Неточные совпадения
Схоронивши мать, Зиновий Алексеич переселился в Вольск. Выстроил там лучший
дом в городе, разубрал его, разукрасил,
денег не жалея, лишь бы отделать все в «наилучшем виде», лишь бы каждому кидалось в глаза его убранство, лишь бы всяк, кто мимо
дома ни шел, ни ехал, — все бы время на него любовался и, уехавши, молвил бы сам про себя: «Сумел поставить хоромы Зиновий Алексеич!»
— По имени не называли, потому что не знали, а безыменно вдоволь честили и того вам сулили, что ежели б на самую малость сталось по ихним речам, сидеть бы вам теперь на самом дне кромешной тьмы… Всем тогда от них доставалось, и я не ушел, зачем, видишь, я у себя в
дому моложан приютил. А я им, шмотницам, на то: «
Деньги плачены были за то, а от вас я сроду пятака не видывал… Дело торговое…» Унялись, перестали ругаться.
Предъявлю, значит, ему расписку, потребую платежа, а как, по вашим словам, он теперь не при
деньгах, так я расписочку-то ко взысканию, да и упрячу друга любезного — в каменный
дом за решеточку…
Возвращаясь на родину, правда, он привез очень большие для крестьянского обихода
деньги, но после устройства
дома, приписки в купцы и покупки земли залежных у него осталось всего только две тысячи.
Но вот беда,
денег при нем всего только две тысячи,
дома ни копейки, а продавец и не спускает цены, и в розницу не продает.
Деньги, что шли на училище, велено архиереем доставлять в семинарию, в странноприимном
доме срок дарового корма сокращался, а потом и совсем прекратился, больницу закрыли, перестали принимать увечных и раненых, потому-де, что монахи должны ежечасно проводить время в богомыслии, а за больными ухаживать им невместно.
— Какие у меня
деньги, Марко Данилыч! — смиренно отвечал Белянкин. — Ведь я человек маленький. Есть, конечно, невелика сумма — кой-чего для
дома в ярманке надо искупить… А товар еще Бог знает когда продам.
На всякий случай Патап Максимыч отложил, сколько надо,
денег ради умягчения консисторских сердец, на случай, ежели б свибловский поп Сушило подал заявление, что, дескать, повенчанный им в церкви купец Василий Борисов купно со своим тестем, торгующим по свидетельству первого рода крестьянином Патапом Максимовым Чапуриным, главнейшим коноводом зловредного раскола, окрестили новорожденного младенца в
доме означенного Чапурина в не дозволенной правительством моленной при действии тайно проживающего при городецкой часовне беглого священника Иоанна Бенажавского.
— Да как же без денег-то, Патап Максимыч? Ведь у меня послезавтра в
дому копейки не останется, — на каждом слове вспыхивая, чуть слышно промолвила Дарья Сергевна.
С того часу как приехал Чапурин, в безначальном до того
доме Марка Данилыча все само собой в порядок пришло. По прядильням и на пристани пошел слух, что заправлять делами приехал не то сродник, не то приятель хозяина, что
денег у него куры не клюют, а своевольничать не даст никому и подумать. И все присмирело, каждый за своим делом, а дело в руках так и горит. Еще никто в глаза не видал Патапа Максимыча, а властная его рука уже чуялась.
— Так уж, пожалуйста. Я вполне надеюсь, — сказал отец Прохор. — А у Сивковых как будет вам угодно — к батюшке ли напишите, чтобы кто-нибудь приезжал за вами, или одни поезжайте. Сивковы дадут старушку проводить — сродница ихняя живет у них в
доме, добрая, угодливая, Акулиной Егоровной зовут. Дорожное дело знакомо ей — всю, почитай, Россию не раз изъездила из конца в конец по богомольям. У Сивковых и к дороге сготовитесь, надо ведь вам белья, платья купить. Деньги-то у вас есть на покупку и на дорогу?
— Отдохните немножко, выедете под утро, — молвил на то отец Прохор. — Дня три либо четыре Авдотье Марковне надо будет с делами управиться. Ведь она в одном платьице из барского
дома ушла. Хорошо еще, что деньги-то были при ней.
