Неточные совпадения
— Я чердынский… Это верно. Убогие у нас места, земля холодная, неродимая. И дошлый
же ты старичонко,
как я погляжу на тебя!
— Это уж напрасно, Харитон Артемьич. Горденек ты,
как я погляжу. И птица перо в перо не родится, а где
же зятьев набрать под одну шерсть?
— Другие-то вон
как у вас поживают в Заполье. Недалеко ходить, взять хоть того
же Харитона Артемьича. Одним словом, светленько живут.
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное:
как пришли так и ушли. Чего
же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
— Ведь вот вы все такие, — карал он гостя. — Послушать, так все у вас
как по-писаному,
как следует быть… Ведь вот сидим вместе, пьем чай, разговариваем, а не съели друг друга. И дела раньше делали… Чего
же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет… Ежели уж такое дело случилось, так надо по человечеству рассудить.
Эта сцена более всего отозвалась на молчавшем Емельяне. Большак понимал, что это он виноват, что отец самовольно хочет женить Галактиона на немилой,
как делывалось в старину. Боится старик, чтобы Галактион не выкинул такую
же штуку,
как он, Емельян. Вот и торопится… Совестно стало большаку, что из-за него заедают чужой век. И что это накатилось на старика? А Галактион выдержал до конца и ничем не выдал своего настроения.
— Зачем вы здесь живете, Карл Карлыч? — спрашивал Галактион в том
же откровенном тоне, в
каком начал немец.
Этим Штофф открывал свои карты, и Галактион понял, почему немец так льнет к нему. Лично он ему очень нравится,
как человек обстоятельный и энергичный. Что
же, в свое время хитрый русский немец мог пригодиться.
Но стоило ему только оставить веселую компанию,
как сейчас
же он превращался в зверя.
Полуянов значительно оживил свадебное торжество. Он отлично пел, еще лучше плясал и вообще был везде душой компании. Скучавшие девушки сразу ожили, и веселье полилось широкою рекой, так что стоном стон стоял. На улице собиралась целая толпа любопытных, желавшая хоть издали послушать,
как тешится Илья Фирсыч. С женихом он сейчас
же перешел на «ты» и несколько раз принимался целовать его без всякой видимой причины.
— Что
же, насиделась она в девках. Тоже любопытно… Известная ваша женская слабость.
Какого еще прынца нужно?
Дело с постройкой мельницы закипело благодаря все той
же энергии Галактиона. Старик чуть не испортил всего, когда пришлось заключать договор с суслонскими мужиками по аренде Прорыва. «Накатился упрямый стих»,
как говорил писарь. Мужики стояли на своем, Михей Зотыч на своем, а спор шел из-за каких-то несчастных двадцати пяти рублей.
Солдат никак не мог примириться с этой теорией спасения души, но покорялся по солдатской привычке, — все равно нужно
же кому-нибудь служить. Он очень скоро подпал под влияние своего нового хозяина, который расшевелил его крестьянские мысли. И
как ловко старичонко умел наговаривать, так одно слово к другому и лепит, да так складно.
— Нисколько. Он такой
же зять,
как и я. Родне не приходится считаться. Нечего нам делить.
— Что
же тут мудреного? Харитину
как увидят, так и влюбятся. Уж такая уродилась… Она у меня сколько женихов отбила. И ты тоже женился бы на ней, если бы не отец.
— Нет, брат, шабаш, — повторяли запольские купцы. — По-старому, брат, не проживешь. Сегодня у тебя пшеницу отнимут, завтра куделю и льняное семя, а там и до степного сала доберутся. Что
же у нас-то останется? Да, конечно. Надо все по-полированному делать, чтобы
как в других прочих местах.
— Да ведь народу
же деньги-то пойдут, старичок? Ах,
какой ты!.. Теперь хлеб напрасно пропадает, а тогда на, получай наличными. Все будут довольны… Так-то!
Галактион любил тещу,
как родную мать, и рассказал ей все. Анфуса Гавриловна расплакалась, а потом обрадовалась, что зять будет жить вместе с ними. Главное — внучата будут тут
же.
Галактион слушал эту странную исповедь и сознавал, что Харитина права. Да, он отнесся к ней по-звериному и,
как настоящий зверь, схватил ее давеча. Ему сделалось ужасно совестно. Женатый человек, у самого две дочери на руках, и вдруг кто-нибудь будет так-то по-звериному хватать его Милочку… У Галактиона даже пошла дрожь по спине при одной мысли о такой возможности. А чем
же Харитина хуже других? Дома не у чего было жить, вот и выскочила замуж за первого встречного. Всегда так бывает.
