Неточные совпадения
Когда чиновник очнулся, боли он нигде
не чувствовал, но колена у него тряслись еще от страха; он встал, облокотился на перилы канавы, стараясь придти в себя; горькие думы овладели его сердцем, и с
этой минуты перенес он всю ненависть, к какой его душа только была способна, с извозчиков на гнедых рысаков и белые султаны.
Теперь, когда он снял шинель, закиданную снегом, и взошел в свой кабинет, мы свободно можем пойти за ним и описать его наружность — к несчастию, вовсе
не привлекательную; он был небольшого роста, широк в плечах и вообще нескладен; казался сильного сложения, неспособного к чувствительности и раздражению; походка его была несколько осторожна для кавалериста, жесты его были отрывисты, хотя часто они выказывали лень и беззаботное равнодушие, которое теперь в моде и в духе века, — если
это не плеоназм.
— Но сквозь
эту холодную кору прорывалась часто настоящая природа человека; видно было, что он следовал
не всеобщей моде, а сжимал свои чувства и мысли из недоверчивости или из гордости.
— Да-с, —
эти господа никогда еще у нас
не были.
Печорин положил
эти бренные остатки на стол, сел опять в свои креслы и закрыл лицо руками — и хотя я очень хорошо читаю побуждения души на физиономиях, но по
этой именно причине
не могу никак рассказать вам его мыслей.
В таком положении сидел он четверть часа, и вдруг ему послышался шорох, подобный легким шагам, шуму платья, или движению листа бумаги… хотя он
не верил привидениям… но вздрогнул, быстро поднял голову — и увидел перед собою в сумраке что<-то> белое и, казалось, воздушное… с минуту он
не знал на что подумать, так далеко были его мысли… если
не от мира, то по крайней мере от
этой комнаты…
— Пускай привыкают — они и
этого не хотят попробовать!..
— Когда хвалят глаза, то
это значит, что остальное никуда
не годится.
— Поверьте, я лучше
этого говорю по-русски — я
не монастырка.
Маленький Меркурий, гордясь великой доверенностию господина, стрелой помчался в лавочку; а Печорин велел закладывать сани и через полчаса уехал в театр; однако, в
этой в поездке ему
не удалось задавить ни одного чиновника.
— Печорин вспомнил, что когда он говорил то же самое и гораздо лучше одной из бальных нимф дня три тому назад — она только пожала плечами и
не взяла на себя даже труд понять его; с
этой минуты он стал больше танцевать и реже говорить умно; — и даже ему показалось, что его начали принимать с большим удовольствием.
— У него заболела шея, он рассердился и дал себе слово
не смотреть больше на
эту проклятую ложу.
—
Этот молодой человек был высокого роста, блондин и удивительно хорош собою; большие томные голубые глаза, правильный нос, похожий на нос Аполлона Бельведерского, греческий овал лица и прелестные волосы, завитые природою, должны были обратить на него внимание каждого; одни губы его, слишком тонкие и бледные в сравнении с живостию красок, разлитых по щекам, мне бы
не понравились; по медным пуговицам с гербами на его фраке можно было отгадать, что он чиновник, как все молодые люди во фраках в Петербурге.
— О! история у нас вещь ужасная; благородно или низко вы поступили, правы или нет, могли избежать или
не могли, но ваше имя замешано в историю… всё равно, вы теряете всё: расположение общества, карьер, уважение друзей… попасться в историю! ужаснее
этого ничего
не может быть, как бы
эта история ни кончилась!
Развратная шалость в Германии закрывает навсегда двери хорошего общества (о Франции я
не говорю: в одном Париже больше разных общих мнений, чем в целом свете) — а у нас?.. объявленный взяточник принимается везде очень хорошо: его оправдывают фразою: и! кто
этого не делает!..
Офицеры без новой тревоги допили свой чай и пошли; Печорин вышел после всех; на крыльце кто-то его остановил за руку, примолвив: «я имею с вами поговорить!» По трепету руки он отгадал, что
это его давешний противник; нечего делать:
не миновать истории.
—
Это для меня
не секрет, — отвечал Жорж, — и вы могли бы объясниться при всех: — я вам отвечал бы то же, что теперь отвечу… когда ж вам угодно стреляться? нынче? завтра? — я думаю, что угадал ваше намерение; по крайней мере разбитие чашек
не было случайностью: вы хотели с чего-нибудь начать… и начали очень остроумно, — прибавил он, насмешливо поклонившись…
— Милостивый государь! — отвечал он задыхаясь, — вы едва меня сегодня
не задавили, да, меня, который перед вами… и
этим хвастаетесь, вам весело! — а по какому праву? потому что у вас есть рысак, белый султан? золотые эполеты?
— Я беден! — да, я беден! хожу пешком — конечно, после
этого я
не человек.
