Цитаты со словосочетанием «я тебя»
— Ну, отпрягши-то, приходи ко мне на кухню;
я тебя велю чайком попоить; вечером сходи в город в баню с дорожки; а завтра пироги будут. Прощай пока, управляйся, а потом придешь рассказать, как ехалось. Татьяну видел в Москве?
— Да. Это
я тебе все берегла: возьми ее теперь. Ну, идите чай пить.
А я вместо молитвы-то целовать его да упрашивать: «Голубчик, говорю, сокол мой ясный, Естифей Ефимыч! уважь ты меня раз,
я тебя сто раз уважу».
— То-то.
Я тебя за это награждать желаю.
—
Я тебе штаны подарю, — тихо перебил ее с легкой улыбкой Помада.
— Зимой будешь ходить.
Я тебя научу, что там переделать придется. Теплынь будет!
— А! видишь,
я тебе, гадкая Женька, делаю визит первая. Не говори, что я аристократка, — ну, поцелуй меня еще, еще. Ангел ты мой! Как я о тебе соскучилась — сил моих не было ждать, пока ты приедешь. У нас гостей полон дом, скука смертельная, просилась, просилась к тебе — не пускают. Папа приехал с поля, я села в его кабриолет покататься, да вот и прикатила к тебе.
— Не станем больше спорить об этом. Ты оскорблена и срываешь на мне свое сердце.
Мне тебя так жаль, что я и сказать не умею, но все-таки я с тобой, для твоего удовольствия, не поссорюсь. Тебе нынче не удастся вытянуть у меня дерзость; но вспомни, Лиза, нянину пословицу, что ведь «и сырые дрова загораются».
— Ты на меня сердишься, Женни? Я перед тобою очень виновата;
я тебя обидела, прости меня.
— Да, прости меня,
я тебя очень обидела, — повторила Лиза и, бросаясь на грудь Гловацкой, зарыдала, как маленький ребенок. — Я скверная, злая и не стою твоей любви, — лепетала она, прижимаясь к плечу подруги.
— Что ты болтаешь, смешная! Как
я тебя возьму? Здесь у тебя семья: отец, мать, сестры.
— Полно врать-то! Тоже любезничать: седина в голову, а бес в ребро, — с поддельным неудовольствием остановила его игуменья и, посмотрев с артистическим наслаждением на Феоктисту, сказала: — Иди пока домой.
Я тебя позову, когда будет нужно.
Она видела, что у матери и сестер есть предубеждение против всех ее прежних привязанностей, и писала Гловацкой: «Ты, Женька, не подумай, что
я тебя разлюбила!
Я тебя всегда буду любить.
— Терпеть
я тебя не могу за эту дрянную манеру. Какого ты черта все идеальничаешь?
— Чего? да разве ты не во всех в них влюблен? Как есть во всех. Такой уж ты, брат, сердечкин, и
я тебя не осуждаю. Тебе хочется любить, ты вот распяться бы хотел за женщину, а никак это у тебя не выходит. Никто ни твоей любви, ни твоих жертв не принимает, вот ты и ищешь все своих идеалов. Какое тут, черт, уважение. Разве, уважая Лизу Бахареву, можно уважать Зинку, или уважая поповну, рядом с ней можно уважать Гловацкую?
— Отличная жизнь, — продолжал иронически доктор, — и преполезная тоже! Летом около барышень цветочки нюхает, а зиму, в ожидании этого летнего блаженства, бегает по своему чулану, как полевой волк в клетке зверинца. Ты мне верь;
я тебе ведь без всяких шуток говорю, что ты дуреть стал: ты-таки и одуреешь.
— Ну, а
я тебе скажу, что и он ее любит и она его любит. А теперь ты мне скажи, дерутся они или нет?
А
я тебе повторяю, что все это орудует любовь, да не та любовь, что вы там сочиняете, да основываете на высоких-то нравственных качествах любимого предмета, а это наша, русская, каторжная, зазнобистая любва, та любва, про которую эти адски-мучительные песни поются, за которую и душатся, и режутся, и не рассуждают по-вашему.
Я тебе не два, а двести два примера покажу, где нет никакого уважения, а любовь-то живет, да любовь не вашенская, не мозглявая.
—
Я тебе, Лиза, привез Марину. Тебе с нею будет лучше… Книги твои тоже привез… и есть тебе какая-то записочка от тетки Агнесы. Куда это я ее сунул?.. Не знаю, что она тебе там пишет.
— Да живи, живи!
Я тебе нарочно Марину привез, и книги тебе твои привез. Живи, бог с тобой, если тебе нравится.
