Неточные совпадения
Заплатина круто повернулась перед зеркалом и посмотрела на свою особу в три четверти. Платье сидело кошелем; на спине оно отдувалось пузырями и ложилось вокруг ног некрасивыми тощими складками, точно под ними были палки. «Разве надеть новое платье, которое подарили тогда Панафидины за жениха Капочке? —
подумала Заплатина, но сейчас же решила: —
Не стоит… Еще, пожалуй, Марья Степановна
подумает, что я заискиваю перед ними!» Почтенная дама придала своей физиономии гордое и презрительное выражение.
«Вот этой жениха
не нужно будет искать: сама найдет, — с улыбкой
думала Хиония Алексеевна, провожая глазами убегавшую Верочку. — Небось
не закиснет в девках, как эти принцессы, которые умеют только важничать… Еще считают себя образованными девушками, а когда пришла пора выходить замуж, — так я же им и ищи жениха. Ох, уж эти мне принцессы!»
— Устрой, милостивый господи, все на пользу… — вслух
думал старый верный слуга, поплевывая на суконку. — Уж, кажется, так бы хорошо, так бы хорошо… Вот
думать, так
не придумать!.. А из себя-то какой молодец… в прероду свою вышел. Отец-от вон какое дерево был: как, бывало, размахнется да ударит, так замертво и вынесут.
— Гм… я
думал, лучше. Ну, да об этом еще успеем натолковаться! А право, ты сильно изменился… Вот покойник Александр-то Ильич, отец-то твой,
не дожил… Да. А ты его
не вини. Ты еще молод, да и
не твое это дело.
— Право, я еще
не успел
подумать об этом, — отвечал Привалов. — Да вообще едва ли и придется бывать в клубе…
— Да, слышал, слышал… Что-нибудь да
не чисто в этом деле, я так
думаю.
— А вот сейчас… В нашем доме является миллионер Привалов; я по необходимости знакомлюсь с ним и по мере этого знакомства открываю в нем самые удивительные таланты, качества и добродетели. Одним словом, я кончаю тем, что начинаю
думать: «А ведь
не дурно быть madame Приваловой!» Ведь тысячи девушек сделали бы на моем месте именно так…
— Решительно ничего
не понимаю… Тебя сводит с ума глупое слово «жених», а ты
думай о Привалове просто как о хорошем, умном и честном человеке.
— Нет, постой. Это еще только одна половина мысли. Представь себе, что никакого миллионера Привалова никогда
не существовало на свете, а существует миллионер Сидоров, который является к нам в дом и в котором я открываю существо, обремененное всеми человеческими достоинствами, а потом начинаю
думать: «А ведь
не дурно быть madame Сидоровой!» Отсюда можно вывести только такое заключение, что дело совсем
не в том, кто явится к нам в дом, а в том, что я невеста и в качестве таковой должна кончить замужеством.
— Да, сошла, бедная, с ума… Вот ты и
подумай теперь хоть о положении Привалова: он приехал в Узел — все равно как в чужое место, еще хуже. А знаешь, что загубило всех этих Приваловых? Бесхарактерность. Все они — или насквозь добрейшая душа, или насквозь зверь; ни в чем середины
не знали.
«Ох-хо-хо! Как бы эта Хина
не сплавила нашего жениха в другие руки, —
думала Марья Степановна, слушая медовые речи Заплатиной. — Придется ей, видно, браслетку подарить…»
— Благодарю вас, — добродушно говорил Привалов, который
думал совсем о другом. — Мне ведь очень немного нужно… Надеюсь, что она меня
не съест?.. Только вот имя у нее такое мудреное.
«А там женишок-то кому еще достанется, —
думала про себя Хиония Алексеевна, припоминая свои обещания Марье Степановне. — Уж очень Nadine ваша нос кверху задирает.
Не велика в перьях птица: хороша дочка Аннушка, да хвалит только мать да бабушка! Конечно, Ляховский гордец и кощей, а если взять Зосю, — вот эта, по-моему, так действительно невеста: всем взяла… Да-с!..
Не чета гордячке Nadine…»
Матрешка усомнилась; она
не отдала бы своих двугривенных ни в какой банк. «Так и поверила тебе, —
думала она, делая глупое лицо, — нашла дуру…»
— Не-ет… Вы
думаете, что я дурак… пьян… Послушай, Привалов, я… тебе вот что скажу…
Привалов вдруг покраснел. Слова пьяного Бахарева самым неприятным образом подействовали на него, —
не потому, что выставляли в известном свете Марью Степановну, а потому, что имя дорогой ему девушки повторялось именно при Веревкине. Тот мог
подумать черт знает что…
— А вы с ним
не церемоньтесь… Так я буду ждать вас, Сергей Александрыч, попросту, без чинов. О моем предложении
подумайте, а потом поговорим всерьез.
