Неточные совпадения
— Вы так отзываетесь
о маме, что я не
знаю…
— Геша не будет так дерзка, чтобы произносить приговор
о том, чего она сама еще хорошо не
знает.
Уж не
знаю, как там покойничек Естифей-то Ефимыч все это с маменькой своей уладил, только так
о спажинках прислали к тятеньке сватов.
— Дома, — ответила Женни, удивленная, кто бы мог
о ней осведомляться в городе, в котором она никого не
знает.
Хорошо
зная, что должно наступить после маневра,
о котором ей доложила Абрамовна, Ольга Сергеевна простонала...
— Да, не все, — вздохнув и приняв угнетенный вид, подхватила Ольга Сергеевна. — Из нынешних институток есть такие, что, кажется, ни перед чем и ни перед кем не покраснеют.
О чем прежние и думать-то, и рассуждать не умели, да и не смели, в том некоторые из нынешних с старшими зуб за зуб. Ни советы им, ни наставления, ничто не нужно. Сами всё больше других
знают и никем и ничем не дорожат.
Пархоменко все дергал носом, колупал пальцем глаз и говорил
о необходимости совершенно иных во всем порядков и разных противодействий консерваторам. Райнер много рассказывал Женни
о чужих краях, а в особенности об Англии, в которой он долго жил и которую очень хорошо
знал.
— Да я не
знаю,
о чем ты хочешь спрашивать.
— Да черт
знает,
о чем ты спрашиваешь! Почем я
знаю, любит Васенка или не любит?
С приездом Женни здесь все пошло жить. Ожил и помолодел сам старик, сильнее зацвел старый жасмин, обрезанный и подвязанный молодыми ручками; повеселела кухарка Пелагея, имевшая теперь возможность совещаться
о соленьях и вареньях, и повеселели самые стены комнаты, заслышав легкие шаги грациозной Женни и ее тихий, симпатичный голосок, которым она, оставаясь одна, иногда безотчетно пела для себя: «Когда б он
знал, как пламенной душою» или «Ты скоро меня позабудешь, а я не забуду тебя».
Зная всю тлень и грязь прошлого, она верила, что проклятие лежит над всякой неподвижностью, и собирала под свое знамя всех, говоривших
о необходимости очиститься, омыться и двигаться вперед.
С тех пор Лурлея начала часто навещать Женни и разносить
о ней по городу всякие дрязги. Женни
знала это: ее и предупреждали насчет девицы Саренко и даже для вящего убеждения сообщали, что именно ею сочинено и рассказано, но Женни не обращала на это никакого внимания.
Девушку как громом поразило известие
о неожиданном и странном приезде Лизы в Мерево. Протянув инстинктивно руку к лежавшему на стуле возле ее кровати ночному шлафору, она совершенно растерялась и не
знала, что ей делать.
Она
знала также, что все это идет
о нем из его же спальни.
— Ничего. Я не
знаю, что вы
о ней сочинили себе: она такая же — как была. Посолиднела только, и больше ничего.
—
О да! Всемерно так: все стушуемся, сгладимся и будем одного поля ягода. Не
знаю, Николай Степанович, что на это ответит Гегель, а по-моему, нелепо это, не меньше теории крайнего национального обособления.
— Ну… постойте же еще. Я хотела бы
знать, как вы смотрите на поступок этой женщины,
о которой вы вчера рассказывали?
— Но разве я не заботился бы с вами
о вашем отце и.
о вас? Ваш отец давно
знает меня, вы тоже
знаете, что я люблю вас.
— Н… нет, я
о нем ничего дурного не
знаю, только не люблю я его.
Райнер
узнает в гребце лучшего стрелка из Бюрглена в кантоне Ури; он всматривается в его одушевленное лицо, и в ушах его звучат простые, евангельские слова Вильгельма Телля: «Честный человек после всего думает сам
о себе».
Вообще было много оснований с большою обстоятельностью утверждать, что политичность Рогнеды Романовны, всех ее сестер и самой маркизы много выигрывала от того, что они не
знали ничего такого, что стоило бы скрывать особенно ловкими приемами, но умели жить как-то так, что как-то всем
о них хотелось расспросить.
Розанов только чувствовал, что и здесь опять как-то все гадко и неумно будто. Но иногда, так же как Райнер размышлял
о народе, он размышлял об этих людях: это они кажутся такими, а черт их
знает, что они думают и что могут сделать.
— Помилуйте! Я маркиза хорошо
знаю. Если не ошибаюсь, вы говорите
о маркизе де Бараль?
— Черт
знает, что это такое. Вы не слыхали ни
о какой панихиде?
Розанов чуть было не заикнулся
о Лизе, но ничего не сказал и уехал, думая: «Может быть и к лучшему, что Лизавета Егоровна отказалась от своего намерения. Кто
знает, что выйдет, если они познакомятся?»
— Сам был все время!
О создатель! Он сам там был все время! И еще признается! Колпак вы, батюшка, колпак. Вот как сына упекут, а вас пошлют с женою гусей стеречь в Рязанскую губернию, так вы и
узнаете, как «я сам там был».
