Неточные совпадения
Перед Господом
Богом свидетельствую вам и всех вас совершенно заверяю, — прибавил, вставая с места и подходя к иконам, паломник, — истинна древлеправославная австрийская иерархия,
нет в ней ни едина порока!
— Не раненько ль толковать об этом, Данило Тихоныч? Дело-то, кажись бы, не к спеху. Время впереди, подождем, что
Бог пошлет. Есть на то воля Божья, дело сделается,
нет — супротив
Бога как пойдешь?
— Живет у меня молодой парень, на все дела руки у него золотые, — спокойным голосом продолжал Патап Максимыч. — Приказчиком его сделал по токарням, отчасти по хозяйству. Больно приглянулся он мне — башка разумная. А я стар становлюсь, сыновьями Господь не благословил, помощников
нет, вот и хочу я этому самому приказчику не вдруг, а так, знаешь, исподволь, помаленько домовое хозяйство на руки сдать… А там что
Бог даст…
— Ах вы, злодейки, злодейки!.. Совсем вы меня измучили…
Бога вы не боитесь. Совести
нет у вас в глазах… Что вы, деревенские, что ли, мирские?.. Ах вы, греховодницы, греховодницы!..
О, смерте!
Нет от тя обороны —
И у царей отъемлешь ты короны,
Со архиереи и вельможи не медлишь,
Даров и посулов не приемлешь;
Скоро и мою ты хощешь душу взяти
И на Страшный суд
Богу отдати.
— И греха в том
нет никакого, — ответила Фленушка. — Падение — не грех, хоть матушку Таифу спроси. Сколько книг я ни читала, столько от матерей ни слыхала — падение, а не грех… И святые падали, да угодили же
Богу. Без того никакому человеку не прожить.
— Ай да приказчик!.. Да у тебя, видно, целому скиту спуску
нет… Намедни с Фленушкой, теперь с этой толстухой!.. То-то я слышу голоса: твой голос и чей-то девичий… Ха-ха-ха! Прилипчив же ты, парень, к женскому полу!.. На такую рябую рожу и то польстился!.. Ну ничего, ничего, паренек: быль молодцу не укор, всяку дрянь к себе чаль,
Бог увидит, хорошеньку пошлет.
Настя глядела непразднично… Исстрадалась она от гнета душевного… И узнала б, что замыслил отец, не больно б тому возрадовалась… Жалок ей стал трусливый Алексей!.. И то приходило на ум: «Уж как загорелись глаза у него, как зачал он сказывать про ветлужское золото… Корыстен!.. Не мою, видно, красоту девичью, а мое приданое возлюбил погубитель!..
Нет, парень, постой, погоди!.. Сумею справиться. Не хвалиться тебе моей глупостью!.. Ах, Фленушка, Фленушка!..
Бог тебе судья!..»
— Еще бы не вылечить! — усмехнувшись, ответил Дементий. — Ведь матери, Родионушка, не наш брат — голь да перетыка… У них — деньгам заговенья
нет. А богатых и смерть не сразу берет… Рубль не
Бог, а тоже милует.
—
Нет, матушка… Как возможно… Избави
Бог, — сказал Василий Борисыч. — Софрон только при своем месте, в Симбирске, будет действовать — там у него приятели живут: Вандышевы, Мингалевы, Константиновы — пускай его с ними, как знает, так и валандается. А в наместниках иной будет — человек достойный, — а на место Софрона в российские пределы тоже достойный епископ поставлен — Антоний.
—
Нет, благодаря
Бога, не терял… — отвечал Андрей Богданыч.
— Истину сказали, что
Бог милостив, — перебила ее Манефа. — Да мы-то, окаянные, не мало грешны… Стóим ли того, чтоб он нас миловал?.. Смуты везде, споры, свары, озлобления! Христианское ль то дело?.. Хоть бы эту австрийскую квашню взять… Каков человек попал в епископы!.. Стяжатель, благодатью Святого Духа ровно горохом торгует!.. Да еще, вправду ли,
нет ли, обносятся слухи, что в душегубстве повинен… За такие ль дела
Богу нас миловать?
