Неточные совпадения
Сама по себе Матрешка
была самая обыкновенная, всегда грязная горничная, с порядочно измятым глупым лицом и
большими темными подглазницами под бойкими карими глазами; ветхое ситцевое платье всегда
было ей
не впору и сильно стесняло могучие юные формы.
Это, конечно,
были только условные фразы, которые имели целью придать вес Виктору Николаичу,
не больше того. Советов никаких
не происходило, кроме легкой супружеской перебранки с похмелья или к ненастной погоде. Виктор Николаич и
не желал вмешиваться в дела своей жены.
Привалова поразило
больше всего то, что в этом кабинете решительно ничего
не изменилось за пятнадцать лет его отсутствия, точно он только вчера вышел из него. Все
было так же скромно и просто, и стояла все та же деловая обстановка. Привалову необыкновенно хорошо казалось все: и кабинет, и старик, и даже самый воздух, отдававший дымом дорогой сигары.
«Вот так
едят! — еще раз подумал Привалов, чувствуя, как решительно
был не в состоянии проглотить
больше ни одного куска. — Да это с ума можно сойти…»
Привалов настолько
был утомлен всем, что приходилось ему слышать и видеть в это утро, что
не обращал
больше внимания на комнаты, мимо которых приходилось идти.
— Я
не буду говорить о себе, а скажу только о вас. Игнатий Львович зарывается с каждым днем все
больше и
больше. Я
не скажу, чтобы его курсы пошатнулись от того дела, которое начинает Привалов; но представьте себе: в одно прекрасное утро Игнатий Львович серьезно заболел, и вы… Он сам
не может знать хорошенько собственные дела, и в случае серьезного замешательства все состояние может уплыть, как вода через прорванную плотину. Обыкновенная участь таких людей…
— Вам-то какое горе? Если я
буду нищей, у вас явится
больше одной надеждой на успех… Но будемте говорить серьезно: мне надоели эти ваши «дела». Конечно,
не дурно
быть богатым, но только
не рабом своего богатства…
О странностях Ляховского, о его страшной скупости ходили тысячи всевозможных рассказов, и нужно сознаться, что
большею частью они
были справедливы. Только, как часто бывает в таких случаях, люди из-за этой скупости и странностей
не желают видеть того, что их создало. Наживать для того, чтобы еще наживать, — сделалось той скорлупой, которая с каждым годом все толще и толще нарастала на нем и медленно хоронила под своей оболочкой живого человека.
— Что же, я только в своей стихии —
не больше того. «Пьян да умен — два угодья в нем…» Видишь, начинаю завираться. Ну,
спой, голубчик.
— Да как вам сказать: год… может
быть полтора, и никак
не больше. Да пойдемте, я вас сейчас познакомлю с Лоскутовым, — предлагал Ляховский, — он сидит у Зоси…
— Очень редко… Ведь мама никогда
не ездит туда, и нам приходится всегда тащить с собой папу. Знакомых мало, а потом приедешь домой, — мама дня три дуется и все вздыхает. Зимой у нас бывает бал… Только это совсем
не то, что у Ляховских. Я в прошлом году в первый раз
была у них на балу, — весело, прелесть! А у нас
больше купцы бывают и только
пьют…
У Марьи Степановны
не было тайн от немой, и последняя иногда делилась ими с Лукой, хотя с
большой осторожностью, потому что Лука иногда мог и сболтнуть лишнее, особенно под пьяную руку.
Положение богатой барышни дало почувствовать себя, и девушка готова
была плакать от сознания, что она в отцовском доме является красивой и дорогой безделушкой —
не больше.
Зато дом Веревкиных представлял все удобства, каких только можно
было пожелать: Иван Яковлич играл эту зиму очень счастливо и поэтому почти совсем
не показывался домой, Nicolas уехал, Алла
была вполне воспитанная барышня и в качестве таковой смотрела на Привалова совсем невинными глазами, как на друга дома,
не больше.
Обед
был подан в номере, который заменял приемную и столовую. К обеду явились пани Марина и Давид. Привалов смутился за свой деревенский костюм и пожалел, что согласился остаться обедать. Ляховская отнеслась к гостю с той бессодержательной светской любезностью, которая ничего
не говорит. Чтобы попасть в тон этой дамы, Привалову пришлось собрать весь запас своих знаний
большого света. Эти трогательные усилия по возможности разделял доктор, и они вдвоем едва тащили на себе тяжесть светского ига.
