Неточные совпадения
Писарь сделал Вахрушке выразительный знак,
и неизвестный человек исчез в дверях волости. Мужики все время стояли без шапок,
даже когда дроги исчезли, подняв облако пыли. Они постояли еще несколько времени, погалдели
и разбрелись по домам, благо уже солнце закатилось
и с реки потянуло сыростью. Кое-где в избах мелькали огоньки. С ревом
и блеяньем прошло стадо, возвращавшееся с поля. Трудовой крестьянский день кончался.
У волости уже ждали писаря несколько мужиков
и стояла запряженная крестьянская телега. Волостных дел в Суслоне было по горло. Писарь принимал всегда важный вид, когда подходил к волости, точно полководец на поле сражения. Мужиков он держал в ежовых рукавицах,
и даже Ермилыч проникался к нему невольным страхом, когда завертывал в волость по какому-нибудь делу. Когда писарь входил в волость, из темной донеслось старческое пение...
Ермилыч
даже закрыл глаза, когда задыхавшийся под напором бешенства писарь ударил кулаком по столу. Бродяга тоже съежился
и только мигал своими красными веками. Писарь выскочил из-за стола, подбежал к нему, погрозил кулаком, но не ударил, а израсходовал вспыхнувшую энергию на окно, которое распахнул с треском, так что жалобно зазвенели стекла. Сохранял невозмутимое спокойствие один Вахрушка, привыкший к настоящему обращению всякого начальства.
Одно имя суслонского писаря заставило хозяина
даже подпрыгнуть на месте. Хороший мужик суслонский писарь? Да это прямой разбойник, только ему нож в руки дать… Живодер
и христопродавец такой, каких белый свет не видывал. Харитон Артемьич раскраснелся, закашлялся
и замахал своими запухшими красными руками.
Еще
и сейчас с меня приданое свое справляет
и даже судом грозил.
Хозяин, воспользовавшись случаем, что при госте жена постеснится его оговорить, налил себе третью «протодьяконскую». Анфуса Гавриловна
даже отвернулась, предчувствуя скандал. Старшая дочь Серафима нахмурила брови
и вопросительно посмотрела на мать. В это время Аграфена внесла миску со щами.
— Ох, пью, миленький…
И грешно, а пью. Великий соблазн, а пью… По нашей-то вере это
даже вот как нехорошо.
Галактион
даже закрыл глаза, рисуя себе заманчивую картину будущего пароходства. Михей Зотыч понял, куда гнул любимый сын,
и нахмурился. Не о пустяках надо было сейчас думать, а у него вон что на уме: пароходы… Тоже придумает.
Галактион ничего не ответил отцу, а только опустил глаза. Он
даже не спросил, кто невеста. Это последнее окончательно возмутило старика,
и он накинулся на своего любимца с неожиданною яростью...
Откуда он был родом
и кто такой — никто не знал,
даже единственный сын Михей Зотыч.
С другими мужчинами не смели
и сотой доли того сделать, а жениха
даже побаивались, хотя на вид он
и казался ласковее.
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа, а теперь жених-то в одну руку с ней все делал
и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего тестя. Другим ужасом для Анфусы Гавриловны был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст денег,
и Лиодор пропадет на день, на два. Когда он показывался где-нибудь на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо, в одну комнату
и запирались на ключ.
Мне идти к родному батюшке!.. — у жениха вдруг упало сердце, точно он делал что-то нехорошее
и кого-то обманывал, у него
даже мелькнула мысль, что ведь можно еще отказаться, время не ушло, а впереди целая жизнь с нелюбимой женой.
Даже старые недруги могли приходить,
и старое зло на время забывалось.
Из всей этой малыгинской родни
и сборных гостей Галактиону ближе всех пришелся по душе будущий родственник, немец Штофф. Это был небольшого роста господин, немного припадавший на левую ногу. Лицо у немца было совсем русское
и даже обросло по-русски какою-то мочальною бороденкой. Знакомство состоялось как-то сразу,
и будущие зятья полюбились друг другу.
Все выиграл Стабровский
и даже не моргнул глазом.
В последнее число попали исправник Полуянов, Евграф Огибенин, Май-Стабровский, Шахма
и даже Драке.
Он бросился на смутьянов, схватил их в охапку
и торжественно вынес из залы, не обращая внимания, как его молотили четыре кулака, четыре ноги, а Лиодор в бешенстве
даже вцепился зубами в плечо.
Серафима
даже всплакнула с горя. С сестрой она успела поссориться на другой же день
и обозвала ее неотесаной деревенщиной, а потом сама же обиделась
и расплакалась.
Этого было достаточно, чтобы Серафима сейчас же притихла
и даже попросила у Анны прощения.
— Деньги — весьма сомнительный
и даже опасный предмет, — мягко не уступал поп Макар. — Во-первых, деньги тоже к рукам идут, а во-вторых, в них сокрыт великий соблазн. На что мужику деньги, когда у него все свое есть:
и домишко,
и землица,
и скотинка,
и всякое хозяйственное обзаведение? Только
и надо деньги, что на подати.
Немало огорчало Галактиона
и то, что не с кем ему было в Суслоне
даже поговорить по душе.
Он
даже начинал ее любить за ее безответность
и за страстную любовь.
— Страсть это я люблю, как ты зачнешь свои загадки загадывать, Михей Зотыч.
Даже мутит… ей-богу… Ну,
и скажи прямо, а то прямо ударь.
Это было поважнее постройки мельницы,
и он не мог доверить такого ответственного труда
даже Галактиону.