Нет, никогда! никогда, никогда я вам
этого не прощу!..
У тех и у других были свои кавалеры; у первых почтительные и важные, у вторых услужливые и порой неловкие!.. в середине же теснился кружок людей
не светских,
не знакомых ни с теми, ни с другими, — кружок зрителей. Купцы и простой народ проходили другими дверями. —
Это была миньятюрная картина всего петербургского общества.
— Вы
этим никого
не ободряете! — сказала она с досадою и стараясь иронически улыбнуться…
Печорин
не слушал, его глаза старались проникнуть пеструю стену шуб, салопов, шляп… ему показалось, что там, за колонною, мелькнуло лицо ему знакомое, особенно знакомое… в
эту минуту жандарм крикнул, и долговязый лакей повторил за ним: «карета князя Лиговскóва!»..
Мучительная мысль сверлила его мозг:
эта ложа, на которую он дал себе слово
не смотреть…
Княгиня сидела в ней, ее розовая ручка покоилась на малиновом бархате; ее глаза, может быть, часто покоились на нем, а он даже и
не подумал обернуться, магнетическая сила взгляда любимой женщины
не подействовала на его бычачьи нервы — о, бешенство! он себе
этого никогда
не простит!
«Вот, например, Печорин, — говорил он, — нет того, чтоб искать во мне или в Катеньке (Катенька его жена, 55 лет) нет, и смотреть
не хочет!.. как бывало в наше время: влюбится молодой человек, старается угодить родителям, всей родне… а
не то, чтоб всё по углам с дочкой перешептываться, да глазки делать… что
это нынче, страм смотреть!.. и девушки
не те стали!..
15 лет ее стали вывозить, выдавая за 17-летнюю, и до 25 лет условный
этот возраст
не изменялся…
Некоторые из
этих волокит влюбились
не на шутку и требовали ее руки: но ей хотелось попробовать лестную роль непреклонной… и к тому же они все были прескушные: им отказали… один с отчаяния долго был болен, другие скоро утешились… между тем время шло: она сделалась опытной и бойкой девою: смотрела на всех в лорнет, обращалась очень смело,
не краснела от двусмысленной речи или взора — и вокруг нее стали увиваться розовые юноши, пробующие свои силы в словесной перестрелке и посвящавшие ей первые свои опыты страстного красноречия, — увы, на
этих было еще меньше надежды, чем на всех прежних; она с досадою и вместе тайным удовольствием убивала их надежды, останавливала едкой насмешкой разливы красноречия — и вскоре они уверились, что она непобедимая и чудная женщина; вздыхающий рой разлетелся в разные стороны… и наконец для Лизаветы Николавны наступил период самый мучительный и опасный сердцу отцветающей женщины…
Она была в тех летах, когда еще волочиться за нею было
не совестно, а влюбиться в нее стало трудно; в тех летах, когда какой-нибудь ветреный или беспечный франт
не почитает уже за грех уверять шутя в глубокой страсти, чтобы после, так для смеху, скомпрометировать девушку в глазах подруг ее, думая
этим придать себе более весу… уверить всех, что она от него без памяти, и стараться показать, что он ее жалеет, что он
не знает, как от нее отделаться… говорит ей нежности шепотом, а вслух колкости… бедная, предчувствуя, что
это ее последний обожатель, без любви, из одного самолюбия старается удержать шалуна как можно долее у ног своих… напрасно: она более и более запутывается, — и наконец… увы… за
этим периодом остаются только мечты о муже, каком-нибудь муже… одни мечты.
Лизавета Николавна вступила в
этот период, но последний удар нанес ей
не беспечный шалун и
не бездушный франт; — вот как
это случилось.
— Однако ж вы меня
не накажете слишком строго за
эту самоуверенность?
Несколько недель сряду после
этого они встречались на разных вечерах; разумеется, он неутомимо искал
этих встреч, а она по крайней мере их
не избегала.
— Да, она прекрасна. — С каким вкусом перевиты
эти пунцовые цветы в ее густых, русых локонах, я непременно дал себе слово танцевать с нею сегодня, именно потому, что она вам нравится;
не правда ли, я очень догадлив, когда хочу вам сделать удовольствие.
В
эту минуту музыка остановилась, первая кадриль кончилась, и Печорин очень вежливо раскланялся. Остальную часть вечера он или танцовал с Р…. или стоял возле ее стула, старался говорить как можно больше и казаться как можно довольнее, хотя, между нами, девица Р** была очень проста и почти его
не слушала; но так как он говорил очень много, то она заключила, что Печорин — кавалер очень любезный. После мазурки она подошла к Елизавете Николаевне, и та ее спросила с ироническою улыбкою...
Лизавета Николаевна чувствовала их истину, но
эта истина была уже для нее
не нова.
