Неточные совпадения
Мать взглянула на нее всего
один раз, и Серафима отлично
поняла этот взгляд: «Притворяется старичонко, держи ухо востро, Сима».
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не
одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и не
понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять и была совершенно счастлива.
Взглянув на пригорюнившегося брата Емельяна, Галактион
понял, что они оба охвачены
одним сомнением, оба думали
одну думу и оба приходили к
одному заключению.
Впрочем, Галактион упорно отгонял от себя все эти мысли. Так, глупость молодая, и больше ничего. Стерпится — слюбится. Иногда Серафима пробовала с ним заговаривать о серьезных делах, и он видел только
одно, что она ровно ничего не
понимает. Старается подладиться к нему и не умеет.
Девушка знала, как нужно отваживаться с пьяницей-отцом, и распоряжалась, как у себя дома. Старик сидел попрежнему на кровати и тяжело хрипел. Временами из его груди вырывалось неопределенное мычание, которое
понимала только
одна Харитина.
— А я
понимаю одно: я имею свою пользу и должен дать пользу другим… Так?
Мельница давно уже не справлялась с работой, и Галактион несколько раз поднимал вопрос о паровой машине, но старик и слышать ничего не хотел, ссылаясь на страх пожара. Конечно, это была только
одна отговорка, что Галактион
понимал отлично.
Галактион
понял только
одно, что производилось разорение спившегося купца на самом законном основании, а затем, что деньги можно получать совершенно даром.
Но это была только
одна отговорка. Она отлично
понимала всякие дела, хотя и относилась к конкурсу совершенно равнодушно.
Галактион отлично
понимал только
одно, что она находится под каким-то странным влиянием своего двоюродного брата Голяшкина и все делает по его совету.
Слушая ожесточенные выходки доктора, Галактион
понимал только
одно, что он действительно полный неуч и даже не знает настоящих образованных слов.
Умный старик
понимал, что попрежнему девушку воспитывать нельзя, а отпустить ее в гимназию не было сил. Ведь только и свету было в окне, что
одна Устенька. Да и она тосковать будет в чужом городе. Думал-думал старик, и ничего не выходило; советовался кое с кем из посторонних — тоже не лучше.
Один совет — отправить Устеньку в гимназию. Легко сказать, когда до Екатеринбурга больше четырехсот верст! Выручил старика из затруднения неожиданный и странный случай.
Галактион
понимал только
одно, что не сегодня-завтра все конкурсные плутни выплывут на свежую воду и что нужно убираться отсюда подобру-поздорову. Штоффу он начинал не доверять. Очень уж хитер немец. Вот только бы банк поскорее открыли. Хлопоты по утверждению банковского устава вел в Петербурге Ечкин и писал, что все идет отлично.
— Опять ты глуп… Раньше-то ты сам цену ставил на хлеб, а теперь будешь покупать по чужой цене.
Понял теперь? Да еще сейчас вам, мелкотравчатым мельникам, повадку дают, а после-то всех в
один узел завяжут… да… А ты сидишь да моргаешь… «Хорошо», говоришь. Уж на что лучше… да… Ну, да это пустяки, ежели сурьезно разобрать. Дураков учат и плакать не велят… Похожи есть патреты. Вот как нашего брата выучат!
— Меж мужем и женой
один бог судья, мамаша, а вторая причина… Эх, да что тут говорить! Все равно не
поймете. С добром я ехал домой, хотел жене во всем покаяться и зажить по-новому, а она меня на весь город ославила. Кому хуже-то будет?
Серафима
понимала одно, именно, что все это хуже того, если б муж бранил ее и даже бил.
— Э, вздор!.. Так, зря болтают. Я тебе скажу всего
одно слово: Мышников.
Понял? У нас есть адвокат Мышников. У него, брат, все предусмотрено… да. Я нарочно заехал к тебе, чтобы предупредить, а то ведь как раз горячку будешь пороть.
— Вот это я
понимаю… да! Очень хорошо, молодой человек! Я и сам об этом подумывал, да
одному не разорваться. Мы еще потолкуем об этом серьезно. А вы далеко пойдете, Галактион Михеич. Именно нам, русским, недостает разумной предприимчивости.
Он не чувствовал на себе теперь жадного внимания толпы, а видел только ее
одну, цветущую, молодую, жизнерадостную, и
понял то, что они навеки разлучены, и что все кончено, и что будут уже другие жить.
