Неточные совпадения
— Как я рад, как я рад такой приятной
встрече, — говорил Никита Федорыч, обнимая и крепко целуя Флора Гаврилова, к немалому изумлению веденеевского приказчика. «Что за светло воскресенье нашло на него», — думает Флор Гаврилов. И вспало ему на ум то же самое, что подумалось и капитану, и рабочему с богатырскими плечами, и пассажирам: «Хлебнул, должно
быть, ради сырой погоды».
— Зачем обманул? Обещался к концу недели, а сам как снег на голову… Тут хлопочут, стараются, как бы получше
встретить его, подарки готовят, время рассчитывают по минутам, а он — прошу покорно!.. Невестины подарки ведь только к субботе
поспеют.
— Да, вышел
было немножко пройтись. Исходил весь город и живой души не
встретил, — отвечал ему Самоквасов.
Кончилась служба. Чинно, стройно, с горящими свечами в руках старицы и белицы в келарню попарно идут. Сзади всех перед самой Манефой новая мать. Высока и стройна, видно, что молодая. «Это не Софья», — подумал Петр Степаныч. Пытается рассмотреть, но креповая наметка плотно закрывает лицо. Мать Виринея с приспешницами на келарном крыльце
встречает новую сестру, а белицы
поют громогласно...
Рад
был такой чести Марко Данилыч; не веря глазам, бегом он выбежал из дома
встречать знатную, почетную гостью и слов придумать не мог, как благодарить ее. Только что вошла в комнаты Марья Ивановна, вбежала радостная Дуня и со слезами кинулась в объятия нежданной гостьи.
Сама не зная почему, с самого первого знакомства с Марьей Ивановной невзлюбила ее добрая, незлобивая Дарья Сергевна, почувствовала даже незнакомую дотоле ей неприязнь. Когда же увидала, что давно уже чуждавшаяся ее Дуня внезапно ожила от
встречи с Марьей Ивановной, безотчетная неприязнь выросла в ней до ненависти. То не зависть
была, не досада, а какое-то темное, непонятное Дарье Сергевне предвиденье чего-то недоброго…
После этого разговора Строинский по целым ночам просиживал с унтер-офицером и мало-помалу проникал в «тайну сокровенную». Месяцев через восемь тот же унтер-офицер ввел его в Бендерах в сионскую горницу. Там все
были одеты в белые рубахи, все с зелеными ветвями в руках;
были тут мужчины и женщины. С венком из цветов на голове
встретил Строинского при входе пророк. Грозно, даже грубо спросил он...
Опасно
было бежать на пароходе, и Марко Данилыч поехал восвояси сухим путем на лошадях… Приехал домой; на дворе пусто, а на крыльце
встретила его грустная, печальная Дарья Сергевна.
Молодая девушка, редкой красоты, с зажженной лучиной в руке,
встретила Дарью Сергевну и проводила ее в избу. То
была первая миршéнская красавица, сердечная зазноба удалого молодца, отецкого сына Алеши Мокеева, старшая дочка убогой вдовы Аграфены Мутовкиной.
Рано утром городничий со стряпчим приехали в дом Смолокурова. Марко Данилыч уж на столе лежал, покрытый простынею. С Дуней беспрестанно делались нервные припадки, однако лекарь сказал, что большой опасности для нее нет, но необходимо, чтоб она, сколько возможно, оставалась в покое. Дарья Сергевна, Аграфена Петровна, глухая Степановна, разбитная Матрена и прочая женская прислуга
были безотлучно при Дуне. Городничего со стряпчим
встретил Патап Максимыч.
Когда вошли они в комнату, где стоял покойник, их
встретила Дарья Сергевна. Конца не
было ее благодарностям за приезд Герасима Силыча. Познакомила его с Патапом Максимычем.
Там
была такая же
встреча от Рогожских.
Не мало времени разъезжал он,
был в городе, где жил покойный брат его, и теперь
встретил его Герасим Силыч Чубалов.
Ни Патап Максимыч, ни Дуня словом не сказали, и никто из других не сказал Мокею Данилычу, кого
встретит он в Осиповке; приехал он туда и
был крайне удивлен пустотой в доме.
Ты не взыщи с меня, что
встречаю я тебя в таком одеянии, — прибавил отец Тарасий, указывая на свою свитку, всю вымоченную водой, — сейчас в Керженце
был, рыбешку ловил, как мне про тебя сказали.
Но — читатель уже знает вперед смысл этого «но», как и всегда будет вперед знать, о чем будет рассказываться после страниц, им прочтенных, — но, разумеется, чувство Кирсанова к Крюковой при их второй
встрече было вовсе не то, как у Крюковой к нему: любовь к ней давным — давно прошла в Кирсанове; он только остался расположен к ней, как к женщине, которую когда-то любил.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно
было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Скотинин. Как! Племяннику перебивать у дяди! Да я его на первой
встрече, как черта, изломаю. Ну,
будь я свиной сын, если я не
буду ее мужем или Митрофан уродом.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая
встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе
была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то
есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали:
было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном
встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Случилось ему, правда,
встретить нечто подобное в вольном городе Гамбурге, но это
было так давно, что прошлое казалось как бы задернутым пеленою.