Неточные совпадения
— Хотя это точно, — говорил Борис, —
что мы с вашим братцем всегда останавливаемся у Петра Ивановича, и он обижать нас по-настоящему не должен,
ну а все
же правило того требует, чтобы спросить.
—
Ну, и только, и ступай теперь к своему месту, готовь шинель. На меня никто не жалуется, — продолжал капитан, обратясь ко мне. — Я всем, кому я
что могу сделать, — делаю. Отчего
же, скажите, и не делать? Ведь эгоизм, — я приношу вам сто тысяч извинений, — я ваших правил не знаю, но я откровенно вам скажу, я терпеть не могу эгоистов.
Богомольная только,
ну да
что же вам до этого?
—
Ну так
что же, — говорю, — такое? Ведь это я у тебя
же эту книжку взял.
—
Ну ладно, — говорю, — я молчу и не перебиваю, но только ради бога скажи скорее, в
чем же дело?
—
Ну так как
же, мол, ты мне говоришь,
что никого нет? Я даже знаю этого Локоткова. (Это, если вы помните, тот самый мой старый товарищ,
что в гимназии француза дразнил и в печки сало кидал.) Ты, — приказываю, — вели-ка мне завтра дрожки заложить: я к нему съезжу.
—
Ну, а с матерью-то у них
что же: нелады,
что ли?
—
Ну так
что же, мол, из этого?
—
Ну будьте уверены,
что если еще самим вам только кажется,
что вы нездоровы, так болезнь не очень опасная.
Что же такое вы чувствуете?
—
Ну, вот и прекрасно! значит у нас обоих на первых
же порах достигается самое полное соглашение: вы так и донесите,
что мы оба, посоветовавшись, решили,
что мы оба ничего не знаем.
—
Ну, и
чем же вы им помогли? Любопытно знать.
—
Ну и
что же: много умного наслушался?
—
Ну вот, он и есть. Философию знает и богословию, всего Макария выштудировал и на службе состоит, а не знал,
что мы на богословов-то не надеемся, а сами отцовское восточное православие оберегаем и у нас господствующей веры нельзя переменять. Под суд ведь угодил бы, поросенок цуцкой, и если бы «новым людям», не верующим в Бога, его отдать — засудили бы по законам; а ведь все
же он человечишко! Я по старине направил все это на пункт помешательства.
—
Ну, как знаешь; только послушай
же меня: повремени, не докучай никому и не серьезничай. Самое главное — не серьезничай, а то, брат… надоешь всем так, — извини, — тогда и я от тебя отрекусь. Поживи, посмотри на нас: с кем тут серьезничать-то станешь? А я меж тем губернаторше скажу,
что способный человек приехал и в аппетит их введу на тебя посмотреть, — вот тогда ты и поезжай.
— Ишь ты, ишь!
Что же ты, не сам разве собирался ему визит сделать?
Ну вот и иди теперь, и встреча тебе готова, а уж
что, брат, сама-то начальница…
«О, черт тебя возьми, — думаю, —
что он там навстречу мне наболтал и наготовил, а я теперь являйся и расхлебывай!
Ну да ладно
же, — думаю, — друг мой сердечный: придется тебе брать свои похвалы назад», и сам решил сделать завтра визит самый сухой и самый короткий.
—
Ну, вот видишь, как ты скорб… не позволяешь поляку переменить веры, не разобравши, для
чего он это делает? Почему
же ты не допускаешь,
что у него могло случиться и довольно искренне?
—
Ну вот, губернатор тебя нашел очень дельным и даже велел сегодня
же к нему писаря прислать: верно хочет «набросать мыслей» и будет просить тебя их развить; а губернаторша все только сожалеет,
что не могла с тобой наедине поговорить.
—
Ну, так вот, скажи
же своему королю,
что я ему в калоши плюнул!..
—
Ну так
что же такое,
что проведали бы?
«
Ну, и
что же? Неужели нет?»
«Не совсем это нравственно и благородно, — думаю я, засыпая, —
ну да
что же поделаешь, когда ничего иного не умеешь?
— Ах вы, — говорит, — чухонцы этакие: и вы смеете романтиков не уважать? Какие такие у вас гражданские чувства? Откуда вам свобода возьмется? Да вам и вольности ваши дворянские Дмитрий Васильевич Волков писал, запертый на замок вместе с датским кобелем, а вам это любо?
Ну, так вот за то
же вам кукиш будет под нос из всех этих вольностей: людишек у вас, это, отобрали…
Что, ведь отобрали?
—
Ну, а ты
же, мол,
что ответил?
Тужите, знай, со стороны нет мочи, // Сюда ваш батюшка зашел, я обмерла; // Вертелась перед ним, не помню что врала; //
Ну что же стали вы? поклон, сударь, отвесьте. // Подите, сердце не на месте; // Смотрите на часы, взгляните-ка в окно: // Валит народ по улицам давно; // А в доме стук, ходьба, метут и убирают.
— Здесь, сударь, здесь. Тоже наш брат, присяжный? — весело подмигивая, спросил добродушный купец. —
Ну что же, вместе потрудимся, — продолжал он на утвердительный ответ Нехлюдова, — 2-й гильдии Баклашов, — сказал он, подавая мягкую широкую несжимающуюся руку, — потрудиться надо. С кем имею удовольствие?
Неточные совпадения
Городничий. И не рад,
что напоил.
Ну что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как
же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Анна Андреевна.
Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из
чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете.
Ну что, где они? А? Да говорите
же оттуда — все равно.
Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
— Да
чем же ситцы красные // Тут провинились, матушка? // Ума не приложу! — // «А ситцы те французские — // Собачьей кровью крашены! //
Ну… поняла теперь?..»
Ну, в
чем же ваша речь?..» // — Спрячь пистолетик! выслушай!
Г-жа Простакова. Бредит, бестия! Как будто благородная! Зови
же ты мужа, сына. Скажи им,
что, по милости Божией, дождались мы дядюшку любезной нашей Софьюшки;
что второй наш родитель к нам теперь пожаловал, по милости Божией.
Ну, беги, переваливайся!