Ей сделалось и обидно и стыдно за него, за то, что он ничего не
понимает, что он мог обедать с своими банковскими, когда она здесь мучилась
одна, что и сейчас он пришел в это страшное место с праздничным хмелем в голове.
— Видишь ли, в чем дело… да… Она после мужа осталась без гроша. Имущество все описано. Чем она жить будет? Самому мне говорить об этом как-то неудобно. Гордая она, а тут еще…
Одним словом, женская глупость. Моя Серафима вздумала ревновать.
Понимаешь?
Голова доктора горела, ему делалось душно, а перед глазами стояло лицо Устеньки, — это именно то лицо, которое
одно могло сделать его счастливым, чистым, хорошим, и, увы, как поздно он это
понял!
Раз ночью Харитина ужасно испугалась. Она только что заснула, как почувствовала, что что-то сидит у ней на кровати. Это была Серафима. Она пришла в
одной рубашке, с распущенными волосами и, кажется, не
понимала, что делает. Харитина взяла ее за руку и, как лунатика, увела в ее спальню.
Этой
одной фамилии было достаточно, чтобы весь банк встрепенулся. Приехал сам Прохоров, — это что-нибудь значило. Птица не маленькая и недаром прилетела. Артельщики из кассы, писаря, бухгалтеры — все смотрели на знаменитого винного короля, и все
понимали, зачем он явился. Галактион не вышел навстречу, а попросил гостя к себе, в комнату правления.
— Мы этот вопрос обсуждали и нашли, что он неудобоисполним. Вы меня
понимаете?
Одним словом, мы не можем.
Он
понял все и рассмеялся. Она ревновала его к пароходу. Да, она хотела владеть им безраздельно, деспотически, без мысли о прошедшем и будущем. Она растворялась в
одном дне и не хотела думать больше ни о чем. Иногда на нее находило дикое веселье, и Харитина дурачилась, как сумасшедшая. Иногда она молчала по нескольку дней, придиралась ко всем, капризничала и устраивала Галактиону самые невозможные сцены.
Харитон Артемьич страшно боялся, чтобы Полуянов не передумал за ночь, — мало ли что говорится под пьяную руку. Но Полуянов
понял его тайную мысль и успокоил
одним словом...
Девушка зарыдала, опустилась на колени и припала головой к слабо искавшей ее материнской руке. Губы больной что-то шептали, и она снова закрыла глаза от сделанного усилия. В это время Харитина привела только что поднятую с постели двенадцатилетнюю Катю. Девочка была в
одной ночной кофточке и ничего не
понимала, что делается. Увидев плакавшую сестру, она тоже зарыдала.
И только
один Полуянов, сохранивший чутье старого сыщика,
понял, наконец, в чем дело.
Стабровский никогда и ничего не делал даром, и Устенька
понимала, что, сближаясь с Харченкой, он, с
одной стороны, проявлял свою полную независимость по отношению к Мышникову, с другой — удовлетворял собственному тяготению к общественной деятельности, и с третьей — организовал для своей Диди общество содержательных людей. В логике Стабровского все в конце концов сводилось к этой Диде, которая была уже взрослою барышней.
— Вы
понимаете, что если я даю средства, то имею в виду воспользоваться известными правами, — предупреждал Мышников. — Просто под проценты я денег не даю и не желаю быть ростовщиком. Другое дело, если вы мне выделите известный пай в предприятии. Повторяю: я верю в это дело, хотя оно сейчас и дает только
одни убытки.
И другие были не лучше: Штофф, Мышников, свои собственные служащие, и лучше всех, конечно, был зять, ждавший его смерти, как воскресения. О, как теперь всех
понимал Стабровский и как
понимал то, что вся его жизнь была
одною сплошною ошибкой!
Именно это и
понимал Стабровский,
понимал в ней ту энергичную сибирскую женщину, которая не удовлетворится
одними словами, которая для дела пожертвует всем и будет своему мужу настоящим другом и помощником. Тут была своя поэзия, — поэзия силы, широкого размаха энергии и неудержимого стремления вперед.
Харитина думала, что старики отдохнут, закусят и двинутся дальше, но они, повидимому, и не думали уходить. Очевидно, они сошлись здесь по уговору и чего-то ждали. Скоро она
поняла все, когда Полуянов сказал всего
одно слово, глядя вниз по реке...