Неточные совпадения
Покой был известного рода, ибо гостиница была тоже известного рода, то есть именно такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и дверью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где устраивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрезвычайно любопытный, интересующийся
знать о всех подробностях проезжающего.
О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь
о лошадином заводе, он говорил и
о лошадином заводе; говорили ли
о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, — он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение
о бильярдной игре — и в бильярдной игре не давал он промаха; говорили ли
о добродетели, и
о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине
знал он прок;
о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и
о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком.
Такое мнение, весьма лестное для гостя, составилось
о нем в городе, и оно держалось до тех пор, покамест одно странное свойство гостя и предприятие, или, как говорят в провинциях, пассаж,
о котором читатель скоро
узнает, не привело в совершенное недоумение почти всего города.
Ему нравилось не то,
о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де из букв вечно выходит какое-нибудь слово, которое иной раз черт
знает что и значит.
—
О, это одна из достойнейших женщин, каких только я
знаю, — отвечал Чичиков.
—
О, вы еще не
знаете его, — отвечал Манилов, — у него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид, тот не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазенки и забегают; побежит за ней следом и тотчас обратит внимание. Я его прочу по дипломатической части. Фемистоклюс, — продолжал он, снова обратясь к нему, — хочешь быть посланником?
— А
знаете, Павел Иванович, — сказал Манилов, которому очень понравилась такая мысль, — как было бы в самом деле хорошо, если бы жить этак вместе, под одною кровлею, или под тенью какого-нибудь вяза пофилософствовать
о чем-нибудь, углубиться!..
— Хорошо, я тебе привезу барабан. Такой славный барабан, этак все будет: туррр… ру… тра-та-та, та-та-та… Прощай, душенька! прощай! — Тут поцеловал он его в голову и обратился к Манилову и его супруге с небольшим смехом, с каким обыкновенно обращаются к родителям, давая им
знать о невинности желаний их детей.
Потом, что они вместе с Чичиковым приехали в какое-то общество в хороших каретах, где обворожают всех приятностию обращения, и что будто бы государь,
узнавши о такой их дружбе, пожаловал их генералами, и далее, наконец, бог
знает что такое, чего уже он и сам никак не мог разобрать.
Чичиков поблагодарил хозяйку, сказавши, что ему не нужно ничего, чтобы она не беспокоилась ни
о чем, что, кроме постели, он ничего не требует, и полюбопытствовал только
знать, в какие места заехал он и далеко ли отсюда пути к помещику Собакевичу, на что старуха сказала, что и не слыхивала такого имени и что такого помещика вовсе нет.
Последние слова он уже сказал, обратившись к висевшим на стене портретам Багратиона и Колокотрони, [Колокотрони — участник национально-освободительного движения в Греции в 20-х г. XIX в.] как обыкновенно случается с разговаривающими, когда один из них вдруг, неизвестно почему, обратится не к тому лицу, к которому относятся слова, а к какому-нибудь нечаянно пришедшему третьему, даже вовсе незнакомому, от которого
знает, что не услышит ни ответа, ни мнения, ни подтверждения, но на которого, однако ж, так устремит взгляд, как будто призывает его в посредники; и несколько смешавшийся в первую минуту незнакомец не
знает, отвечать ли ему на то дело,
о котором ничего не слышал, или так постоять, соблюдши надлежащее приличие, и потом уже уйти прочь.
Случись же под такую минуту, как будто нарочно в подтверждение его мнения
о военных, что сын его проигрался в карты; он послал ему от души свое отцовское проклятие и никогда уже не интересовался
знать, существует ли он на свете или нет.
«Позволено ли нам, бедным жителям земли, быть так дерзкими, чтобы спросить вас,
о чем мечтаете?» — «Где находятся те счастливые места, в которых порхает мысль ваша?» — «Можно ли
знать имя той, которая погрузила вас в эту сладкую долину задумчивости?» Но он отвечал на все решительным невниманием, и приятные фразы канули, как в воду.