Жена говорит: «сознайся и перестань,
я тебе все прощу», — не признается.
«Ну, смотри, — говорит барыня, — если ты мне лжешь и я убеждусь, что ты меня обманываешь, я себя не пощажу, но
я тебя накажу так, что у тебя в жизни минуты покойной не будет».
«Отколошмать, просит, ты его, моего лиходея; вымажь ей, разлушнице, дегтем ворота —
я тебя, ей-богу, любить стану».
— Пойдем, Лиза,
я тебя напою шоколатом: я давно берегу для тебя палочку; у меня нынче есть отличные сливки, — сказала Женни, и они пошли в ее комнату, между тем как Помада юркнул за двери и исчез за ними.
— Ах боже мой! Что ты это, на смех, что ли, Женни?
Я тебе говорю, чтоб был хороший обед, что ревизор у нас будет обедать, а ты толкуешь, что не готов обед. Эх, право!
— Нет; когда ж
я тебя видел? Я даже не знал, что ты и женился.
— Тебе надо ехать в университет, Вильгельм, — сказал старый Райнер после этого грустного, поэтического лета снов и мечтаний сына. — В Женеве теперь пиэтисты, в Лозанне и Фрейбурге иезуиты. Надо быть подальше от этих католических пауков.
Я тебя посылаю в Германию. Сначала поучись в Берлине, а потом можешь перейти в Гейдельберг и Бонн.
— Ты говори о древнем-то, — начал Канунников, усаживаясь против Лобачевского и пригладив подстриженные надо лбом волосы, — а какое теперича скудоумие,
я тебе скажу, я слышал.
— Молчи! Нет, не замолчу, не замолчу, а
я тебя в Сибирь сошлю.
— Тут, брат,
я тебе привез и письма, и подарок от Евгении Петровны…
— Плох, кашляет все, а уж Евгения Петровна,
я тебе скажу…
Серый отлично понимал это, но не разочаровывал голиафа, зная, что тот сейчас же заорет: «да
я тебе, подлецу, всю рожу растворожу, щеку на щеку умножу, нос вычту, а зубы в дробь обращу».
— Я даже как женюсь, так сейчас прежней жене пенсию: получай и живи. Только честно живи; где хочешь, но только честно, не марай моего имени. А теперь хочешь уехать, так расставайся. Дай тысячу рублей,
я тебе сейчас свидетельство, и живи где хочешь; только опять честно живи, моего имени не марай.
Была такая длинная ночь, которую Полинька Калистратова целиком провела, читая Розанову длинную нотацию, а затем наступило утро, в которое она поила его кофеем и была необыкновенно тревожна, а затем был часок, когда она его раструнивала, говоря, что он в Москве снова растает, и, наконец, еще была одна минута, когда она ему шептала: «Приезжай скорей,
я тебя ждать буду».
— Да что это, однако, за вздор в самом деле, — сказал со слезами на глазах старик. —
Я тебе приказываю…
—
Я тебе приказываю, чтоб это все сейчас было кончено.
— Как не поедешь?
Я тебе велю.
— Красотка ты моя! и дети у ней уж есть! Где ж она? Стой, ну на минутку,
я тебе сейчас карандаш дам, адрес мне напиши.
— Ну, когда так хочешь жить, так
я тебе не слуга.
— А на что тебе старший! Ну, я вам всем старший. Надя! приказываю тебе, чтоб ты нынче пришла мне пятки почесать. —
Я тебе старший, ты, смотри, слушайся, — приходи.
—
Я тебе расскажу, все расскажу после, — пролепетала Женни и, быстро вскочив, взяла Райнера за руку.
— Да зачем же это сейчас? — уговаривала ее хозяйка. — Я одна, мужа нет, оставайся; дай
я тебя раздену.
— «Кой черт, говорит, либерал;
я тебе скажу: все либералы свиньи».
Неточные совпадения
Каждый вечер они мерялись, кто больше навязал, и монашка говорила: «
Я, Арефьич, сегодня больше твоего свезла», или Арефьич объявлял: «Сегодня
я, мать, больше
тебя свез».
Я знаю эти, как
ты называешь, взгляды-то.
— Известно как замужем. Сама хорошо себя ведешь, так и
тебе хорошо.
Я ж мужа почитала, и он
меня жалел. Только свекровь очень уж строгая была. Страсть какие они были суровые.
Пристаю к нему: «Ручки, ножки, говорю,
тебе перецелую, только уважь, покорми
ты меня селяночкой».
Знала
я, что как пристанешь к нему лаской, беспременно он
тебе сделает.
Ох, боже, боже мой, боже мой! великая
я грешница перед
тобою!..
