Неточные совпадения
Марку Данилычу старица Божия понравилась; целые
вечера проводил он с ней в беседах не только от Божественного писания, но и о мирских
делах; ловкая уставщица была и в них сведуща…
Каждый Божий
день девицы
вечером чай кушать к ней собираются, и тут она поучает их, как надо жить по добру да по правде, по евангельским, значит, заповедям да по уставам преподобных отец…
По
вечерам и ярманочные, и городские трактиры битком набиты. Чаю выпивают количество непомерное. После, как водится, пойдут в ход закусочки, конечно, с прибавленьицем. В Москве — в Новотроицком, у Лопашева и в других излюбленных купечеством трактирах — можно только чай пить, но закусывать, а пуще того винца рюмочку выпить — сохрани Господи и помилуй!.. Зазорное
дело!.. У Макарья не то: там и московским, и городовым купцам, яко в пути находящимся, по все
дни и по вся ночи — разрешения на вся.
Так чествуют у Макарья
день госпожи́н, а
вечером кончают его театрами, ристаньями в цирках, пьяным разгулом и диким безобразием в увеселительных заведеньях особого рода.
А Наташа про Веденеева ни с кем речей не заводит и с каждым
днем становится молчаливей и задумчивей. Зайдет когда при ней разговор о Дмитрии Петровиче, вспыхнет слегка, а сама ни словечка. Пыталась с ней Лиза заговаривать, и на сестрины речи молчала Наташа, к Дуне ее звали — не пошла. И больше не слышно было веселого, ясного, громкого смеха ее, что с утра до
вечера, бывало, раздавался по горницам Зиновья Алексеича.
А старая ханша свое продолжает: «Верно я знаю, сын мой любезный, что на другой
день джу́мы,
вечером поздно, будет у ней в гостях собака-гяур, ее полюбовник.
— Как так? Да нешто можно без обеда? — с удивленьем вскликнул Морковников. — Сам Господь указал человеку четырежды во
дню пищу вкушать и питие принимать: поутру́ завтракать, потом полудничать, как вот мы теперь, после того обедать, а
вечером на сон грядущий ужинать… Закон, батюшка… Супро́тив Господня повеленья идти не годится. Мы вот что сделаем: теперича отдохнем, а вставши, тотчас и за обед… Насчет ужина здесь, на пароходе, не стану говорить, придется ужинать у Макарья… Вы где пристанете?
— То-то же. Нет, уж лучше
вечером об моем
деле потолкуем, — сказал Веденеев и пошел от Меркулова.
На другой
день вечером у Дорониных по уголкам две парочки сидели: два жениха, две невесты. А третья пара, Зиновий Алексеич с Татьяной Андревной, глядя на них, не нарадовались.
Особыми кучками, также под оконья к кому-нибудь, старики попозже сбираются и до позднего
вечера толкуют про свои
дела.
В тот же
день вечером Веденеев, сидя за чайным столом у Дорониных, рассказал, как собирал он вести про Петра Степаныча. Много шутили, много смеялись над тем, как провел он старого Самоквасова, но не могли придумать, зачем понадобилось Петру Степанычу ехать в скиты за Волгу. При Лизе с Наташей Веденеев смолчал о Фленушке, но, улучив время, сказал о том и Зиновью Алексеичу, и Татьяне Андревне. Зиновий Алексеич улыбнулся, а Татьяна Андревна начала ворчать...
Склоняется, бывало,
день к
вечеру, в лесу потемнеет, со всех сторон повеет прохладой.
Вечером того же
дня Марко Данилыч при Дуне и при Дарье Сергевне говорил своей гостье...
В густом тенистом садике, под старыми липами и цветущей сиренью,
вечером Троицына
дня сидел Смолокуров за чаем с Дуней, с Марьей Ивановной, с Дарьей Сергевной.
— Ни
вечером на сон грядущий, ни поутру, как встанет, больше трех поклонов не кладет и то кой-как да таково неблагочестно. Не раз я говорила ей, не годится, мол, делать так, а она ровно и не слышит, ровно я стене говорю. Вам бы самим, Марко Данилыч, с ней поговорить. Вы отец, родитель, ваше
дело поучить детище. Бог взыщет с вас, ежели так оставите.
Катеньку поместили в комнате возле Вареньки и Дуни. Все
вечера девушки втроем проводили в беседах, иной раз зайдет, бывало, к ним и Марья Ивановна либо Варвара Петровна. А
день весь почти девушки гуляли по́ саду либо просиживали в теплице; тогда из богадельни приходили к ним Василиса с Лукерьюшкой. Эти беседы совсем почти утвердили колебавшуюся Дуню в вере людей Божиих, и снова стала она с нетерпеньем ждать той ночи, когда примут ее во «святый блаженный круг верных праведных». Тоска, однако, ее не покидала.
Ровно через неделю после собора Божьих людей, также в субботу, под
вечер, приехали в Луповицы Кислов и Строинский, пришли матрос Фуркасов и дьякон Мемнон. Был на тот
день назначен «привод» Дуни и Василисушки.
— Так вот что: парень ты речистый, разговоры водить мастер. Такого мне теперь и надо, — сказал Марко Данилыч. — Сегодня
вечером приходи в Рыбный трактир, там будут все наши. А
дело будет тебе вот какое…
В тот же
день вечером послали эстафету на Унжу.
Дарья Сергевна писала Прожженному, что Марко Данилыч вдруг заболел и велел ему, оставя
дела, сейчас же ехать домой с деньгами и счетами. Не помянула она, по совету Патапа Максимыча, что Марку Данилычу удар приключился. «Ежель о том узнает он, — говорил Чапурин, — деньги-то под ноготок, а сам мах чрез тын, и поминай его как звали». В тот же
вечер поехала за Дуней и Аграфена Петровна.
Без малого целу неделю провела она в дороге, наконец под
вечер мрачного, дождливого
дня ямщик указал ей кнутовищем на каменный помещичий дом, на сады с вековыми деревьями, на большую церковь и сотни на полторы маленьких, невзрачных, свежей соломой покрытых домишек.
Вечером в
день приезда Дуни, когда все разошлись по местам, комнатная прислуга пошла в кухню ужинать.
Сидели
вечером за чаем Дуня, Дарья Сергевна, Аграфена Петровна, Патап Максимыч и Герасим Силыч, перед тем отправивший племянника в Сосновку. Зашла речь, как бы устроить
дела в городе и присмотреть за домом.
Иные стали обращаться к ней с просьбами о помощи, другие просто денег просили взаймы, третьи уж не просили, а просто-напросто требовали крупных сумм на общественные надобности — на дамские
вечера в клубе, на музыку, даже на благородные театральные представления, до которых богатой наследнице никакого
дела не было.
В тот же
день вечером разговорилась Дуня с Чубаловым.
Вечером, когда Дуня с Аграфеной Петровной сидели вдвоем, вошел к ним Петр Степаныч. Не видавши целый
день Дуни, он низко ей поклонился, а она ответила едва заметным поклоном.
На другой
день рано поутру Аграфена Петровна послала нарочного с письмом к Патапу Максимычу. Она просила его как можно скорей приехать в Вихорево. Чапурин не заставил себя долго ждать — в тот же
день поздним
вечером сидел он с Груней в ее горнице.
Тяжело вздохнул Самоквасов, но согласился с Патапом Максимычем. А уж как бы не хотелось ему разлучаться с невестой. Весь бы
день с утра до́
вечера сидел с ней да любовался на ее голубые глаза, стройный стан и девственные перси.
Чтобы застать службу во всех часовнях и моленных, чиновник выбрал для их осмотра
вечер Успеньева
дня.