— А для того, чтоб заведенья и промысла оборотить в
деньги, необходимо нужны, по крайней мере, двое человек: один чтобы унженский лес и на Низу рыбные промыслы и баржи продал, а другой покамест бы здесь при
доме понаблюдал и тоже продавал бы понемножку, что есть при нем, — сказал Патап Максимыч.
Выбравши все из сундука, Патап Максимыч стал считать, а Чубалов на счетах класть. В сериях, в наличных
деньгах и векселях до восьмисот тысяч рублей нашлось, да
домов, лесных дач, барж и промысловых заведений тысяч на четыреста выходило, так что всего за миллион перевалило.
— Видите ли, любезнейший Герасим Силыч, — сказал Патап Максимыч. — Давеча мы с Авдотьей Марковной положили: лесную пристань и прядильни продать и
дом, опричь движимого имущества, тоже с рук сбыть. Авдотье Марковне, после такого горя, нежелательно жить в вашем городу, хочется ей, что ни осталось после родителя, в
деньги обратить и жить на проценты. Где приведется ей жить, покуда еще сами мы не знаем. А как вам доведется все продавать, так за комиссию десять процентов с продажной цены получите.
А главное дело в том, что по всему городку ни у кого не было столько
денег, чтоб купить смолокуровский
дом, красу городка, застроенного ветхими деревянными домишками, ставленными без малого сто лет тому назад по воле Екатерины, обратившей ничтожное селенье в уездный город.
Узнавши, что присутственные места в городке до того обветшали, что заниматься в них стало невозможно, он вступил в переговоры с начальством, чтобы наняли смолокуровский
дом, ежели нет в казне
денег на его покупку.
— А помните, как мы разбирали тятенькин сундук и нашли бумагу про дядюшку Мокея Данилыча? — сказала Дуня. — Ежели, Бог даст, освободится он из полону, этот
дом я ему отдам. И
денег, сколько надо будет, дам. Пущай его живет да молится за упокой тятеньки.
Возьми, к примеру, Алешку Лохматого — сколько
денег он на
дом потратил, а все-таки вышло шут его знает что: обои золотые, ковры персидские, а на окошках, заместо хороших занавесок, пестрядинные повешены.
А Алексей в те поры Бога еще не забывал, родителям был покорен и
деньги, что давал ему своею щедрою рукой Патап Максимыч, в
дом приносил.
Выкупил ли Махмет Субханкулов его за
деньги, или подпоил хана вишневою наливкой, на славу приготовляемою Дарьей Сергевной, про то они только оба знали; известно было лишь то, что Мокей Данилыч со Страстной недели жил в Оренбурге в
доме Субханкулова, выжидавшего обещанных ему
денег.
Еще до отъезда их Дуня сказала дяде, что дарит ему родительский
дом, кроме того, вручила ему крупную сумму
денег, «на обзаведенье», как сказала она.
Неточные совпадения
Определенного ничего не было, но Степана Аркадьича никогда почти не было
дома,
денег тоже никогда почти не было, и подозрения неверностей постоянно мучали Долли, и она уже отгоняла их от себя, боясь испытанного страдания ревности.
В то время как Степан Аркадьич приехал в Петербург для исполнения самой естественной, известной всем служащим, хотя и непонятной для неслужащих, нужнейшей обязанности, без которой нет возможности служить, — напомнить о себе в министерстве, — и при исполнении этой обязанности, взяв почти все
деньги из
дому, весело и приятно проводил время и на скачках и на дачах, Долли с детьми переехала в деревню, чтоб уменьшить сколько возможно расходы.
Дома Кузьма передал Левину, что Катерина Александровна здоровы, что недавно только уехали от них сестрицы, и подал два письма. Левин тут же, в передней, чтобы потом не развлекаться, прочел их. Одно было от Соколова, приказчика. Соколов писал, что пшеницу нельзя продать, дают только пять с половиной рублей, а
денег больше взять неоткудова. Другое письмо было от сестры. Она упрекала его за то, что дело ее всё еще не было сделано.
Он не знал того чувства перемены, которое она испытывала после того, как ей
дома иногда хотелось капусты с квасом или конфет, и ни того ни другого нельзя было иметь, а теперь она могла заказать что хотела, купить груды конфет, издержать, сколько хотела
денег и заказать какое хотела пирожное.
Он затевает какой-нибудь обед своей любовнице или на сумасшедшую ногу убирает мебелями
дом, а ему давай
деньги взаймы!..