Какая причина?.. но нет, любить она его
не может, за
это я ручаюсь головой».
Видя ее в первый раз, вы бы сказали, если вы опытный наблюдатель, что
это женщина с характером твердым, решительным, холодным, верующая в собственное убеждение, готовая принесть счастие в жертву правилам, но
не молве.
Ее глаза то тускнели, то блистали, губы то улыбались, то сжимались; щеки краснели и бледнели попеременно: но какая причина
этому беспокойству?.. может быть, домашняя сцена, до него случившаяся, потому что князь явно был
не в духе, может быть, радость и смущение воскресающей, или только вновь пробуждающейся любви к нему, может быть, неприятное чувство при встрече с человеком, который знал некоторые тайны ее жизни и сердца, который имел право и, может быть, готов был ее упрекнуть…
— Княгиня, — сказал Жорж…. извините, я еще
не поздравил вас… с княжеским титулом!.. Поверьте однако, что я с
этим намерением спешил иметь честь вас увидеть… но когда взошел сюда… то происшедшая в вас перемена так меня поразила, что признаюсь… забыл долг вежливости.
—
Это молва всеобщая: многие молодые девушки вам завидуют… впрочем вы так благоразумны, что
не могли
не сделать такого достойного выбора… весь свет восхищается любезностию, умом и талантами вашего супруга… (барон сделал утвердительный знак головой), — княгиня чуть-чуть
не улыбнулась, потом вдруг досада изобразилась на ее лице.
Приятели Печорина, которых число было впрочем
не очень велико, были всё молодые люди, которые встречались с ним в обществе, ибо и в то время студенты были почти единственными кавалерами московских красавиц, вздыхавших невольно по эполетам и аксельбантам,
не догадываясь, что в наш век
эти блестящие вывески утратили свое прежнее значение.
Приближалось для Печорина время экзамена: он в продолжение года почти
не ходил на лекции и намеревался теперь пожертвовать несколько ночей науке и одним прыжком догнать товарищей: вдруг явилось обстоятельство, которое помешало ему исполнить
это геройское намерение.
По какому-то случаю Жоржу пришлось сидеть рядом с Верочкою, он
этим был сначала недоволен: ее 17-летняя свежесть и скромность казались ему верными признаками холодности и чересчур приторной сердечной невинности: кто из нас в 19 лет
не бросался очертя голову вослед отцветающей кокетке, которых слова и взгляды полны обещаний, и души которых подобны выкрашенным гробам притчи. Наружность их — блеск очаровательный, внутри смерть и прах.
Выехав уже за город, когда растворенный воздух вечера освежил веселых путешественников, Жорж разговорился с своей соседкою. Разговор ее был прост, жив и довольно свободен. Она была несколько мечтательна, но
не старалась
этого выказывать, напротив, стыдилась
этого, как слабости. Суждения Жоржа в то время были резки, полны противуречий, хотя оригинальны, как вообще суждения молодых людей, воспитанных в Москве и привыкших без принуждения постороннего развивать свои мысли.
В
это время открылась Польская кампания, вся молодежь спешила определяться в полки, вступать в школу было для Жоржа невыгодно, потому что юнкера 2 класса
не должны были идти в поход.
Это был ужасный удар для Жоржа, он целую ночь
не спал, чем свет сел в дорожную коляску и отправился в полк.
Печорина
это огорчило — он тогда еще
не понимал женщин.
Дальнейший разговор их я
не передаю, потому что он был бессвязен и пуст, как разговоры всех молодых людей, которым нечего делать. И в самом деле, скажите, об чем могут говорить молодые люди? запас новостей скоро истощается, в политику благоразумие мешает пускаться, об службе и так слишком много толкуют на службе, а женщины в наш варварский век утратили вполовину прежнее всеобщее свое влияние. Влюбиться кажется уже стыдно, говорить об
этом смешно.
Брошенные на
этот холст рукою художника в самые блестящие минуты их мифологической или феодальной жизни, казалось, строго смотрели на действующих лиц
этой комнаты, озаренных сотнею свеч,
не помышляющих о будущем, еще менее о прошедшем, съехавшихся на пышный обед,
не столько для того, чтобы насладиться дарами роскоши, но одни, чтоб удовлетворить тщеславию ума, тщеславию богатства, другие из любопытства, из приличий, или для каких-либо других сокровенных целей.
У мужчин прически à la jeune France [во вкусе молодой Франции (франц.)], à la russe [по-русски (франц.)], à la moyen âge [по-средневековому (франц.)], à la Titus [как у Тита (франц.)], гладкие подбородки, усы, испаньолки, бакенбарды и даже бороды, кстати было бы тут привести стих Пушкина: «какая смесь одежд и лиц!» Понятия же
этого общества были такая путаница, которую я
не берусь объяснить.