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел в гору и забирал большую силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким
же купцом,
как и другие, с тою разницей, что носил золотые очки. Говорил он с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать себя непринужденно и с большим гонором. К Галактиону он отнесся подозрительно и с первого раза заявил...
А между тем в тот
же день Галактиону был прислан целый ворох всевозможных торговых книг для проверки. Одной этой работы хватило бы на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками в разные концы уезда. Обрадовавшийся первой работе Галактион схватился за дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил к себе Галактиона и за стаканом чая,
как бы между прочим, заметил...
— Вот что, Тарас Семеныч, я недавно ехал из Екатеринбурга и все думал о вас… да. Знаете, вы делаете одну величайшую несправедливость. Вас это удивляет? А между тем это так… Сами вы можете жить,
как хотите, — дело ваше, — а зачем
же молодым запирать дорогу? Вот у вас девочка растет, мы с ней большие друзья, и вы о ней не хотите позаботиться.
Вот такая
же была,
как две капли воды.
Он чувствовал себя таким маленьким и ничтожным, потому что в первый раз лицом к лицу встретился с настоящими большими дельцами, рассуждавшими о миллионах с таким
же равнодушием,
как другие говорят о двугривенном.
В течение целых пятнадцати лет все художества сходили Полуянову с рук вполне благополучно, а робкие проявления протеста заканчивались тем, что жалобщики и обиженные должны были выкупать свою строптивость новою данью. Одним словом, все привыкли к художествам Полуянова, считая их неизбежным злом,
как градобитие, а сам Полуянов привык к этому оригинальному режиму еще больше. Но с последним казусом вышла большая заминка. Нужно
же было сибирскому исправнику наскочить на упрямого сибирского попа.
Как это ни странно, но до известной степени Полуянов был прав. Да, он принимал благодарности, а что было бы, если б он все правонарушения и казусы выводил на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы. Взять хоть ту
же скоропостижную девку, которая лежит у попа на погребе: она из Кунары, и есть подозрение, что это работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так, что ни папы, ни мамы не скажут.
И еще она
же сама желала переехать в город, чтобы здесь веселиться и жить,
как все другие живут.
Когда мельник Ермилыч заслышал о поповской помочи, то сейчас
же отправился верхом в Суслон. Он в последнее время вообще сильно волновался и начинал не понимать, что делается кругом. Только и радости, что поговорит с писарем. Этот уж все знает и всякое дело может рассудить. Закон-то вот
как выучил… У Ермилыча было страстное желание еще раз обругать попа Макара, заварившего такую кашу. Всю округу поп замутил, и никто ничего не знает, что дальше будет.
— Тебе
же лучше, Флегонт Васильич… И народ умножился и рукомесло всякое. По зиме-то народ у вас,
как вода в котле кипит.
Выпивший почти всю водку Ермилыч тут
же и заснул, а писарь дождался попа Макара, который пришел с покоса усталый, потный и казавшийся еще меньше,
как цыпленок, нечаянно попавший в воду.
Помощь Вахрушки дала сейчас
же самые благодетельные результаты. Он кричал на баб, ставивших столы во дворе, чуть не сшиб с ног два раза попадью, придавил лапу поповскому коту, обругал поповскую стряпуху, — одним словом, старался. Писаря и мельника он встречал с внутренним озлоблением,
как непрошенных гостей.
Это уже окончательно взбесило писаря. Бабы и те понимают, что попрежнему жить нельзя. Было время, да отошло… да… У него опять заходил в голове давешний разговор с Ермилычем. Ведь вот человек удумал штуку. И
как еще ловко подвел. Сам
же и смеется над городским банком. Вдруг писаря осенила мысль. А что, если самому на манер Ермилыча, да не здесь, а в городе? Писарь даже сел, точно его кто ударил, а потом громко засмеялся.
—
Какое уж есть… Не помирать
же с голоду.
Кстати, и с Прасковьей Ивановной все кончилось так
же быстро,
как началось…
— Что
же, сам виноват, — вслух думал Галактион. — Так и должно было быть… Серафиме ничего не оставалось делать,
как уйти.