Молюсь, молюсь создателю: «Господи, упокой
ты его, отжени от
меня грех мой».
— Кудри его черные вот так по лицу по моему… Ах
ты господи! боже мой! Когда ж эти сны кончатся? Когда
ты успокоишь и его душеньку и
меня, грешницу нераскаянную.
—
Я его и видеть не успела. А
ты сказала казначее, чтоб отправила Татьяне на почту, что
я приказала?
—
Мне неловко совсем идти с Матузалевной, понеси ее, пожалуйста, Сонечка. Да нет,
ты ее задушишь;
ты все это как-то так делаешь, бог
тебя знает! Саша, дружочек, понесите, пожалуйста, вы мою Матузалевну.
—
Ты за
мной хорошо глядела?
— Все-то
ты пересмешничаешь надо
мной.
—
Я и не на смех это говорю. Есть всякие травы. Например, теперь, кто хорошо знается, опять находят лепестан-траву. Такая мокрая трава называется. Что
ты ее больше сушишь, то она больше мокнет.
— Конечно, конечно, не все, только
я так говорю… Знаешь, — старческая слабость: все как
ты ни гонись, а всё старые-то симпатии, как старые ноги, сзади волокутся. Впрочем,
я не спорщик. Вот моя молодая команда, так те горячо заварены, а впрочем, ладим, и отлично ладим.
— А так, так наливай, Женни, по другому стаканчику.
Тебе,
я думаю, мой дружочек, наскучил наш разговор. Плохо мы
тебя занимаем. У нас все так, что поспорим, то будто как и дело сделаем.
—
Я,
я, — кто
тебя прислал?
— Так, — и рассказать
тебе не умею, а как-то сразу тяжело
мне стало. Месяц всего дома живу, а все, как няня говорит, никак в стих не войду.
— Боюсь, чтоб еще хуже не было. Вот у
тебя я с первой минуты осмотрелась. У вас хорошо, легко; а там, у нас, бог знает… мудрено все… очень тяжело как-то, скучно, — невыносимо скучно.
—
Я хотел было за
тобою ночью посылать, да так уж… Как таки можно?
— То-то, что делать? — Шалунья!
Я на
тебя и не сержусь, а вон смотри-ка, чту с матерью.
— Ах, уйди, матушка, уйди бога ради! — нервно вскрикнула Ольга Сергеевна. — Не распускай при
мне этой своей философии.
Ты очень умна, просвещенна, образованна, и
я не могу с
тобой говорить.
Я глупа, а не
ты, но у
меня есть еще другие дети, для которых нужна моя жизнь. Уйди, прошу
тебя.
— Что ж толковать? Больного разве нельзя навестить? Больных все навещают.
Я же была у него с папой, отчего же
мне теперь не пойти с
тобою?
— Нет,
я не пойду, Лиза, именно с
тобою и не пойду, потому что здоровья мы ему с собою не принесем, а
тебе уж так достанется, что и места не найдешь.
Я хотела бы посмотреть на
тебя на моем месте; хотела бы видеть, отскакивало ли бы от
тебя это обращение, как от
тебя все отскакивает.
— Чего ж
ты сердишься, Лиза?
Я ведь не виновата, что у
меня такая натура.
Я ледышка, как вы называли
меня в институте, ну и что ж
мне делать, что
я такая ледышка. Может быть, это и лучше.
—
Я буду очень рада, если
тебя муж будет бить, — совершенно забывшись, проговорила Лиза.
— Ну, так
ты и желаешь, чтобы, для разнообразия в моей жизни,
меня бил мой муж?
— Полно лгать, — говорила она, —
ты добрая, хорошая девушка;
я теперь
тебя еще больше люблю.
— Как же! Ах, Женька, возьми
меня, душка, с собою. Возьми
меня, возьми отсюда. Как
мне хорошо было бы с вами. Как
я счастлива была бы с
тобою и с твоим отцом. Ведь это он научил
тебя быть такой доброю?
— Да, как же! Нет, это
тебя выучили быть такой хорошей. Люди не родятся такими, какими они после выходят. Разве
я была когда-нибудь такая злая, гадкая, как сегодня? — У Лизы опять навернулись слезы. Она была уж очень расстроена: кажется, все нервы ее дрожали, и она ежеминутно снова готова была расплакаться.
— Что ж,
я говорю правду,
мне это больно;
я никогда не забуду, что сказала
тебе.
Я ведь и в ту минуту этого не чувствовала, а так сказала.
— То-то,
ты не подумай, что
я хоть на минуту
тебя не любила.
—
Ты забудь, забудь, — говорила она сквозь слезы, — потому что
я… сама ничего не помню, что
я делаю.
