Неточные совпадения
— Эта Хиония Алексеевна
ни больше
ни меньше,
как трехэтажный паразит, — говорил частный поверенный Nicolas Веревкин. — Это, видите ли, вот
какая штука: есть такой водяной жук! — черт его знает,
как он называется по-латыни, позабыл!.. В этом жуке живет паразит-червяк, а в паразите какая-то глиста… Понимаете? Червяк жрет жука, а глиста жрет червяка… Так и наша Хиония Алексеевна жрет нас, а мы жрем всякого, кто попадет под руку!
Что-то добродушное и вместе уютное было в физиономии этого дома (
как это
ни странно, но у каждого дома есть своя физиономия).
— Мы ведь нынче со старухой на две половины живем, — с улыбкой проговорил Бахарев, останавливаясь в дверях столовой передохнуть. —
Как же, по-современному… Она ко мне на половину
ни ногой. Вот в столовой сходимся, если что нужно.
— Василий Назарыч, ведь со времени казенной опеки над заводами прошло почти десять лет… Несмотря
ни на
какие хлопоты, я не мог даже узнать, существует ли такой отчет где-нибудь. Обращался в контроль, в горный департамент, в дворянскую опеку, везде один ответ: «Ничего не знаем… Справьтесь где-нибудь в другом месте».
— Да, сошла, бедная, с ума… Вот ты и подумай теперь хоть о положении Привалова: он приехал в Узел — все равно
как в чужое место, еще хуже. А знаешь, что загубило всех этих Приваловых? Бесхарактерность. Все они — или насквозь добрейшая душа, или насквозь зверь;
ни в чем середины не знали.
— Не видать бы Привалову моей Варвары,
как своих ушей, только уж, видно, такое его счастье… Не для него это дерево растилось, Вася, да, видно, от своей судьбы не уйдешь. Природа-то хороша приваловская… Да и заводов жаль, Вася: погинули бы
ни за грош. Ну, да уж теперь нечего тужить: снявши голову, по волосам не плачут.
Последняя имела хоть некоторое основание подозревать, что ее выдадут за Бахарева, и свыклась с этой мыслью, а дочь миллионера даже не видала
ни разу своего жениха, равным образом
как и он ее.
После долгой борьбы она все-таки сдалась для сыновей, дочерей же не позволяла
ни под
каким видом «басурманить».
Как это
ни странно, но главным фаворитом и родительской слабостью Марьи Степановны был ее сынок Виктор Васильич.
Матрешка усомнилась; она не отдала бы своих двугривенных
ни в
какой банк. «Так и поверила тебе, — думала она, делая глупое лицо, — нашла дуру…»
— Надя, мать — старинного покроя женщина, и над ней смеяться грешно. Я тебя
ни в чем не стесняю и выдавать силой замуж не буду, только мать все-таки дело говорит: прежде отцы да матери устраивали детей, а нынче нужно самим о своей голове заботиться. Я только могу тебе советовать
как твой друг. Где у нас женихи-то в Узле? Два инженера повертятся да какой-нибудь иркутский купец, а Привалов совсем другое дело…
Если бы Надя не была мне сестра…
ни за
какие бы коврижки не уступил тебе…
В заключение Привалов заметил, что
ни в
каком случае не рассчитывает на доходы с заводов, а будет из этих доходов уплачивать долг и понемногу, постепенно поднимать производительность заводов.
— Если бы я отдал землю башкирам, тогда чем бы заплатил мастеровым, которые работали на заводах полтораста лет?.. Земля башкирская, а заводы созданы крепостным трудом. Чтобы не обидеть тех и других, я должен отлично поставить заводы и тогда постепенно расплачиваться с своими историческими кредиторами. В
какой форме устроится все это — я еще теперь не могу вам сказать, но только скажу одно, — именно, что
ни одной копейки не возьму лично себе…
«Вот так едят! — еще раз подумал Привалов, чувствуя,
как решительно был не в состоянии проглотить больше
ни одного куска. — Да это с ума можно сойти…»
Как Привалов
ни откладывал своего визита к Ляховскому, ехать было все-таки нужно, и в одно прекрасное утро он отправился к Половодову, чтобы вместе с ним ехать к Ляховскому. Половодова не было дома, и Привалов хотел вернуться домой с спокойной совестью, что на этот раз уж не он виноват.
Никто
ни слова не говорил о Ляховских,
как ожидал Привалов, и ему оставалось только удивляться, что за странная фантазия была у Веревкина тащить его сюда смотреть,
как лакей внушительной наружности подает кушанья, а хозяин работает своими челюстями.
Ляховский до того неистовствовал на этот раз, что с ним пришлось отваживаться. Дядюшка держал себя невозмутимо и даже превзошел самого Альфонса Богданыча. Он
ни разу не повысил тона и не замолчал,
как это делал в критические минуты Альфонс Богданыч.
