Неточные совпадения
«Ого! — подумал Керасенко, — это она еще меня хвалится выгнать, а в мою хату кого-то впустить
хочет… Ну уж этого
не будет».
— Нет, — сказал он, — ты поищи такого дурня в другом месте, а я
хочу лучше тебя дома припереть да спать лечь. Так оно надежнее
будет: тогда я и твоей мары
не испугаюсь.
И все казаки и казачки это внимали и находили, что это никак
не может
быть фальшь, потому что поцелуи
были настоящие, и притом из-за окна,
хотя не особенно внятно, а все-таки хорошо слышался мужской голос, который, по уверению Керасивны, принадлежал ее мужу.
— Ага; вот теперь понимаю, где я: это я попал на кладбище. Вон и огонек у нашего попа.
Не хотел ледачий пустить ко мне свою поповпу окрестить детину. Да и
не надо; только где же тут, у черта, должен
быть сторож Матвейко?
Тут Керасивна уже совсем оправилась и заговорила, что поп
было хотел назвать дитя Николою: «так, говорит, по церковной книге идет», только она его переспорила: «я сказала, да бог с ними, сии церковные книги: на що воны нам сдалися; а это
не можно, чтобы казачье дитя по-московськи Николою звалось».
Про рогачевского же дворянина
был даже такой слух, что он будто два раза показывался в Парипсах, но Керасивна на него и смотреть
не хотела.
Это положило начало недружеству со стороны перегудинского попа к о. Савве, а тут произошел другой вредный случай; умер перегудинский прихожанин, богатый казак Оселедец, и, умирая,
хотел завещать «копу рублей на велыкий дзвин», то
есть на покупку большого колокола, но вдруг, поговорив перед самою смертью с отцом Саввою, круто отменил свое намерение и ничего
не назначил на велыкий дзвин, а призвал трех хороших хозяев и объявил, что отдает им эту копу грошей с завещанием употребить их на ту «божу потребу, яку скаже пан-отец Савва».
И стало это перегудинскому попу, наконец, очень досадно, но он мог лютовать на своего парипсянского соседа, отца Савву, сколько
хотел, а вреда ему никакого сделать
не мог, потому что нечем ему
было под отца Савву подкопаться, да и архиерей стоял за Савву до того, что оправдал его даже в той великой вине, что он переменил настроение казака Оселедца, копа грошей которого пошла
не на дзвин, а на школу.
Долго перегудинский поп это терпел, довольствуясь только тем, что сочинял на Савву какие-нибудь нескладицы вроде того, что он чародей и его крестная матка
была всем известная в молодости гулячка и до сих пор остается ведьмой, потому что никому на духу
не кается и
не может умереть, ибо в Писании сказано: «
не хощет бог смерти грешника», но
хочет, чтоб он обратился.
Стал такой говор, а тут к делу подоспел другой пустой случай: стало у коров молоко пропадать… Кто этому мог
быть виноват, как
не ведьма; а кто еще бтльшая ведьма, как
не старая Керасивна, которая, всем известно, на целое село мару напускала, мужа чертом оборачивала и теперь пережила на селе всех своих сверстников и ровесников и все живет и ни исповедоваться, ни умирать
не хочет.
Пошло это все с того, что его покойный отец, старый Дукач,
был очень лют: все его
не любили и все боялись, и когда у него родился сын, никто
не хотел идти в кумовья, чтобы хрестить это дытя.
Я и вздумала, что это, может
быть, неправда, а может, и вправду за то, что мы
не хотели хлопца Николою писать, а Савкою, и говорю...
«Нехай же по его буде:
не пуска, и
не надо — мы ему теперь уступим, а завтра по-своему сделаем. Пусти коней идти, куда
хотят, — они нас домой привезут; а ты теперь зато хоть всю барилочку
выпей».
«Ты, — говорю, —
выпей побольше и только знай помалчивай, а я такое брехать стану, что никому в ум
не вступит, что мы брешем. Скажем, что детину охрестили и назвали его, как Дукач
хотел, добрым казачьим именем — Савкою, — вот и крестик пока ему на шейку наденем; и в недилю (воскресенье) скажем: пан-отец велел дытину привезти, чтобы его причастить, и как повезем, тогда зараз и окрестим и причастим — и все
будет тогда, как следует по-христианскому».
А того и
не знала, что Агап
был застреленный и скоро умер, а старого Дукача в острог берут; а когда узнала, я
хотела во всем пониниться хоть старой Дукачихе, да никак
не решалася, потому что в семье тогда большое горе
было.
И еще тверже решили, что вернутся они тогда на село — сразу
выпьют во всех шинках всю горелку, чтобы она никому
не досталась, а потом возьмет из них каждый по три бабы, а кто богаче, тот четыре, и
будут настоящими турками, но только другого попа
не хотят, пока жив их добрый Савва.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я
не иначе
хочу, чтоб наш дом
был первый в столице и чтоб у меня в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то
есть не двести, а четыреста, — я
не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно
было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто
хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Наскучило идти — берешь извозчика и сидишь себе как барин, а
не хочешь заплатить ему — изволь: у каждого дома
есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол
не сыщет.
Хлестаков. Я с тобою, дурак,
не хочу рассуждать. (Наливает суп и
ест.)Что это за суп? Ты просто воды налил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я
не хочу этого супу, дай мне другого.