— Что
же, я и уйду, — согласился Харитон Артемьич. — Тошно мне глядеть-то на всех вас. Разорвал бы, кажется, всех. Наградил господь. Что я тебе по-настоящему-то должен сказать, Галактион? Какие-такие слова я должон выговаривать? Да я…
— И буду, всегда буду. Ведь человек, который обличает других, уже тем самым
как бы выгораживает себя и садится на отдельную полочку. Я вас обличаю и сам
же служу вам. Это напоминает собаку, которая гоняется за собственным хвостом.
— Вы уж
как там знаете, а я не могу, — упрямо повторял Полуянов на все увещания следователя. — Судите меня одного, а другие сами про себя знают… да. Моя песенка спета, зачем
же лишний грех на душу брать? Относительно себя ничего не утаю.
Даже накануне суда Харитина думала не о муже, которого завтра будут судить, а о Галактионе. Придет он на суд или не придет? Даже когда ехала она на суд, ее мучила все та
же мысль о Галактионе, и Харитина презирала себя,
как соучастницу какого-то непростительного преступления. И все-таки, войдя в залу суда, она искала глазами не мужа.
— Ну, так что
же,
как невеста? — спросила она изменившимся голосом, вскидывая на доктора влажные глаза. — Девушка славная.
Галактиону стоило только подумать о Стабровском или Ечкине, которые ворочали миллионными делами,
как он сейчас
же видел самого себя таким маленьким и ничтожным.
Харитина вбежала к себе в квартиру по лестнице,
как сумасшедшая, и сейчас
же затворила двери на ключ, точно Галактион гнался за ней по пятам и мог ворваться каждую минуту.
Этот деловой разговор утомил Харитину, и она нахмурилась. В самом деле, что это к ней все привязываются, точно сговорились в один голос: чем будешь жить да
как будешь жить? Живут
же другие вдовы, и никто их не пытает.
— Самое интересное будет впереди, — объяснял Стабровский. — Мы будем бить Прохорова шаг за шагом его
же пятачком, пока не загоним совсем в угол, и тогда уже в качестве завоевателей пропишем ему условия,
какие захотим. Раньше я согласен был получить с него отступного сорок тысяч, а сейчас меньше шестидесяти не возьму… да.
Например, ему хотелось посидеть вечер у Стабровского, где всегда есть кто-нибудь интересный, а он оставался дома из страха, что это не понравится Прасковье Ивановне, хотя он сознавал в то
же время, что ей решительно все равно и что он ей нужен столько
же,
как прошлогодний снег.
— Ух, надоела мне эта самая деревенская темнота! — повторял он. — Ведь я-то не простой мужик, Галактион Михеич, а свою полировку имею… За битого двух небитых дают. Конешно, Михей Зотыч жалованья мне не заплатили, это точно, а я не сержусь… Что
же, ему, может, больше надо. А уж в городе-то я вот
как буду стараться. У меня короткий разговор: раз, два — и готово. Ха-ха… Дела не подгадим. Только вот с мертвяком ошибочка вышла.
— Каково съездили, Галактион Михеич? Слышали мы,
как вы воевали с Прохоровым… да-с. Что
же, будет, поцарствовали, то есть Прохоров и К o. Пора и честь знать. Не те времена, Галактион Михеич, чтобы, напримерно, разиня рот.
— Нет,
как он всех обошел… И даже не скрывается, что в газеты пишет. Другой бы посовестился, а он только смеется. Настоящий змей… А тятенька Харитон Артемьич за него
же и на всю улицу кричит: «Катай их, подлецов, в хвост и гриву!» Тятенька весьма озлоблены. Даже
как будто иногда из разума выступают. Всех ругательски ругают.
Замараев был встревожен и, не встретив сочувствия у Галактиона, даже обиделся. Помилуйте, что
же это такое? Этак всякий будет писать. Один напишет, а прочитают-то все. Вон купцы в гостином дворе вслух газеты читают. Соберутся кучей и галдят,
как черти над кашей.
— Бога мне, дураку, не замолить за Галактиона Михеича, — повторял Вахрушка, задыхаясь от рабьего усердия. — Что я такое был?.. Никчемный человек, червь, а тетерь… Ведь уродятся
же такие человеки,
как Галактион Михеич! Глазом глянет — человек и сделался человеком… Ежели бы поп Макар поглядел теперь на меня. Х-ха!.. Ах,
какое дело,
какое дело!