Неточные совпадения
Однажды за обедом, в клубе, Павел Петрович
узнал о смерти княгини Р. Она скончалась в Париже, в состоянии, близком к помешательству.
— Вот видишь ли, Евгений, — промолвил Аркадий, оканчивая свой рассказ, — как несправедливо ты судишь
о дяде! Я уже не говорю
о том, что он не раз выручал отца из беды, отдавал ему все свои деньги, — имение, ты, может быть, не
знаешь, у них не разделено, — но он всякому рад помочь и, между прочим, всегда вступается за крестьян; правда, говоря с ними, он морщится и нюхает одеколон…
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать
о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; [Доктринерство — узкая, упрямая защита какого-либо учения (доктрины), даже если наука и жизнь противоречат ему.] мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем
о каком-то искусстве, бессознательном творчестве,
о парламентаризме, об адвокатуре и черт
знает о чем, когда дело идет
о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода,
о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
О, как Базаров посмеялся бы над ним, если б он
узнал, что в нем тогда происходило!
Он имел
о себе самое высокое мнение; тщеславие его не
знало границ, но он держался просто, глядел одобрительно, слушал снисходительно и так добродушно смеялся, что на первых порах мог даже прослыть за «чудного малого».
— Да, я. И
знаете ли, с какою целью? Куклы делать, головки, чтобы не ломались. Я ведь тоже практическая. Но все еще не готово. Нужно еще Либиха почитать. Кстати, читали вы статью Кислякова
о женском труде в «Московских ведомостях»? Прочтите, пожалуйста. Ведь вас интересует женский вопрос? И школы тоже? Чем ваш приятель занимается? Как его зовут?
— Вы очень скромны… Но мне хотелось бы
узнать что-нибудь
о вас,
о вашем семействе,
о вашем отце, для которого вы нас покидаете.
— В самом деле?
Знаете, я бы очень желала
знать,
о чем вы думаете?
— Нет, я ничего не
знаю… но положим: я понимаю ваше нежелание говорить
о будущей вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит…
Решившись, с свойственною ему назойливостью, поехать в деревню к женщине, которую он едва
знал, которая никогда его не приглашала, но у которой, по собранным сведениям, гостили такие умные и близкие ему люди, он все-таки робел до мозга костей и, вместо того чтобы произнести заранее затверженные извинения и приветствия, пробормотал какую-то дрянь, что Евдоксия, дескать, Кукшина прислала его
узнать о здоровье Анны Сергеевны и что Аркадий Николаевич тоже ему всегда отзывался с величайшею похвалой…
— Черт его
знает. Секунд-майор какой-то. При Суворове служил и все рассказывал
о переходе через Альпы. Врал, должно быть.
—
Знаешь ли ты,
о чем я думаю? — промолвил он наконец, закидывая руки за голову.
— Не
знаю, что тебе сказать. Настоящий человек об этом не должен заботиться; настоящий человек тот,
о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть.
— Они меня все пугают. Говорить — не говорят, а так смотрят мудрено. Да ведь и вы его не любите. Помните, прежде вы все с ним спорили. Я и не
знаю,
о чем у вас спор идет, а вижу, что вы его и так вертите, и так…
— А вот извольте выслушать. В начале вашего пребывания в доме моего брата, когда я еще не отказывал себе в удовольствии беседовать с вами, мне случалось слышать ваши суждения
о многих предметах; но, сколько мне помнится, ни между нами, ни в моем присутствии речь никогда не заходила
о поединках,
о дуэли вообще. Позвольте
узнать, какое ваше мнение об этом предмете?
— Кто ж его
знает! — ответил Базаров, — всего вероятнее, что ничего не думает. — Русский мужик — это тот самый таинственный незнакомец,
о котором некогда так много толковала госпожа Ратклифф. [Госпожа Ратклиф (Редклифф) — английская писательница (1764–1823). Для ее произведений характерны описания фантастических ужасов и таинственных происшествий.] Кто его поймет? Он сам себя не понимает.
—
Знаете ли что, Катерина Сергеевна? Всякий раз, когда я слышу этот ответ, я ему не верю… Нет такого человека,
о котором каждый из нас не мог бы судить! Это просто отговорка.
—
О! я
знаю: вы очень упрямы.
— Полноте, Евгений Васильич. Вы говорите, что он неравнодушен ко мне, и мне самой всегда казалось, что я ему нравлюсь Я
знаю, что я гожусь ему в тетки, но я не хочу скрывать от вас, что я стала чаще думать
о нем. В этом молодом и свежем чувстве есть какая-то прелесть…
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).
О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы
о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не
знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не
знаю, однако ж, зачем вы говорите
о злодеях или
о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя
знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Артемий Филиппович.
О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не
знает.