Неточные совпадения
— Да, сестра, — говорил он, наклонив к Ларисе голову и приподняв на виске волосы, — здесь тоже в
мои тридцать лет есть серебряные нити, и их выпряла эта прекрасная белая ручка этой прекрасной Александры Ивановны… Так уж предоставь мне
лучше вас знать эту Александру Ивановну, — заключил он, ударяя себя пальцем в грудь, и затем еще раз сжал сестрину руку и уехал.
— Ах ты, кум! — Горданов пожал плечами и комически проговорил, — вот что общество так губит: предрассудкам нет конца! Нет,
лучше поближе, а не подальше! Иди сейчас к генералу, сию же минуту иди, и до
моего приезда умей снискать его любовь и расположение. Льсти, лги, кури ему, — словом, делай что знаешь, это все нужно — добавил он, пихнув тихонько Висленева рукой к двери.
«Сестра не спит еще, — подумал Висленев. — Бедняжка!.. Славная она, кажется, девушка… только никакого в ней направления нет… а вправду, черт возьми, и нужно ли женщинам направление? Правила, я думаю, нужнее. Это так и было: прежде ценили в женщинах
хорошие правила, а нынче направление… мне, по правде сказать, в этом случае старина гораздо больше нравится. Правила, это нечто твердое, верное, само себя берегущее и само за себя ответствуюшее, а направление… это: день
мой — век
мой.
«Чем я позже ему это сообщу, тем
лучше, — думал он, — чего же мне и спешить? Я с этим и ушел сюда, чтобы затянуть время. Пусть там после Горданов потрунит над
моими увлечениями, а между тем время большой изобретатель. Подчинюсь
моей судьбе и буду спать, как они спят».
— А знаешь, Павлюкашка, я тебе скажу, брат, что в
моей жене очень еще живы
хорошие начала.
— О чем же и говорить! Мне тоже все равно, — произнес он и, взяв Глафиру за обнаженный локоть, добавил, — я совершено обеспечен: за
моею женой столько ухаживателей, что они друг за другом смотрят
лучше всяких аргусов.
— Вы любите! Tant mieux pour vous et tant pis pour les autres, [Тем
лучше для вас и тем хуже для других (франц.)] берегите же
мою тайну. Вам поцелуй дан только в задаток, но щедрый расчет впереди. — И с этим она сжала ему руку и, подав портфель, тихонько направила его к двери, в которую он и вышел.
— Tant mieux, mon cher, tant mieux! C'est un si grand âge, [Тем
лучше,
мой дорогой, тем
лучше! Это такой преклонный возраст (франц.).] что как не увлечься таким лестным поклепом! Он назовется автором, не бойтесь. Впрочем, и это тоже не ваше дело.
— Дрянь бросила, а
хороший поднимет, — проговорила Синтянина. — Это так нередко бывает,
моя Катя.
— Ну, а я говорю, что она не будет ни
хорошей женой, ни
хорошей матерью; мне это сердце
мое сказало, да и я знаю, что Подозеров сам не станет по-твоему рассуждать. Я видела, как он смотрел на нее, когда был у тебя в последний раз пред дуэлью.
— Неужели? — отвечал веселый священник. — Что ж, это прекрасно: это значит, мы честные люди, да!.. а жены у нас с вами еще
лучше нас самих. Я вам вот сейчас и покажу
мою жену: она гораздо
лучше меня. Паинька! Паинька! Паинька! — закричал отец Евангел, удерживая за руку майора и засматривая в дверь соседнего покоя.
— Боже
мой! Боже
мой! за что же ты послал мне, грешной, так много такого
хорошего счастия?
— Ну, это мне
лучше знать, стоит это или не стоит сожаления, но только я ведь не Висленев; я до конца таким путем не пойду; ты должна мне дать верное ручательство: хочешь или не хочешь ты быть
моей женой?
— Не хочешь слышать! Лара, и это ты говоришь брату! А тебе будет приятно, когда твоего братишку поведут в тюрьму? Лара! я, конечно, несчастлив, но вспомни, что я тебе ведь все, все уступал. Правда, что я потом все это взял назад, но человека надо судить не по поступкам, а по намерениям, а ведь намерения
мои все-таки всегда были
хорошие, а ты теперь…
— Оставимте
моих друзей, но ваши и
мои правила не сходятся, — значит нам единомыслить не о чем, укреплять друг друга не в чем, стремиться к одному и тому же по одной дороге некуда: словом, жить вместе, уважая друг друга, нельзя, а жить, не уважая один другого, это… это ни к чему
хорошему не ведет, и мы расстаемся.
— Вот, как приедешь на квартиру, Иван Матвеич тебе все сделает. Это, брат, золотой человек, не чета какому-нибудь выскочке-немцу! Коренной, русский служака, тридцать лет на одном стуле сидит, всем присутствием вертит, и деньжонки есть, а извозчика не наймет; фрак не
лучше моего; сам тише воды, ниже травы, говорит чуть слышно, по чужим краям не шатается, как твой этот…
Аня. Мама!.. Мама, ты плачешь? Милая, добрая,
хорошая моя мама, моя прекрасная, я люблю тебя… я благословляю тебя. Вишневый сад продан, его уже нет, это правда, правда, но не плачь, мама, у тебя осталась жизнь впереди, осталась твоя хорошая, чистая душа… Пойдем со мной, пойдем, милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем, милая! Пойдем!..
Неточные совпадения
Хлестаков. Я — признаюсь, это
моя слабость, — люблю
хорошую кухню. Скажите, пожалуйста, мне кажется, как будто бы вчера вы были немножко ниже ростом, не правда ли?
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты, что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам
лучше вместо этого представлю
мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Хлестаков. Прощайте, Антон Антонович! Очень обязан за ваше гостеприимство. Я признаюсь от всего сердца: мне нигде не было такого
хорошего приема. Прощайте, Анна Андреевна! Прощайте,
моя душенька Марья Антоновна!
Стародум. От двора,
мой друг, выживают двумя манерами. Либо на тебя рассердятся, либо тебя рассердят. Я не стал дожидаться ни того, ни другого. Рассудил, что
лучше вести жизнь у себя дома, нежели в чужой передней.
Г-жа Простакова. Полно, братец, о свиньях — то начинать. Поговорим-ка
лучше о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки пишут. Сделай милость,
мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.