Неточные совпадения
В одном из крестов запечен
был на
счастье двугривенный, он достался имениннице.
Плывут, бывало, нищие по Волге, плывут, громогласно распевая про Алексея Божия человека, про Страшный суд и про то, как «жили да
были два братца родные, два братца, два Лазаря; одна матушка их породила, да не одно
счастье Господь им послал».
Когда Меркулов доплыл до Казани, там на Бакалде застал он небольшой пароход. Пароход совсем
был готов к отвалу, бежал вверх по Волге к Нижнему. Тогда еще мало ходило пароходов, и Никите Федорычу такая нечаянность показалась особенным, неожиданным
счастьем. На плохой конец двумя сутками раньше увидит он теперь невесту.
— Полно дурить-то. Ах ты, Никита, Никита!.. Время нашел! — с досадой сказал Веденеев. — Не шутя говорю тебе: ежели б она согласна
была, да если бы ее отдали за меня, кажется, счастливее меня человека на всем белом свете не
было бы… Сделай дружбу, Никита Сокровенный, Богом прошу тебя… Самому сказать — язык не поворотится… Как бы знал ты, как я тебя дожидался!.. В полной надежде
был, что ты устроишь мое
счастье.
— А ты пока молчи… Громко не говори!.. Потерпи маленько, — прервала его Фленушка, открывая лицо. — Там никто не услышит, там никто ничего не увидит. Там досыта наговоримся, там в последний разок я на тебя налюбуюсь!.. Там… я… Ой,
была не
была!.. Исстрадалась совсем!.. Хоть на часок, хоть на одну минуточку
счастья мне дай и радости!..
Было бы чем потом жизнь помянуть!.. — Так страстно и нежно шептала Фленушка, спеша с Самоквасовым к верхотине Каменного Вражка.
И печатью запечатано —
Не знавать мне
счастья, радости,
С милым другом в разлученье
быть!
— Удочка-то маловата, Марко Данилыч. Вот что, — молвил Чубалов. А сам думает: «Вот Бог-от на мое
счастье нанес его. Надобно вкруг его покружить хорошенько… На деньги кремень, а кто знает, может
быть, и расщедрится».
Кой-кто из проходивших остановился поглазеть на даровую «камедь». Хохотом ободряли прохожие пирожника… и это совсем взбесило Марко Данилыча. К
счастью, городовой, считавший до тех пор ворон на другой стороне улицы, стал переходить дорогу, заметив ухмылявшуюся ему востроглазую девчонку, должно
быть коротко знакомую со внутренней стражей.
— С вами-то? — воскликнул Смолокуров. — Да не то что в Фатьянку, хоть на край света… Опричь добра, Дуня от вас ничего не может набраться… Навсегда вам благодарен останусь, милостивая, добрая барышня, за вашу любовь. За
счастье почту, ежели Дунюшка при вас
будет неотлучно…
Кисловы
были им рады, ровно
счастью какому.
Чаще всего уходил он в соседний городок: там купцы наперебой его друг у дружки в лавки зазывали, — войдет Софронушка в лавку —
счастье, с пользой, значит,
будут в ней торговать.
— Вестимо,
будет драчун, — говорили другие. — Ермолку на
счастье блаженный потаскал, а Оленушке горьку судьбину напророчил.
— Что туман нá поле, так сынку твоему помоленному, покрещенному счастье-талан на весь век его! Дай тебе Бог сынка воспоить, воскормить, на коня посадить! Кушай за здоровье сынка, свет родитель-батюшка, опростай горшочек до последней крошечки — жить бы сынку твоему на белом свете подольше, смолоду отца с матерью радовать, на покон жизни поить-кормить, а помрете когда — поминки творить!
— Может, и увидишь, — улыбаясь, сказала Аграфена Петровна. — Теперь он ведь в здешних местах,
был на ярманке, и мы с ним видались чуть не каждый день. Только у него и разговоров, что про тебя, и в Вихореве тоже. Просто сказать, сохнет по тебе, ни на миг не выходишь ты из его дум. Страшными клятвами теперь клянет он себя, что уехал за Волгу, не простившись с тобой. «Этим, — говорит, — я всю жизнь свою загубил, сам себя
счастья лишил». Плачет даже, сердечный.
— Вместо отца поздравляю, вместо родителя целую тебя, дочка, — сказал он. — Дай вам Бог совет, любовь да
счастье. Жених твой, видится, парень по всему хороший, и тебе
будет хорошо жить за ним. Слава Богу!.. Так я рад, так рад, что даже и рассказать не сумею.
— Позвольте, Патап Максимыч, — вступился Петр Степаныч. — Со мной
есть маленький запасец. Рассчитывал, что пригодится к седми спящим отрокам, к именинам, значит, Ивана Григорьича. А теперь вот, на мое
счастье, бутылки на другое понадобились.
— Я Иваном-царевичем
был, я сидел на завалинке и от слова до слова выслушивал девичьи речи, — сказал Петр Степаныч. — И с того часу полюбил я вас всей душой моей. А все-таки ни в Комарове, ни в Нижнем потом на ярманке не смог к вам подступиться. Задумаешь словечко сказать, язык-то ровно замерзнет. Только бывало и
счастья, только и радости, когда поглядишь на вас. А без того тоска, скука и мука.
На
счастье, вышло так, что, когда он переходил улицу, Асаф
был на другом конце Осиповки и при разыгравшейся вьюге не заметил вдали человека.
Бальзаминов. Ну вот всю жизнь и маяться. Потому, маменька, вы рассудите сами, в нашем деле без счастья ничего не сделаешь. Ничего не нужно, только
будь счастье. Вот уж правду-то русская пословица говорит: «Не родись умен, не родись пригож, а родись счастлив». А все-таки я, маменька, не унываю. Этот сон… хоть я его и не весь видел, — черт возьми эту Матрену! — а все-таки я от него могу ожидать много пользы для себя. Этот сон, если рассудить, маменька, много значит, ох как много!
Неточные совпадения
Добчинский. Марья Антоновна! (Подходит к ручке.)Честь имею поздравить. Вы
будете в большом, большом
счастии, в золотом платье ходить и деликатные разные супы кушать; очень забавно
будете проводить время.
Лука стоял, помалчивал, // Боялся, не наклали бы // Товарищи в бока. // Оно
быть так и сталося, // Да к
счастию крестьянина // Дорога позагнулася — // Лицо попово строгое // Явилось на бугре…
Пришел дьячок уволенный, // Тощой, как спичка серная, // И лясы распустил, // Что
счастие не в пажитях, // Не в соболях, не в золоте, // Не в дорогих камнях. // «А в чем же?» // — В благодушестве! // Пределы
есть владениям // Господ, вельмож, царей земных, // А мудрого владение — // Весь вертоград Христов! // Коль обогреет солнышко // Да пропущу косушечку, // Так вот и счастлив я! — // «А где возьмешь косушечку?» // — Да вы же дать сулилися…
— Послали в Клин нарочного, // Всю истину доведали, — // Филиппушку спасли. // Елена Александровна // Ко мне его, голубчика, // Сама — дай Бог ей
счастие! // За ручку подвела. // Добра
была, умна
была,
Пахом приподнял «
счастие» // И, крякнувши порядочно, // Работнику поднес: // «Ну, веско! а не
будет ли // Носиться с этим
счастием // Под старость тяжело?..»