— И подати платят за них, и сыновей от солдатчины выкупают, и деньгами ссужают, и всем… Вот отчего деревенские к старой вере привержены… Не было б им от скитов выгоды, давно бы все до единого в никонианство своротили… Какая тут вера?.. Не о душе, об мошне своей радеют… Слабы ноне люди пошли,
нет поборников,
нет подвижников!.. Забыв
Бога, златому тельцу поклоняются!.. Горькие времена, сударыня, горькие!..
— Зачем, матушка, ропотом
Бога гневить? — молвил Василий Борисыч. — Живете вы, слава
Богу, в здешних лесах тихо, безмятежно, никакого касательства до вас
нет…
По чистому всполью, по зеленым рощам, по берегам речек всю весну молодежь празднует веселому Яр-Хмелю,
богу сердечных утех и любовной сласти… То-то веселья, то-то забав!.. Милованью да затейным играм конца
нет…
— Неладное, сынок, затеваешь, — строго сказал он. —
Нет тебе нá это моего благословенья. Какие ты милости от Патапа Максимыча видел?.. Сколь он добр до тебя и милостив!.. А чем ты ему заплатить вздумал?.. Покинуть его, иного места тайком искать?.. И думать не моги! Кто добра не помнит,
Бог того забудет.
— Не кручинься, моя ягодка, не горюй, яблочко наливчатое, — отвечал Морковкин, обнимая свою разлапушку. —
Бог милостив: будет праздник и на нашей улице… А Трифона Михайлыча, нужды
нет, что меня не жалует, уважить я завсегда готов… Что ни есть нажитого, все, до последней копейки, рад ему отдать… Так и скажи Фекле Абрамовне.
— Что ж? Получай с
Богом, — перебил Михайло Васильич. — Рекрутской очереди ведь
нет за тобой?
— Да вы не бойтесь, сударыня Марья Гавриловна, — отвечала ей Таня. — Она ведь предобрая и все с молитвой делает. Шагу без молитвы не ступит. Корни роет — «Богородицу» читает, травы сбирает — «Помилуй мя, Боже». И все, все по-Божественному, вражьего
нет тут нисколько… Со злобы плетут на нее келейницы; обойдите деревни, любого спросите, всяк скажет, что за елфимовскую Наталью денно и нощно все
Бога молят. Много пользы народу она делает. А уж какая разумная, какая добрая, и рассказать того невозможно.
— По милости Господней всем я довольна, — сказала она. — Малое, слава
Богу, есть, большего не надо. А вот что: поедешь ты завтра через деревню Поляну, спроси там Артемья Силантьева, изба с самого краю на выезде… Третьего дня коровенку свели у него, четверо ребятишек мал мала меньше — пить-есть хотят… Без коровки голодают, а новую купить у Артемья достатков
нет… Помоги бедным людям Христа ради, сударыня.
Не дай ей
Бог познать третью любовь. Бывает, что женщина на переходе от зрелого возраста к старости полюбит молодого. Тогда закипает в ней страсть безумная,
нет на свете ничего мучительней, ничего неистовей страсти той… Не сердечная тоска идет с ней об руку, а лютая ненависть, черная злоба ко всему на свете, особливо к красивым и молодым женщинам… Говорят: первая любовь óт
Бога, другая от людей, а третья от ангела, что с рожками да с хвостиками пишут.
— Не пошлю я за братом, Алешенька.
Бог знает, что у него на разуме… Может, и грешу… А сдается мне, что он на мои достатки смотрит завидно… Теперь, поди, еще завиднее будет: прежде хоть думал, что не сам, так дети наследство от меня получат…
Нет, не продам ему «Соболя».
— Да как же?.. Разве хорошо мы делаем? — жалобно заговорила Марья Гавриловна. — И перед Богом-то грех великий, и перед людьми-то стыдны́м-стыднехонько…
Нет, уж ты меня лучше не уговаривай. Пока венцом греха не покроем, не буду я на людей глядеть… Оттого и желаю скорей обвенчаться…
Богом прошу тебя, голубчик… Не томи ты меня, не сокрушай в горькой печали моей!..
