Неточные совпадения
— В достаточных обителях точно — деньжонки кой-какие водятся,
говорить про то
нечего, а по бедным не богаче сирот живут.
Говорю тебе: пить-есть
нечего.
— Ничем не попорчена, — сказал он, рассматривая их. — Да и портиться тут
нечему, потому что в стрелке не пружина какая, а одна только Божия сила… Видишь, в одну сторону обе стрелки тянут… Вот сивер, тут будет полдень, тут закат, а тут восток, —
говорил дядя Онуфрий, показывая рукой страны света по направлению магнитной стрелки.
— Чего краснеть-то? — молвил отец. — Дело
говорю,
нечего голову-то гнуть, что кобыла к овсу… Да если б такое дело случилось, я бы тебя со всяким моим удовольствием Масляникову отдал: одно слово, миллионеры, опять же и по нашему согласию — значит, по Рогожскому. Это по нашему состоянию дело не последнее… Ты это должна понимать… Чего глаза-то куксишь?.. Дура!
—
Нечего пока решать-то, — ответил Гаврила Маркелыч. — Сказал, что тут прежде всего воля родительская, если, мол, Макар Тихоныч пожелает с нами родниться, мы, мол, не прочь… Станем ждать вестей из Москвы… Да ты Марье-то покаместь не
говори…
нечего прежде времени девку мутить. Да никому ни гугу, лучше будет.
—
Нечего думать! — нахмуря брови, отрывисто сказала Настя, выдергивая руку. — Вижу я, все вижу… Меня не проведешь! Сердце вещун — оно
говорит, что ты…
Юность моя, юность во мне ощутилась,
В разум приходила, слезно
говорила:
«Кто добра не хочет, кто худа желает?
Разве змей соперник, добру ненавистник!
Сама бы я рада — силы моей мало,
Сижу на коне я, а конь не обуздан,
Смирить коня
нечем — вожжей в руках нету.
По горам по хóлмам прямо конь стрекает,
Меня разрывает, ум мой потребляет,
Вне ума бываю, творю что, не знаю.
Вижу я погибель, страхом вся объята,
Не знаю, как быти, как коня смирити...
— А что ж ей? — вскрикнула Фленушка. — Ноги твои мыть да воду с них пить?.. Ишь зазнайка какой!.. Обули босого в сапоги — износить не успел, а уж спеси на нем, что сала на свинье, наросло!.. Вспомни, — стоишь ли весь ты мизинного ее перстика?.. Да
нечего рыла-то воротить — правду
говорю.
— Не то чтобы по какому неудовольствию али противности отошел я, Сергей Андреич, а единственно, можно сказать, по той причине, что самому Патапу Максимычу так вздумалось. «Ты,
говорит, человек молодой,
нечего,
говорит, тебе киснуть в наших лесах, выплывай,
говорит, на большую воду, ищи себе место лучше… А я,
говорит, тебя ни в чем не оставлю. Если,
говорит, торговлю какую вздумаешь завести, пиши — я,
говорит, тебе всякое вспоможение капиталом, значит, сделаю…»
— Пустых речей
говорить тебе не приходится, — отрезал тысячник. — Не со вчерашнего дня хлеб-соль водим. Знаешь мой обычай — задурят гости да вздумают супротив хозяйского хотенья со двора долой, найдется у меня запор на ворота… И рад бы полетел, да крылья подпешены [Подпешить — сделать птицу пешею посредством обрезки крыльев.]. Попусту разговаривать
нечего: сиди да гости, а насчет отъезда из головы выкинь.
— И про то пытал я у губернатора, — продолжал Патап Максимыч, — нельзя ли вам как-нибудь с теми чиновниками повидеться, чтобы, знаешь, видели не видали, слышали не слыхали… И думать,
говорит, про то
нечего, не такие люди.
— Этот ничего… — сказал Патап Максимыч. — Василий Борисыч человек иной стати. Его опасаться
нечего. Чтобы московских скосырей да казанских хахалей тут не было — вот про что
говорю. Они к тебе больно часто наезжают…
—
Нечего раздумывать, не о чем кручиниться, — весело молвил Чапурин. —
Говорил я тебе, желаючи добра, советовал: плюнь на эти пу́стошные дела, развяжись с архиереями да с келейницами… Какого проку нашел в них?.. С твоим ли разумом, с твоим ли уменьем валандаться в этих делах?.. Эх, зажили бы мы с тобой!.. Ты еще не знаешь, что на ум мне пришло!..
— То-то, ты не ломайся. Нужны, так
говори, — сказал Патап Максимыч. — Чиниться со мной теперь
нечего.
А уж насчет псалтыря
нечего и
говорить — мало бывает таких читалок.
— Попомни хоть то, над чем зубы-то скалишь? — продолжала мужа началить Аксинья Захаровна. — Домы Божии, святые обители хотят разорить, а ему шутки да смехи… Образумься!.. Побойся Бога-то!.. До того обмиршился, что ничем не лучше татарина стал…
Нечего рыло-то воротить, правду
говорю. О душе-то хоть маленько подумал бы. Да.
— У меня-то погости, у меня опасаться тебе
нечего, — сказала Манефа. — Лучше, как бы ты остался, пока это дело кончится. Насчет петербургского-то
говорю. Что там будет, как нас решат, теперь никому не известно, а если бы ты остался у нас, после бы, как очевидец, все рассказал на Москве. В письмах всего не опишешь.
— Прискорбно, не поверишь, как прискорбно мне, дорогой ты мой Василий Борисыч, —
говорила ему Манефа. — Ровно я гоню тебя вон из обители, ровно у меня и места ради друга не стало. Не поскорби, родной, сам видишь, каково наше положение. Языки-то людские, ой-ой, как злы!.. Иная со скуки да от
нечего делать того наплетет, что после только ахнешь. Ни с того ни с сего насудачат… При соли хлебнется, к слову молвится, а тут и пошла писать…
Про Свиблово
говорят: стоит на горке, хлеба ни корки, звону много, поесть
нечего. В приходе без малого тысяча душ, но, опричь погощан [Жители погоста.], и на светлу заутреню больше двадцати человек в церковь никогда не сходилось. Почти сплошь да наголо всё раскольники. Не в обиду б то было ни попу, ни причетникам, если б влекущий племя от литовского выходца умел с ними делишки поглаже вести.