Как это
ни странно, но благодаря именно присутствию Лоскутова весь день прошел особенно весело.
«Что скажут опекуны», «все зависит от опекунов» — эти фразы были для Привалова костью в горле, и он никогда так не желал развязаться с опекой во что бы то
ни стало,
как именно теперь.
Были даже собраны два консилиума, но ученый ареопаг не пришел
ни к
каким новым заключениям.
Но чтобы иметь право на такую роскошь,
как отдельная комната, Надежде Васильевне пришлось выдержать ту мелкую борьбу,
какая вечно кипит под родительскими кровлями: Марья Степановна и слышать ничего не хотела
ни о
какой отдельной комнате, потому — для чего девке отдельная комната,
какие у ней такие важные дела?..
Старый бахаревский дом показался Привалову могилой или, вернее, домом, из которого только что вынесли дорогого покойника. О Надежде Васильевне не было сказано
ни одного слова, точно она совсем не существовала на свете. Привалов в первый раз почувствовал с болью в сердце, что он чужой в этом старом доме, который он так любил. Проходя по низеньким уютным комнатам, он с каким-то суеверным чувством надеялся встретить здесь Надежду Васильевну,
как это бывает после смерти близкого человека.
Я, право, не знаю,
как описать, что произошло дальше. В первую минуту Хиония Алексеевна покраснела и гордо выпрямила свой стан; в следующую за этим минуту она вернулась в гостиную, преисполненным собственного достоинства жестом достала свою шаль со стула, на котором только что сидела, и, наконец, не простившись
ни с кем, величественно поплыла в переднюю,
как смертельно оскорбленная королева, которая великодушно предоставила оскорбителей мукам их собственной совести.
Прежде всего, во что бы то
ни стало нужно изолировать ее от влияния таких сомнительных личностей,
как Половодов, Хина, «Моисей» и т. д.
— Знаете ли, Сергей Александрыч, что вы у меня разом берете все? Нет, гораздо больше, последнее, — как-то печально бормотал Ляховский, сидя в кресле. — Если бы мне сказали об этом месяц назад, я
ни за что не поверил бы. Извините за откровенность, но такая комбинация как-то совсем не входила в мои расчеты. Нужно быть отцом, и таким отцом,
каким был для Зоси я, чтобы понять мой, может быть, несколько странный тон с вами… Да, да. Скажите только одно: действительно ли вы любите мою Зосю?
Они
ни в чем не стесняли себя и,
как казалось Привалову, к нему лично относились с вежливой иронией настоящих светских людей.
— Если вы не исправитесь, я не отвечаю
ни за что! — говорил Ляховский своему зятю. — Вы не цените сокровище,
какое попало в ваши руки… Да!.. Я не хочу сказать этим, что вы дурной человек, но ради бога никогда не забывайте, что ваша жена,
как всякое редкое растение, не перенесет никакого насилия над собой.
«Хорош гусь… — подумал даже Веревкин, привыкший к всевозможным превратностям фортуны. — Нет, его не нужно выпускать из рук, а то
как раз улизнет… Нет, братику, шалишь, мы тебя не выпустим
ни за
какие коврижки!»
Впрочем, он и не рассчитывал
ни на что другое, так
как знал из самых достоверных источников, что Зося имеет постоянные свидания с Половодовым в доме Заплатиной.
Крепок был старик Бахарев на новые знакомства вообще, а против фамилии Веревкиных был даже предубежден, считая их самыми вздорными дворянскими выродками; но к Nicolas Веревкину сколько он
ни присматривался — отличный парень выходил,
как его
ни поверни.
На Верочку, рдевшую за столом
как маков цвет, Веревкин даже не взглянул
ни одного лишнего раза.
Лоскутова доктор любил я глубоко ценил
как талантливую, светлую голову, которая,
как многие другие светлые головы на Руси, пропала
ни за грош…
А там станция, набитая ямщиками, горячие щи на столе, рюмка водки, и опять звездочки в небе, опять дорога, звон колокольчика и то благодатное убаюкивающее чувство,
какого никогда не испытываешь
ни на железных дорогах,
ни на пароходах.
— Скажу тебе прямо, Надя… Прости старика за откровенность и за то, что он суется не в свои дела. Да ведь ты-то моя, кому же и позаботиться о дочери,
как не отцу?.. Ты вот растишь теперь свою дочь и пойми, чего бы ты
ни сделала, чтобы видеть ее счастливой.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. Эк куда хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена! Что он, пограничный, что ли? Да отсюда, хоть три года скачи,
ни до
какого государства не доедешь.
Городничий (бьет себя по лбу).
Как я — нет,
как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу на службе;
ни один купец,
ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб
какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите
ни слова поговорить о деле. Ну что, друг,
как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?