Меня… так сильно… так сильно… так сильно оби… обидели. Возьми… возьми к себе, друг мой! ангел мой хранитель… сох… сохрани
меня.
— Не могу, Лиза, не проси.
Ты знаешь, уж если бы было можно,
я не отказала бы себе в удовольствии и осталась бы с вами.
— Не могу выдерживать.
Я и за обедом едва могла промолчать на все эти задиранья. Господи! укроти
ты мое сердце! — сказала Лиза, выйдя из-за чая.
— Не знаю, Лизочка.
Я постараюсь увидеть
тебя поскорее.
— Это, конечно, делает
тебе честь, — говорила игуменья, обращаясь к сестре Феоктисте: — а все же так нельзя.
Я просила губернатора, чтобы
тебе твое, что следует, от свекрови истребовали и отдали.
—
Ты даже, — хорошо. Постой-ка, батюшка!
Ты, вон
тебе шестой десяток, да на хорошеньких-то зеваешь, а ее мужу тридцать лет! тут без греха грех. — Да грех-то еще грехом, а то и сердечишко заговорит. От капризных-то мужей ведь умеют подбирать:
тебе, мол, милая, он не годится, ну, дескать,
мне подай. Вы об этом подумали с нежной маменькой-то или нет, — а?
—
Я с
тобой совершенно согласен, даже хотел…
— Да полно
тебе, сестра!
Я говорил, что это нехорошо.
— Ну,
ты сам можешь делать что
тебе угодно, а это прошу сделать от
меня. А не хочешь,
я и сама пошлю на почту, — добавила она, протягивая руку к лежащим деньгам.
— Нет, зачем же
ты сердишься?
Я пошлю завтра же.
Но
ты знаешь, как
мне скверно, и
я не хочу, чтобы это скверное стало еще сквернее.
Ты не сердись, что
я к
тебе не езжу!
— И это можно, но
ты мне только скажи вот:
ты с уважением любишь или нет?
Да твое-то дело для
меня объясняется вовсе не одними этими, как
ты говоришь, грязными побуждениями.
Я даже думаю, что
ты, пожалуй, — черт
тебя знает, —
ты, может быть, и, действительно, способен любить так, как люди не любят.
Ты прежде вот,
я говорю, врежешься, а потом и пошел додумывать своей богине всякие неземные и земные добродетели.
Цитаты из русской классики со словосочетанием «я тебя»
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Простаков. В этом
я тебе, матушка, и верил и верю.
— А на что
мне тебя… гунявого? [Гуня́вый — гнусавый, в другом значении — плешивый, неуклюжий.] — отвечала Аленка, с наглостью смотря ему в глаза, — у меня свой муж хорош.
— Одно еще
я тебе должен сказать. Ты знаешь Вронского? — спросил Степан Аркадьич Левина.
Лакей, не оборачиваясь, бормотал что-то про себя, развязывая чемодан. Максим Максимыч рассердился; он тронул неучтивца по плечу и сказал: —
Я тебе говорю, любезный…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он
мне в записке? (Читает.)«Спешу
тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)
Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Аммос Федорович. Вот
тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Хлестаков. Поросенок
ты скверный… Как же они едят, а
я не ем? Отчего же
я, черт возьми, не могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как и
я?
Осип. Послушай, малый:
ты,
я вижу, проворный парень; приготовь-ка там что-нибудь поесть.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Синонимы к словосочетанию «я тебя»
Предложения со словосочетанием «я тебя»
- – Сгоряча, от обиды большой я тебе всё наговорила и обещание глупое взяла.
- Впрочем, научиться подделывать голос можно – я тебе покажу на досуге.
- И кстати… я тебе ещё тогда хотел сказать, но не верил, что выживу.
- (все предложения)
Значение словосочетания «я тебя»
Я тебя (его, вас, их; разг.) — употр. для выражения угрозы. Отыщи сей же час, кто смел со мною разговаривать, я его! Пушкин. См. также я. (Толковый словарь Ушакова)
Все значения словосочетания Я ТЕБЯ
Афоризмы русских писателей со словом «я»
- Пусть всепобеждающая жизнь — иллюзия, но я верю в нее, и несчастья нынешнего дня не отнимут у меня веры в день грядущий. Жизнь победит — сколько рук ни налагалось бы на нее, сколько безумцев ни пытались бы ее прекратить. И разве не умнее: жить, хваля жизнь, нежели ругать ее — и все же жить!
- О, дайте вечность мне, — и вечность я отдам
За равнодушие к обидам и годам.
- И радуюсь тому, что счастие чужое
Мне счастья моего милей, дороже вдвое!
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно