— Обман! тайна!.. Какая тут тайна? Hе воры же ночью их унесли. Господь, сам Господь двух положил перед глазами матери их: мать не могла же ошибиться в своих детищах. Обман!.. Ге! что ты мне говоришь, Никита Иванович? Она сама обмывала их тела, укладывала в гробы, опускала в землю. Правда, четвертый был тайна для многих; но и того обезглавленный труп
мать узнала и сама похоронила.
Неточные совпадения
— А мне кажись, в прошлом месяце. Ахти,
мать моя, как времечко-то летит! Постой же, вот тебе новинка горяченькая.
Знаешь девку Лельку, что на краю деревни живет?
— Царевна София Алексеевна, с малолетства подруга твоей
матери, взяла тебя на свои руки, когда тебе минуло десяток лет. Как она тебя любила, ты сам
знаешь. Сына нельзя более любить.
— От сего часа бросаю все. Иду, следую за тобою. Скажи, что мне надобно делать! Клянусь, что пойду за тобою, как ребенок за кормилицею своею, как струя за потоком. — Нет, нет! я не клянусь; я не клялся еще… Ты сказал мне, что я на этом свете не
узнаю имени
матери и никогда ее не увижу.
Что мне в
матери, которая отрекается от сына, не хочет
знать его, не хочет его видеть?
Прошу тебя, умоляю тебя пречистою Божьею
Матерью, Христом, распятым на кресте, — скажи мне, как просить тебя, — ты
знаешь, я ни перед кем в жизнь мою не падал в ноги — пожалуй, я упаду перед тобою!..
— Свершилось все, дядюшка! — воскликнул Густав, целуя записку и рыдая над нею. — По крайней мере, с этим залогом умереть не тяжело. Она меня любит!.. Чего ж мне более?.. Луиза моя!.. Сам Бог мне ее дал… Она придет к тебе в дом, Адольф, но не будет твоя. Ты не
знаешь, что она сердцем сочеталась со мною прежде!.. Скоро уйдет она от тебя ко мне, к законному ее супругу. Ложе наше будет сладко… гроб! Из него уж не повлекут ее силою. В гробу ведь не
знают власти
матери.
Я выполнил точно волю своего благодетеля, потому что хранить тайну умел с детских лет. Ах! почему не мог я назвать тогда своею
матерью пригожую женщину, посещавшую меня тайком, в которой
узнал я со временем Кропотову, жену Семена Ивановича? Она кормила меня своею грудью, любила меня, как сына, и, может статься, была настоящая моя… Нет, не хочу обманывать себя этою приятною мечтою. Скольких бедствий избавился бы я тогда!
При всяком посещении своем Кропотова целовала меня с нежностию
матери, всегда приносила мне дорогие подарки и всегда расставалась со мною, обливая меня горячими слезами. Слезы эти, не
знаю почему, надрывали мне сердце, впрочем не слишком склонное к нежным ощущениям; после нее мне всегда становилось грустно, хотя и не надолго. Боярыню Милославскую, или, что одно и то же, царевну Софию Алексеевну, которую только видел раз, любил я более ее; но о Кропотовой более жалел: она казалась мне такою несчастною!
Не спрашивай ни меня, ни другого кого, за что царевна тебя любит; может статься, обет, данный твоей
матери… может быть, другое что-либо… этого я ничего не
знаю, — довольно, что она любит тебя, бедного, безродного сироту…
Неточные совпадения
В минуты унынья, о Родина-мать! // Я мыслью вперед улетаю, // Еще суждено тебе много страдать, // Но ты не погибнешь, я
знаю.
Хвалилась
мать — // Сынка спасла… //
Знать, солона // Слеза была!..
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце мальчика // С любовью к бедной
матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо
знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.
Митрофан (тихо
матери). А я почем
знаю.
Стародум. Ты
знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей
матерью и с тобою.