Как они делают, бог их ведает: кажется, и не очень мудреные вещи говорят, а девица то и дело качается на стуле от смеха; статский же советник бог
знает что расскажет: или поведет речь
о том, что Россия очень пространное государство, или отпустит комплимент, который, конечно, выдуман не без остроумия, но от него ужасно пахнет книгою; если же скажет что-нибудь смешное, то сам несравненно больше смеется, чем та, которая его слушает.
Едва только во всех отношениях приятная дама
узнала о приезде просто приятной дамы, как уже вбежала в переднюю.
На Руси же общества низшие очень любят поговорить
о сплетнях, бывающих в обществах высших, а потому начали обо всем этом говорить в таких домишках, где даже в глаза не видывали и не
знали Чичикова, пошли прибавления и еще большие пояснения.
Решено было еще сделать несколько расспросов тем, у которых были куплены души, чтобы, по крайней мере,
узнать, что за покупки, и что именно нужно разуметь под этими мертвыми душами, и не объяснил ли он кому, хоть, может быть, невзначай, хоть вскользь как-нибудь настоящих своих намерений, и не сказал ли он кому-нибудь
о том, кто он такой.
Если его спросить прямо
о чем-нибудь, он никогда не вспомнит, не приберет всего в голову и даже просто ответит, что не
знает, а если спросить
о чем другом, тут-то он и приплетет его, и расскажет с такими подробностями, которых и
знать не захочешь.
Не говоря уже
о разногласиях, свойственных всем советам, во мнении собравшихся обнаружилась какая-то даже непостижимая нерешительность: один говорил, что Чичиков делатель государственных ассигнаций, и потом сам прибавлял: «а может быть, и не делатель»; другой утверждал, что он чиновник генерал-губернаторской канцелярии, и тут же присовокуплял: «а впрочем, черт его
знает, на лбу ведь не прочтешь».
Так как он первый вынес историю
о мертвых душах и был, как говорится, в каких-то тесных отношениях с Чичиковым, стало быть, без сомнения,
знает кое-что из обстоятельств его жизни, то попробовать еще, что скажет Ноздрев.
На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот
о необыкновенной ловкости Чичикова: как,
узнавши, что в его доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали дом его и приставили караул, на каждую дверь по два солдата, и как Чичиков переменил их все в одну ночь, так что на другой день, когда сняли печати, увидели, что все были ассигнации настоящие.
Попробовали было заикнуться
о Наполеоне, но и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но даже просто ни на что не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши, все отошли прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал, думая, не будет ли, по крайней мере, чего-нибудь далее, но наконец и рукой махнул, сказавши: «Черт
знает что такое!» И все согласились в том, что как с быком ни биться, а все молока от него не добиться.
Бывшие ученики его, умники и остряки, в которых ему мерещилась беспрестанно непокорность и заносчивое поведение,
узнавши об жалком его положении, собрали тут же для него деньги, продав даже многое нужное; один только Павлуша Чичиков отговорился неимением и дал какой-то пятак серебра, который тут же товарищи ему бросили, сказавши: «Эх ты, жила!» Закрыл лицо руками бедный учитель, когда услышал
о таком поступке бывших учеников своих; слезы градом полились из погасавших очей, как у бессильного дитяти.
Узнавши о приезде барина, населенье всей деревни собралося к крыльцу.
Генерал не любил противуречья и возраженья, хотя в то же время любил поговорить даже и
о том, чего не
знал вовсе.
— Рассказывать не будут напрасно. У тебя, отец, добрейшая душа и редкое сердце, но ты поступаешь так, что иной подумает
о тебе совсем другое. Ты будешь принимать человека,
о котором сам
знаешь, что он дурен, потому что он только краснобай и мастер перед тобой увиваться.
Да ты смотри себе под ноги, а не гляди в потомство; хлопочи
о том, чтобы мужика сделать достаточным да богатым, да чтобы было у него время учиться по охоте своей, а не то что с палкой в руке говорить: «Учись!» Черт
знает, с которого конца начинают!..
— Нет, Павел Иванович, — сказал он, — уж если хотите
знать умного человека, так у нас, действительно, есть один,
о котором, точно, можно сказать: «умный человек», которого я и подметки не стою.
Я полагаю, что многие из предстоящих
знают,
о каком деле я говорю.