, — говорила она, вспоминая свой взгляд
на последнем бале, во
время остановки музыки.
Алексей Александрович, вступив в должность, тотчас же понял это и хотел было наложить руки
на это дело; но в первое
время, когда он чувствовал себя еще нетвердо, он знал, что это затрогивало слишком много интересов и было неблагоразумно; потом же он, занявшись другими делами, просто
забыл про это дело.
В середине его работы
на него находили минуты, во
время которых он
забывал то, что делал, ему становилось легко, и в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош, как и у Тита.