— Я, — говорит, — недавно из-за границы; жил два месяца в Париже и часто виделся там с одним странным земляком, которого вы знаете. Он
дал к вам поручение — доставить посылочку. Я ее тут у вас и оставил, чтобы не носить, но позабыл сказать прислуге.
Неточные совпадения
Здесь, в этой трущобе,
к нему раз спускалось небо на землю; здесь он испытал самое высокое удовольствие,
к которому стремилась его душа; тут он, вечно голодный и холодный нищий, один раз
давал пир — такой пир, который можно было бы назвать «пиром Лазаря».
Ему не
дали умереть и прислали
к нему фельдшера — молодого еврея, который здесь тоже был и врачом и религиозным Эмилем: графиня его второй год воспитывала
к христианству.
— Ребятишки отцам рассказали: «Учитель, мол, питерский, а не знает: почему сие важно в-пятых? Батюшка спросил, а он и ничего». А отцы и рады: «какой это, подхватили, учитель, это — дурак. Мы детей
к нему не пустим, а
к графинюшке пустим: если покосец
даст покосить — пусть тогда ребятки
к ней ходят, поют, ништо, худого нет». Я так и остался.
— Пешком, — говорит, — до самой Москвы пер, даже на подметках мозоли стали. Пошел
к живописцу, чтобы сказать, что пять рублей не принес, а ухожу, а он совсем умирает, — с кровати не вставал; выслушал, что было, и хотел смеяться, но поманул и из-под подушки двадцать рублей
дал. Я спросил: «На что?» А он нагнул
к уху и без голосу шепнул...
О первом она писала, что ездила на Капреру, но Гарибальди ей не понравился: он не чуждался женского пола, но относился
к дамам слишком реально.
Она вызвалась поговорить с одним из близких ей людей в посольстве и через два дня пишет мне, чтобы я прислал
к ней Шерамура: она хотела
дать ему рекомендательную карточку, с которою тот должен пойти
к г. N.N. Это был видный чиновник посольства, который обещал принять и выслушать Шерамура, и если можно, помочь ему очистить возвратный путь в отечество.
Хоть неловко было докучать моей
даме после прощания, но я урвал минутку и еду
к ней, чтобы узнать: не был ли у ней мой несмысль или не слыхала ли о нем чего-нибудь от того,
к кому его посылала.
— Я у одной
дамы был, она меня
к одному мужчине послала, а тот
к другому. Все добрые, а помогать не могут. Тогда один мне работу
дал и не заплатил — его арестовали.
— Ну так вот же вам последний сказ: как вы себя дурно ни держали в посольстве, ступайте опять
к этой
даме и расскажите ей откровенно все, что мне сказали, — и она сама съездит и попросит навести о вас справки: вы, верно, невинны и, может быть, никем не преследуетесь.
— Шерамур! ведь мы сейчас расстаемся! говорите: почему вы не хотите опять сходить
к этой
даме?
Такой вопрос очень возможен, и я, предвидя его, спешу
дать мой ответ. Шерамур поставлен здесь по двум причинам: во-первых, я опасался, что без него в этой книжке не выйдет определенного числа листов, а во-вторых, если сам Шерамур не годится
к праведным даже в качестве юродивого, то тут есть русская няня, толстая баба с шнипом, суд которой, по моему мнению, может служить выражением праведности всего нашего умного и доброго народа.
— Н-нет, семейство не в Сицилию, а семейство ваше на Кавказ, раннею весной… дочь вашу на Кавказ, а супругу… продержав курс вод тоже на Кав-ка-зе ввиду ее ревматизмов… немедленно после того на-пра-вить в Париж, в лечебницу доктора пси-хиатра Ле-пель-летье, я бы мог вам
дать к нему записку, и тогда… могло бы, может быть, произойти…
— Пора, пора! Что это, молодой человек, все валяетесь! — говорила Катишь, покачивая головой. — Вот другие бы и
дамы к вам приехали, — но нельзя, неприлично, все в халате лежите.
— Вестимо нужно, да взять-то негде: не всё же на барский двор ходить! Коли нашему брату повадку
дать к вашему сиятельству за всяким добром на барский двор кланяться, какие мы крестьяне будем? А коли милость ваша на то будет, на счет дубовых макушек, чтò на господском гумне так, без дела лежат, — сказал он кланяясь и переминаясь с ноги на ногу: — так, може, я, которые подменю, которые поурежу и из старого как-нибудь соорудую.
Неточные совпадения
Хлестаков (голосом вовсе не решительным и не громким, очень близким
к просьбе).Вниз, в буфет… Там скажи… чтобы мне
дали пообедать.
Жаль, что Иохим не
дал напрокат кареты, а хорошо бы, черт побери, приехать домой в карете, подкатить этаким чертом
к какому-нибудь соседу-помещику под крыльцо, с фонарями, а Осипа сзади, одеть в ливрею.
Анна Андреевна. Послушай: беги
к купцу Абдулину… постой, я
дам тебе записочку (садится
к столу, пишет записку и между тем говорит):эту записку ты отдай кучеру Сидору, чтоб он побежал с нею
к купцу Абдулину и принес оттуда вина. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту комнату для гостя. Там поставить кровать, рукомойник и прочее.
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся
к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный
к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три
дамы, гостьи, прислонившиеся одна
к другой с самым сатирическим выраженьем лица, относящимся прямо
к семейству городничего.
Растаковский (входит).Антона Антоновича поздравляю. Да продлит бог жизнь вашу и новой четы и
даст вам потомство многочисленное, внучат и правнучат! Анна Андреевна! (Подходит
к ручке Анны Андреевны.)Марья Антоновна! (Подходит
к ручке Марьи Антоновны.)