— У всякого есть свой царь в голове, говорится по-русски, — заметил Стрепетов. — Ну, а я с вами говорю
о тех, у которых свой царь-то в отпуске. Вы ведь их
знаете, а Стрепетов старый солдат, а не сыщик, и ему, кроме плутов и воров, все верят.
Он очень хорошо
знал, что слухи
о его «подлости» и «шпионстве» непременно достигли до всех его знакомых, и сначала не хотел идти никуда, чтоб и людей не волновать своим появлением, и себя не подвергать еще длинному ряду незаслуженных оскорблений.
Это объяснялось тем, что маркиза сделала визит Ольге Сергеевне и, встретясь здесь с Варварой Ивановной Богатыревой, очень много говорила
о себе,
о людях, которых она
знала,
о преследованиях, которые терпела от правительства в течение всей своей жизни и, наконец, об обществе, в котором она трудится на пользу просвещения народа.
Полинька сама не
знала, любила ли она своего мужа, но ей было его жаль, когда вскоре после свадьбы она стала слышать
о нем самые дурные отзывы.
— Не
знаю: может быть в остроге, может быть в кабаке, может быть в каторге, — ничего я
о нем не
знаю и на все готова.
О Розанове она думала хорошо: ей нравилось, что он говорит большею частию дело и
знает людей не по-писаному.
Настаивала Бертольди на этом до тех пор, пока Лиза, думая
о чем-то другом, проговорила: «Да делайте, Бертольди, как
знаете».
— Слушайте, Бахарева, что я написала, — сказала она, вставши, и прочла вслух следующее: «Мы живем самостоятельною жизнью и, к великому скандалу всех маменек и папенек, набираем себе знакомых порядочных людей. Мы
знаем, что их немного, но мы надеемся сформировать настоящее общество. Мы войдем в сношения с Красиным, который живет в Петербурге и
о котором вы
знаете: он даст нам письма. Метя на вас только как на порядочного человека, мы предлагаем быть у нас в Богородицком, с того угла в доме Шуркина». Хорошо?
— Что, вы какого мнения
о сих разговорах? — спрашивал Розанов Белоярцева; но всегда уклончивый Белоярцев отвечал, что он художник и вне сферы чистого художества его ничто не занимает, — так с тем и отошел. Помада говорил, что «все это просто скотство»; косолапый маркиз делал ядовито-лукавые мины и изображал из себя крайнее внимание, а Полинька Калистратова сказала, что «это, бог
знает, что-то такое совсем неподобное».
Девушка еще дорогой рассказала ему все, что у них произошло дома. Помада
знал Ольгу Александровну так хорошо, что много
о ней ему рассказывать было нечего.
Разлука их была весьма дружеская. Углекислота умаяла Ольгу Александровну, и, усаживаясь в холодное место дорожного экипажа, она грелась дружбою, на которую оставил ей право некогда горячо любивший ее муж.
О Полиньке Ольга Александровна ничего не
знала.
Из оставшихся в Москве людей, известных Бахаревым, все дело
знал один Помада, но
о нем в это время в целом доме никто не вспомнил, а сам он никак не желал туда показываться.
— Я полковник, я старик, я израненный старик. Меня все
знают… мои ордена… мои раны… она дочь моя… Где она? Где о-н-а? — произнес он, тупея до совершенной невнятности. — Од-н-а!.. р-а-з-в-р-а-т… Разбойники! не обижайте меня; отдайте мне мою дочь, — выговорил он вдруг с усилием, но довольно твердо и заплакал.
— И более ничего
о ней не
знаете?
— У Полиньки Калистратовой, — ответила Бертольди. — Вы
знаете: Розанов говорит, что она акушерка и отлично устроилась, а я говорю, что, заботясь только
о самом себе, всякому очень легко устроиться. Права я?
— И ничего
о ней, не
знаете?
Она, как ребенок же, часто плакала, сама не
зная о чем.
—
Знаете что? — говорил он ей в другой раз, уже нажужжав в уши
о ее талантах. — Оденьтесь попроще; возьмите у Марфы ее платье, покройтесь платочком, а я надену мою поддевку и пойдемте смотреть народные сцены. Я уверен, что вы завтра же захотите писать и напишете отлично.
Незнакомка Белоярцева была дочь одного генерала, жившего в бельэтаже собственного дома, на одной из лучших улиц Петербурга. В этом доме
знали о Белоярцеве и
о его заведении по рассказам одного местного Репетилова, привозившего сюда разные новости и, между прочим, рассказывавшего множество самых невероятных чудес
о сожительстве граждан.
— Очень нехорошо.
О боже мой! если б вы
знали, какие есть мерзавцы на свете!
К великому удивлению Лизы, полагавшей, что она
знает Райнера, как самое себя, он, выслушав ее рассказ
о предложении, сделанном вчера Белоярцевым, только насмешливо улыбнулся.
— Что делать, все-таки я не имею чести его
знать и не имею времени
о нем говорить.
О Феоктисте Мерева ничего не
знала.