— Знаете ли, Сергей Александрыч, что вы у меня разом берете все? Нет, гораздо
больше, последнее, — как-то печально бормотал Ляховский, сидя в кресле. — Если бы мне сказали об этом месяц назад, я ни за что
не поверил бы. Извините за откровенность, но такая комбинация как-то совсем
не входила в мои расчеты. Нужно
быть отцом, и таким отцом, каким
был для Зоси я, чтобы понять мой, может
быть, несколько странный тон с вами… Да, да. Скажите только одно: действительно ли вы любите мою Зосю?
Известие о женитьбе Привалова
было принято в бахаревском доме с
большой холодностью. Когда сам Привалов явился с визитом к Марье Степановне, она
не вытерпела и проговорила...
Но
больше всего Зосе
не нравилось в муже то, что он положительно
не умел себя держать в обществе —
не в меру дичился незнакомых, или старался
быть развязным, что выходило натянуто, или просто молчал самым глупейшим образом.
— А Пуцилло-Маляхинский?.. Поверьте, что я
не умру, пока
не сломлю его. Я систематически доконаю его, я
буду следить по его пятам, как тень… Когда эта компания распадется, тогда, пожалуй, я
не отвечаю за себя: мне
будет нечего
больше делать, как только протянуть ноги. Я это замечал: больной человек, измученный, кажется, места в нем живого нет, а все скрипит да еще работает за десятерых, воз везет. А как отняли у него дело — и свалился, как сгнивший столб.
— А кто же
больше?.. Он… Непременно он. У меня положительных данных нет в руках, но я голову даю на отсечение, что это его рук дело. Знаете, у нас, практиков,
есть известный нюх. Я сначала
не доверял этому немцу, а потом даже совсем забыл о нем, но теперь для меня вся картина ясна: немец погубил нас… Это
будет получше Пуцилло-Маляхинского!.. Поверьте моей опытности.
Таким образом Веревкин проник до гостиной Марьи Степановны, где частенько составлялись самые веселые преферансы, доставлявшие старушкам
большое удовольствие. Он являлся как-то случайно и всегда умел уезжать вовремя. Когда Веревкина
не было дня три, старушки начинали скучать и даже ссорились за картами.
— Э, батенька, что поделаешь: ее
не вернуть, а «Моисея» нужно
было выправить, — добродушно ответил Веревкин и прибавил каким-то смущенным тоном: — А я вот что скажу вам, голубчик… Сегодня я лез из кожи
больше для себя, чем для «Моисея».
— Я вижу, Сергей Александрыч, что вам трудно переменить прежний образ жизни, хотя вы стараетесь сдержать данное слово. Только
не обижайтесь, я вам предложу маленький компромисс:
пейте здесь… Я вам
не буду давать
больше того, чем следует.
Привалов хорошо знал, зачем Половодов ездил к Заплатиной, но ему теперь
было все равно. С женой он почти
не видался и
не чувствовал
больше к ней ни любви, ни ненависти.
«Милый и дорогой доктор! Когда вы получите это письмо, я
буду уже далеко… Вы — единственный человек, которого я когда-нибудь любила, поэтому и пишу вам. Мне
больше не о ком жалеть в Узле, как, вероятно, и обо мне
не особенно
будут плакать. Вы спросите, что меня гонит отсюда: тоска, тоска и тоска… Письма мне адресуйте poste restante [до востребования (фр.).] до рождества на Вену, а после — в Париж. Жму в последний раз вашу честную руку.
— Теперь
не пьет больше, Василий Назарыч.
Трудовая, почти бедная обстановка произвела на Василия Назарыча сильное впечатление, досказав ему то, чего он иногда
не понимал в дочери. Теперь, как никогда, он чувствовал, что Надя
не вернется
больше в отцовский дом, а
будет жить в том мирке, который создала себе сама.
Неточные совпадения
Хлестаков. Черт его знает, что такое, только
не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (
Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)
Больше ничего нет?
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме
есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком
большая честь…
Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Хлестаков. Вы, как я вижу,
не охотник до сигарок. А я признаюсь: это моя слабость. Вот еще насчет женского полу, никак
не могу
быть равнодушен. Как вы? Какие вам
больше нравятся — брюнетки или блондинки?
Городничий. И
не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем
больше думаешь… черт его знает,
не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Слуга. Да хозяин сказал, что
не будет больше отпускать. Он, никак, хотел идти сегодня жаловаться городничему.