Путешественники несколько раз ночевали в поле, чтобы не тратиться на постой. Михей Зотыч был скуп, как кощей,
и держал солдата впроголодь. Зачем напрасно деньги травить? Все равно — такого старого черта не откормишь. Сначала солдат роптал
и даже ругался.
— Как же ты мог любить, когда совсем не знал меня? Да я тебе
и не нравилась. Тебе больше нравилась Харитина. Не отпирайся, пожалуйста, я все видела, а только мне было тогда почти все равно. Очень уж надоело в девицах сидеть. Тоска какая-то, все не мило. Я
даже злая сделалась,
и мамаша плакала от меня. А теперь я всех люблю.
Это счастливое настроение заражало
и Галактиона,
и он находил жену такою хорошей
и даже красивой. От девичьей угловатости не осталось
и следа, а ее сменила чарующая женская мягкость. Галактиону доставляло удовольствие ухаживать за женой.
Да, она была счастлива
и чувствовала, что все ее любят,
даже старик Михей Зотыч.
Даже молчаливый Емельян теперь как-то особенно подолгу заглядывался на невестку
и начинал ухмыляться.
Это была первая женщина, которую Симон видел совсем близко,
и эта близость поднимала в нем всю кровь, так что ему делалось
даже совестно, особенно когда Серафима целовала его по-родственному. Он потихоньку обожал ее
и боялся выдать свое чувство. Эта тайная любовь тоже волновала Серафиму,
и она напрасно старалась держаться с мальчиком строго, — у ней строгость как-то не выходила, а потом ей делалось жаль славного мальчугана.
Бойкая
и взбалмошная Харитина против обыкновения держала себя как-то особенно солидно
и казалась
даже грустной.
Он так ел ее глазами, что
даже заметил Галактион
и сказал жене...
Все эти дни он почти совсем не обращал на нее внимания
и даже не замечал, хотя они
и были по-родственному на «ты»
и даже целовались, тоже по-родственному.
Она опять обняла его
и целовала, вернее — душила своими поцелуями, лицо, шею,
даже руки целовала. Галактион чувствовал только, как у него вся комната завертелась перед глазами, а эти золотые волосы щекотали ему лицо
и шею.
Полуянов
даже стал на колени
и принялся целовать руки капризной красавицы.
Симон, бывший свидетелем этой глупой сцены, бледнел
и краснел, до крови кусая губы. Бедный мальчуган страстно ревновал запольскую красавицу
даже, кажется, к ее шали, а когда на прощанье Харитина по-родственному поцеловала его, он не вытерпел
и убежал.
В сущности Харитина вышла очертя голову за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется, не почувствовал этой мести
и даже не приехал на свадьбу, а послал вместо себя жену с братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету,
и разъезжала в ней по магазинам целые дни. Пусть все смотрят
и завидуют, как молодая исправница катается.
Играл в большую Еграшка Огибенин, исправник Полуянов
и даже аккуратный немец Штофф.
Хитрый немец проник
даже к попу Макару. Едва ли он сам знал, зачем есть поп Макар, но
и он тоже ест свой кусочек хлеба с маслом
и может пригодиться. Поп Макар был очень недоверчивый человек
и отнесся к немцу почти враждебно.
Серафима слушала мужа только из вежливости. В делах она попрежнему ничего не понимала. Да
и муж как-то не умел с нею разговаривать. Вот, другое дело, приедет Карл Карлыч, тот все умеет понятно рассказать. Он вот
и жене все наряды покупает
и даже в шляпах знает больше толку, чем любая настоящая дама. Сестра Евлампия никакой заботы не знает с мужем, даром, что немец,
и щеголяет напропалую.
А есть такое дело, которое ничего не боится, скажу больше: ему все на пользу —
и урожай
и неурожай,
и разорение
и богатство,
и даже конкуренция.
После отъезда Штоффа Галактион целых три недели ходил точно в тумане.
И сон плохой
и аппетита нет.
Даже Серафима заметила, что с мужем творится что-то неладное.
Вернувшись домой, Галактион почувствовал себя чужим в стенах, которые сам строил. О себе
и о жене он не беспокоился, а вот что будет с детишками? У него
даже сердце защемило при мысли о детях. Он больше других любил первую дочь Милочку, а старший сын был баловнем матери
и дедушки. Младшая Катя росла как-то сама по себе,
и никто не обращал на нее внимания.
Серафима
даже заплакала от радости
и бросилась к мужу на шею. Ее заветною мечтой было переехать в Заполье,
и эта мечта осуществилась. Она
даже не спросила, почему они переезжают, как все здесь останется, — только бы уехать из деревни. Городская жизнь рисовалась ей в самых радужных красках.
Только на прощанье с отцом Галактион не выдержал. Он достал бумажник
и все, что в нем было, передал отцу, а затем всю мелочь из кошелька. Михей Зотыч не поморщился
и все взял,
даже пересчитал все до копеечки.
— Что мне его стыдиться, мамаша? Дело прошлое: я была в него сама влюблена.
Даже отравиться хотела.
И он…
О ее выходке тогда на мельнице, у кровати больного отца, он как-то
даже забыл
и не придавал этому особенного значения.
Она действительно что-то поговорила старичку,
и тот моментально исчез, точно в воду канул. Потом Галактион поймал маленькую теплую руку Пашеньки
и крепко пожал ее. У Пашеньки
даже слезы выступили на глазах от боли, но она стерпела
и продолжала улыбаться.
— Что же тут особенного? — с раздражением ответила она. — Здесь все пьют. Сколько раз меня пьяную привозили домой.
И тоже ничего не помнила.
И мне это нравится. Понимаешь: вдруг ничего нет, никого,
и даже самой себя. Я люблю кутить.