— Чего хитрить-то мне? Для чего? — сказал Зиновий Алексеич. — Да и ты чудно́й, право,
повел речь про дела, а свел на родство. Решительно тебе сказываю, раньше двух недель прямого ответа тебе не дам. Хочешь жди, хочешь не жди, как знаешь, а на меня, наперед тебе говорю, не погневайся.
Перебивая чуть не на каждом слове мужа, Татьяна Андревна расспрашивала Никитушку, каково было его здоровье, тужила о пережитых невзгодах, соболезновала неудачам и, наконец, совсем перебив мужнины расспросы,
повела речь о самом нужном, по мнению ее, деле — о приданом.
После завтрака Татьяна Андревна, догадавшись по говору материнского сердца, что меж женихом и невестой проскочило что-то неладное, приказала Наташе что-то по хозяйству и сама вышла, сказав мужу, что надо с ним о чем-то неотложном посоветоваться, остался Меркулов с Лизой один на один. Уйти нельзя, молчать тоже нельзя. «Дай расспрошу», — подумал он и
повел речь издалека.
Неточные совпадения
— Так, сударыня… Так впрямь и за псалтырь села… Слава Богу, слава Богу, — говорила Анисья Терентьевна и, маленько помолчав,
повела умильные
речи.
«И то еще я замечал, — говорил он, — что пенсионная, выйдя замуж, рано ли поздно, хахаля заведет себе, а не то и двух, а котора у мастерицы была в обученье, дура-то дурой окажется, да к тому же и злобы много накопит в себе…» А Макрина тотчáс ему на те
речи: «С мужьями у таких жен, сколько я их ни видывала, ладов не бывает: взбалмошны, непокорливы, что ни день, то в дому содом да драна грамота, и таким женам много от супружеских кулаков достается…» Наговорившись с Марком Данилычем о таких женах и девицах, Макрина ровно обрывала свои россказни, заводила
речь о стороннем, а дня через два опять, бывало,
поведет прежние
речи…
А Дарья Сергевна хоть и радехонька
речам Марка Данилыча, но хмурится, будто ей неприятную
весть сказал он. Не молвила ни единого слова.
И пошла рассказывать ни так ни сяк не подходящее к делу. Ей только надо было отвести в сторону мысли Смолокурова; только для того и
речь повела… И отвела… мастерица была на такие отвороты.
И дело говорил он, на пользу
речь вел. И в больших городах и на ярманках так у нас повелось, что чуть не на каждом шагу нестерпимо гудят захожие немцы в свои волынки, наигрывают на шарманках итальянцы, бренчат на цимбалах жиды, но раздайся громко русская песня — в кутузку певцов.
И, не слушая
речей Дуни, вышла из комнаты,
велела поставить самовар и, заварив липового цвета с малиной, напоила свою любимицу и, укутав ее в шубу, положила в постель.
Пока Самоквасов разговаривал с Таисеей, Марко Данилыч
вел с Таифой
речи про Дунюшку. Разговорясь про наряды, что накупил ей на ярманке, похвалился дорогой шубой на черно-бурых лисицах. Таифе захотелось взглянуть на шубу, и Смолокуров
повел ее в другую комнату, оставив Таисею с Петром Степанычем продолжать надоевшие ему хныканья о скитском разоренье.
Скучно стало ему — кругом незнакомые люди, не с кем
речь повести, не с кем в разговор вступить.
Еще до возврата Меркулова как-то вечером Дмитрий Петрович чай пил у Дорониных, были тут еще двое-трое знакомых Зиновью Алексеичу. Беседу
вели, что на ярманке стали пошаливать. Татьяна Андревна, к тем
речам прислушавшись, на Петра Степаныча
речь навела.
Недоверчиво взглянула Дуня на закрытый короб.
Речи Марьи Ивановны о книгах припомнились ей. Однако же
велела перетащить короб к себе в комнату.
— Не о том
речь веду, сударыня, — возразил Марко Данилыч. — Тут главная причина в том, что будет ей оченно зазорно, ежели с простыми девками она станет водиться. Не знаете вы, что за народ у нас в городу живет. Как раз наплетут того, что и во сне не виделось никому.
Обительский приемыш не был чуток к холоду — в трескучие морозы босиком бегал, в одной рубашонке, и
вел нескладные
речи.
Угрюмо и мрачно молчал Онисим Самойлыч. Маленькие, хитрые глазки его так и прыгали. Помолчав, напрямки
повел он
речь к Веденееву.
Тут подошла к нему Дарья Сергевна и такую
речь повела...
Долгое было молчанье. Наконец Патап Максимыч такую
речь повел...
Но не вдруг, не сразу заговорила с ним об этом, прежде издали
речь повела, наперед бы у отца Прохора выведать про житье-бытье Луповицких.
— Не достойно и даже душевредно чуждаться святой церкви, Авдотья Марковна, но не к тому
речь веду.
— Что ж такое? — немного смутившись, спросила Дуня. Догадывалась она, о чем хочет
вести с ней
речь приятельница.
Немного оправясь от смущенья,
повела она
речь о постороннем.
— Крепка, не проломают, — самоуверенно сказал на то Патап Максимыч и
повел совсем про другое
речь.
Не забудем, что летописец преимущественно
ведет речь о так называемой черни, которая и доселе считается стоящею как бы вне пределов истории. С одной стороны, его умственному взору представляется сила, подкравшаяся издалека и успевшая организоваться и окрепнуть, с другой — рассыпавшиеся по углам и всегда застигаемые врасплох людишки и сироты. Возможно ли какое-нибудь сомнение насчет характера отношений, которые имеют возникнуть из сопоставления стихий столь противоположных?
Неточные совпадения
Молчать! уж лучше слушайте, // К чему я
речь веду: // Тот Оболдуй, потешивший // Зверями государыню, // Был корень роду нашему, // А было то, как сказано, // С залишком двести лет.
Крестьяне
речь ту слушали, // Поддакивали барину. // Павлуша что-то в книжечку // Хотел уже писать. // Да выискался пьяненький // Мужик, — он против барина // На животе лежал, // В глаза ему поглядывал, // Помалчивал — да вдруг // Как вскочит! Прямо к барину — // Хвать карандаш из рук! // — Постой, башка порожняя! // Шальных
вестей, бессовестных // Про нас не разноси! // Чему ты позавидовал! // Что веселится бедная // Крестьянская душа?
В одно прекрасное утро нежданно-негаданно призвал Фердыщенко Козыря и
повел к нему такую
речь:
Чичиков, как уж мы видели, решился вовсе не церемониться и потому, взявши в руки чашку с чаем и вливши туда фруктовой,
повел такие
речи:
Перескажу простые
речи // Отца иль дяди-старика, // Детей условленные встречи // У старых лип, у ручейка; // Несчастной ревности мученья, // Разлуку, слезы примиренья, // Поссорю вновь, и наконец // Я
поведу их под венец… // Я вспомню
речи неги страстной, // Слова тоскующей любви, // Которые в минувши дни // У ног любовницы прекрасной // Мне приходили на язык, // От коих я теперь отвык.