Василий Борисыч
Бога в свидетели приводил, что сам своими глазами видал, как в Эносе, на родине митрополита, греки детей в три погруженья крестят, что там про обливанство слуху
нет и весьма им гнушаются, как богомерзкой латинской прелестью.
— Я вам пóслух, я вам очевидец!.. — степенно проговорил Василий Борисыч. —
Богу споспешествующу обтек аз многогрешный греческие области, в Цареграде был, во святем граде Иерусалиме Живоносному Гробу поклонялся и повсюду самолично видел, что у греков трехпогружательное крещение всеобдержно и
нет между ними латинского обливанья. Свидетель мне
Бог.
На белом свете, опричь
Бога, ничего
нет сильнее туго набитой мошны.
— Нельзя мне по разным делам разбиваться, Марко Данилыч, — ответил Чапурин, — и без того у меня их немало, дай
Бог и с теми управиться!
Нет уж, зачем же мне лишнюю обузу брать на себя.
— Так вы и разочтите, много ль ему, сердечному, останется, — сказал Патап Максимыч. — Дивить ли после того, что у вас бабы стерлядей грудью кормят да в кринках икру заместо молока возят. Плуты они, мошенники!.. Так ли, Марко Данилыч? Не навык к плутовству, нужда доводит. Как ловцу по чести жить? И честь ведь не в честь, коли нечего есть!
Нет, Марко Данилыч, не пущусь я в ваши промыслы.
Бог с ними!
—
Нет, матушка,
нет!.. Теперь никого не люблю…
Нет, не люблю больше никого… — твердым голосом, но от сильного волненья перерывая почти на каждом слове речь свою, проговорила Фленушка. — Будь спокойна, матушка!.. Знаю… ты боишься, не сбежала бы я… не ушла бы уходом… Самокруткой не повенчалась бы… Не бойся!.. Позора на тебя и на обитель твою не накину!.. Не бойся, матушка, не бойся!.. Не будет того, никогда не будет!.. Никогда, никогда!..
Бог тебе свидетель!.. Не беспокой же себя… не тревожься!..
— Не в свахи, а вместо матери, — перервала ее Дуня. — Не привел Господь матушке меня выростить. Не помню ее, по другому годочку осталась. А от тебя, Грунюшка, столь много добра я видела, столько много хороших советов давала ты мне, что я на тебя как на мать родную гляжу.
Нет, уж если
Бог велит, ты вместо матери будь.
— У
Бога давностей
нет, — сказал Петр Степаныч. — Люди забыли — Господь помнит… Если б мне ведать, кого дедушка грабил, отыскал бы я внуков-правнуков тех, что им граблены были, и долю мою отдал бы им до копейки.
— Заершилась! — шутливо молвил Патап Максимыч, отстраняясь от жены. — Слова нельзя сказать, тотчас заартачится!.. Ну, коли ты заступаешься за спасенниц, говори без бабьих уверток — доходны их молитвы до
Бога аль недоходны? Стоит им деньги давать али
нет?
— А как же? Отец в отлучке, мать в отлучке, тетка в отлучке, сама невеста не в своем дому, и призора
нет за ней никакого, — говорил отец Родион. — Отменно хорошо дельце оборудовали, ей-Богу, отменно… А на всякий случай, ради отбоя погони, люди-то будут ли у вас?
— Так как же, сударыня Марья Гавриловна, насчет того векселька мы с вами покончим?.. Срок послезавтра, а вот перед
Богом, денег теперь у меня в сборе
нет… Все это время крепко на ваше слово надеялся, что на два месяца отсрочку дадите.
—
Нет, уж ты,
Бога ради, освободи меня, Сергей Андреич, — сказал наконец Патап Максимыч. — Изнемог я… Дай одному с печалью остаться, подь отсель, оставь меня одного… Дай надуматься… А какой я допрежь сего столп был неколебимый… Помнишь?.. Никого не боялся, ничего не страшился!.. Шатнуло горе, свихнуло!.. Глядя на меня, поучайся, Сергей Андреич, познай, как человеку подобает мáлитися… Божий закон!.. Господне определенье!..