Слушая сквозь свои думы болтовню Маргариты, Клим еще ждал, что она скажет ему, чем был побежден страх ее, девушки, пред первым любовником? Как-то странно, вне и мимо его, мелькнула мысль: в словах этой девушки есть нечто общее с
бойкими речами Варавки и даже с мудрыми глаголами Томилина.
Я нашел в этой конторе двух молодых купеческих приказчиков, с белыми, как снег, зубами, сладкими глазами, сладкой и
бойкой речью и сладко-плутоватой улыбочкой, сторговал у них ось и отправился на ссечки.
Из темных уст старика забила трепетной, блестящей струей знакомая Фоме уверенная,
бойкая речь. Он не слушал, охваченный думой о свободе, которая казалась ему так просто возможной. Эта дума впилась ему в мозг, и в груди его все крепло желание порвать связь свою с мутной и скучной жизнью, с крестным, пароходами, кутежами — со всем, среди чего ему было душно жить.
Высокий, сухой, жилистый — он заставлял ждать от него суетливых движений,
бойкой речи, и было странно видеть его неспешную походку, солидные движения, слышать спокойный глуховатый голос.
Неточные совпадения
Самая наружность его являла вид добродушия и стойкости: небольшого роста, плотный, подвижной, с
бойкими глазами и уверенною
речью, он казался человеком, который недурно устроился и намерен устроиться еще лучше.
Он занял место Маркуши и с первых же дней всех заинтересовал своей обязательной, вежливой улыбочкой,
бойкою, острою
речью; а ребята на заводе приняли его насмешливо и неприязненно: худой и сутулый Фома, мужик из Воеводина, с головой, похожей на топор, и какими-то чужими глазами, внимательно оглядел нового дворника и убеждённо объявил:
Когда крестный говорил о чиновниках, он вспомнил о лицах, бывших на обеде, вспомнил
бойкого секретаря, и в голове его мелькнула мысль о том, что этот кругленький человечек, наверно, имеет не больше тысячи рублей в год, а у него, Фомы, — миллион. Но этот человек живет так легко и свободно, а он, Фома, не умеет, конфузится жить. Это сопоставление и
речь крестного возбудили в нем целый вихрь мыслей, но он успел схватить и оформить лишь одну из них.
Речи кухарки были слишком крикливы,
бойки, сразу чувствовалось, что она говорит не от себя, а чужое; горе Маши не трогало его.
И, слушая
бойкую, украшенную какими-то новыми прибаутками
речь брата, позавидовал его живости, снова вспомнил о Никите; горбуна отец наметил утешителем, а он запутался в глупом, бабьем деле, и — нет его.