Ведь он выдал себя с головой Веревкину, хотя тот и делал вид, что ничего
не замечает «И черт же его потянул за язык…» —
думал Привалов, сердито поглядывая в сторону храпевшего гостя.
«Какая славная эта Верочка…» —
подумал Привалов, любуясь ее смущением; он даже пожалел, что как-то совсем
не обращал внимания на Верочку все время и хотел теперь вознаградить свое невнимание к ней.
— Знаю, вперед знаю ответ: «Нужно
подумать…
не осмотрелся хорошенько…» Так ведь? Этакие нынче осторожные люди пошли;
не то что мы: либо сена клок, либо вилы в бок! Да ведь ничего, живы и с голоду
не умерли. Так-то, Сергей Александрыч… А я вот что скажу: прожил ты в Узле три недели и еще проживешь десять лет — нового ничего
не увидишь Одна канитель: день да ночь — и сутки прочь, а вновь ничего. Ведь ты совсем в Узле останешься?
— Что же, ты, значит, хочешь возвратить землю башкирам? Да ведь они ее все равно продали бы другому, если бы пращур-то
не взял… Ты об этом
подумал? А теперь только отдай им землю, так завтра же ее
не будет… Нет, Сергей Александрыч, ты этого никогда
не сделаешь…
— Нет, вы
не ослышались, Василий Назарыч. Я серьезно
думаю заняться хлебной торговлей…
— Между прочим, вероятно, буду торговать и мукой, — с улыбкой отвечал Привалов, чувствуя, что пол точно уходит у него из-под ног. — Мне хотелось бы объяснить вам, почему я именно
думаю заняться этим, а
не чем-нибудь другим.
— Оскар? О, это безнадежно глупый человек и больше ничего, — отвечала Агриппина Филипьевна. — Представьте себе только: человек из Петербурга тащится на Урал, и зачем?.. Как бы вы
думали? Приехал удить рыбу. Ну, скажите ради бога, это ли
не идиотство?
— Вот еще Ляховский… Разжился фальшивыми ассигнациями да краденым золотом, и черту
не брат! Нет, вот теперь до всех вас доберется Привалов… Да. Он даром что таким выглядит тихоньким и, конечно,
не будет иметь успеха у женщин, но Александра Павлыча с Ляховским подтянет. Знаете, я слышала, что этого несчастного мальчика, Тита Привалова, отправили куда-то в Швейцарию и сбросили в пропасть. Как вы
думаете, чьих рук это дельце?
«Отчего же
не прийти? —
думал Привалов, спускаясь по лестнице. — Агриппина Филипьевна, кажется, такая почтенная дама…»
Когда дверь затворилась за Приваловым и Nicolas, в гостиной Агриппины Филипьевны несколько секунд стояло гробовое молчание. Все
думали об одном и том же — о приваловских миллионах, которые сейчас вот были здесь, сидели вот на этом самом кресле, пили кофе из этого стакана, и теперь ничего
не осталось… Дядюшка, вытянув шею, внимательно осмотрел кресло, на котором сидел Привалов, и даже пощупал сиденье, точно на нем могли остаться следы приваловских миллионов.
Иван Яковлич ничего
не отвечал, а только посмотрел на дверь, в которую вышел Привалов «Эх, хоть бы частичку такого капитала получить в наследство, — скромно
подумал этот благочестивый человек, но сейчас же опомнился и мысленно прибавил: — Нет, уж лучше так, все равно отобрали бы хористки, да арфистки, да Марья Митревна, да та рыженькая… Ах, черт ее возьми, эту рыженькую… Препикантная штучка!..»
— Если обстоятельства
не помешают,
думаю остаться совсем, — отвечал Привалов.
Половодов только посмотрел своим остановившимся взглядом на Привалова и беззвучно пожевал губами. «О, да он
не так глуп, как говорил Ляховский», —
подумал он, собираясь с мыслями и нетерпеливо барабаня длинными белыми пальцами по своей кружке.
«Вот так едят! — еще раз
подумал Привалов, чувствуя, как решительно был
не в состоянии проглотить больше ни одного куска. — Да это с ума можно сойти…»
Правда, иногда Антонида Ивановна
думала о том, что хорошо бы иметь девочку и мальчика или двух девочек и мальчика, которых можно было бы одевать по последней картинке и вывозить в своей коляске, но это желание так и оставалось одним желанием, — детей у Половодовых
не было.
«Недостает решительности! Все зависит от того, чтобы повести дело смелой, твердой рукой, —
думал Половодов, ходя по кабинету из угла в угол. — Да еще этот дурак Ляховский тут торчит: дела
не делает и другим мешает. Вот если бы освободиться от него…»
«Нет, это все
не то…» —
думал Половодов с закрытыми глазами, вызывая в своей памяти ряд знакомых женских лиц…
Антонида Ивановна полупрезрительно посмотрела на пьяного мужа и молча вышла из комнаты. Ей было ужасно жарко, жарко до того, что решительно ни о чем
не хотелось
думать; она уже позабыла о пьяном хохотавшем муже, когда вошла в следующую комнату.
Привалов переменил фрак на сюртук и все время
думал о том, что
не мистифицирует ли его Виктор Васильич.
— Я так и
думала: до Ляховского ли. Легкое ли место, как отец-то наш тогда принял тебя… Горяч он стал больно: то ли это от болезни его, или годы уж такие подходят…
не разберу ничего.
— А ведь я
думал, что вы уже были у Ляховского, — говорил Половодов на дороге к передней. — Помилуйте, сколько времени прошло, а вы все
не едете. Хотел сегодня сам ехать к вам.
— Бойкий город,
не правда ли? — спрашивал Ляховский, прищуривая глаза от солнца. — Вы, я
думаю,
не узнали его теперь.
—
Не могу знать!.. А где я тебе возьму денег? Как ты об этом
думаешь… а? Ведь ты
думаешь же о чем-нибудь, когда идешь ко мне? Ведь
думаешь… а? «Дескать, вот я приду к барину и буду просить денег, а барин запустит руку в конторку и вытащит оттуда денег, сколько мне нужно…» Ведь так
думаешь… а? Да у барина-то, умная твоя голова, деньги-то разве растут в конторке?..
Альфонс Богданыч, безродный полячок, взятый Ляховским с улицы, кажется, совсем
не имел фамилии, да об этом едва ли кто-нибудь и
думал.
Привалову, конечно, и в голову
не пришло бы
подумать, что Веревкин действовал по просьбе Антониды Ивановны, а между тем это было так.
— Почему вы
думаете, Антонида Ивановна, что я избегаю вашего общества? — спрашивал Привалов. — Наоборот, я с таким удовольствием слушал ваше пение сейчас… Могу сказать откровенно, что никогда ничего подобного
не слышал.
«Дурак, дурак и дурак! — с бешенством
думал Ляховский, совсем
не слушая Половодова. — Первому попавшемуся в глаза немчурке все разболтал… Это безумие! Ох,
не верю я вам, никому
не верю, ни одному вашему слову… Продадите, обманете, подведете…»
Мало-помалу Привалов вошел в тот мир, в каком жила Верочка, и он часто
думал о ней: «Какая она славная…» Надежда Васильевна редко показывалась в последнее время, и если выходила, то смотрела усталою и скучающею. Прежних разговоров
не поднималось, и Привалов уносил с собой из бахаревского дома тяжелое, неприятное раздумье.
— Я
думала, что у тебя сидит доктор, — солгала Надежда Васильевна,
не зная, как ей приступить к делу.
— Цветет-то она цветет, да кабы
не отцвела скоро, — с подавленным вздохом проговорила старуха, — сам знаешь, девичья краса до поры до время, а Надя уж в годах, за двадцать перевалило. Мудрят с отцом-то, а вот счастья господь и
не посылает… Долго ли до греха — гляди, и завянет в девках. А Сережа-то прост, ох как прост, Данилушка. И в кого уродился,
подумаешь… Я так полагаю, што он в мать, в Варвару Павловну пошел.
— Я
думаю, что ты сегодня сходишь к Сергею Александрычу, — сказала Хиония Алексеевна совершенно равнодушным тоном, как будто речь шла о деле, давно решенном. — Это наконец невежливо, жилец живет у нас чуть
не полгода, а ты и глаз к нему
не кажешь. Это
не принято. Все я да я:
не идти же мне самой в комнаты холостого молодого человека!..
В дверях столовой он столкнулся с Верочкой. Девушка
не испугалась по обыкновению и даже
не покраснела, а посмотрела на Привалова таким взглядом, который отозвался в его сердце режущей болью. Это был взгляд врага, который
не умел прощать, и Привалов с тоской
подумал: «За что она меня ненавидит?»
Старуха зорко наблюдала эту встречу: Привалов побледнел и, видимо, смутился, а Надежда Васильевна держала себя, как всегда. Это совсем сбило Марью Степановну с толку: как будто между ними ничего
не было и как будто было. Он-то смешался, а она как ни в чем
не бывало… «Ох,
не проведешь меня, Надежда Васильевна, —
подумала старуха, поднимаясь неохотно с места. — Наскрозь вас вижу с отцом-то: все мудрить бы вам…»