Неточные совпадения
То рыцари немецкие, искавшие иные опасностей, славы и награды небесной, другие добычи, земель и вассалов, наступили на нее, окрестили ее мечом и первые ознакомили бедных ее жителей
с именем и правами
господина,
с высокими замками, данью и насилиями; то власти, ею управлявшие, духовные и светские, епископы и гермейстеры [Гермейстер — глава рыцарских орденов меченосцев и Тевтонского в Ливонии (
нем.).], в споре за первенство свое, терзали ее на части.
— Воля ваша,
господин цейгмейстер, мои лошади не горшки, а я не горшечник, чтобы
их жарить в этом пекле. Госпожа баронесса настрого приказала поберечь
их, во-первых, потому, что она любит всех животных, от лошади до кошечки, от попугая до чижичка, как вы изволите знать; во-вторых… эка бестия овод сел на самый крестец Арлекина!.. эти зверьки привезены
с острова Эзеля на большом судне, как бишь
его звали?
— В Долине мертвецов,
господин пастор? помилуйте! — закричал
он с ужасом, вытянув шею, как испуганный журавль, стоя на часах.
— Наш амтман [Амтман — управляющий имением; начальник округа; вообще должностное лицо (
нем.).] Шнурбаух взыскивает
с меня, когда не прибавляю словечка фон, обращаясь к
нему; а перед баронессою, поверите ли,
господин цейгмейстер, стоит, как натянутая струнка!
— О! кабы так, не помешкав приступил бы я к тебе
с просьбою помочь моему детищу, которое, после смерти матери своей и в разлуке
с родиной, заменяло мне
их. Я знаю, как ты доточен на эти дела. Давно ли ты избавил меня от смерти? Порезав себе косою ногу, я обливался кровью; сам
господин Блументрост не мог остановить ее: тебя подвели ко мне; ты обмакнул безымянный палец правой руки в кровь мою, текущую ручьем, написал ею на лбу моем какие-то слова…
— Вы говорите о
господине Фишерлинге? — отвечала она, смутившись, и лицо ее вспыхнуло, потом, оправившись немного, она продолжала: —
Он был вчера здесь… ждал вас
с нетерпением и уехал вчера же. Мне некогда
с вами распевать. Угрюмый швед приказал узнать о новостях: кажется,
он готов был перешвырнуть меня к вам, как мячик; а теперь того и гляди, что прибьет меня, если я не скоро явлюсь к
его милости.
— Благодарю вас,
господин офицер, за себя и моего товарища! — отвечал младший путник. — Мы поднялись недавно и хотели только пробраться через рощу, чтобы на конце ее присесть.
С удовольствием принимаем радушное предложение ваше и прекрасной госпожи, которой, как я заметил, вы посланник. Товарищ! — продолжал
он с нежною заботливостью, обратившись к слепцу. — Мы пойдем теперь без дороги; берегись оступиться.
— Вот какими бреднями опутал голову моей сестрицы велемудрый
господин пастор! — воскликнул цейгмейстер, пожимая плечами. — Безмолвствую перед ней… но ты, швед? — продолжал
он, обратившись к младшему страннику
с видом упрека.
Слепец, вторя
ему на скрипке, дрожащим тенором
с особенным чувством запел под музыку своего товарища псалом: «
Господь пастырь мой, я не буду в скудости».
— Вы не заплатите мне тем, чем разумеете. Когда я дарю вас вещьми, которых у вас нет, следственно, я покуда богаче вас. Конюх баронессы Зегевольд чудак:
его не расшевелят даже миллионы вашего дяди; золото кажется
ему щепками, когда
оно не в пользу ближнего. Фриц
с козел смотрит иногда не только глазами, но и сердцем выше иных
господ, которые сидят на первых местах в колымаге, — буди не к вашей чести сказано.
— Помяните мои слова… но вот, мы чуть не наткнулись на Гельмет. Могут нас заметить, пересказать баронессе, и тогда — поклон всем надеждам! Прощайте,
господин оберст-вахтмейстер! Помните, что вам назначено сокровище, которое теперь скрывается за этой зеленой занавесью… Видите ли открытое угольное окошко? на
нем стоит горшок
с розами… видите? — это спальня вашей Луизы.
Благополучно, хотя не без труда, добрели
они до кирки, где дожидался слуга, начинавший уже беспокоиться, что
господин его замешкался. Здесь почерпнули из родника воды в согнутое поле шляпы и дали выпить Густаву, ослабевшему от ходьбы. Прощаясь
с Фрицем,
он обнял
его и просил докончить свое благодеяние, давая
ему знать о том, что делается в замке. Фриц обещал и сдержал свое слово.
— Настала кончина века и час Страшного суда! Мучьтесь, окаянные нечестивцы! я умираю страдальцем о
Господе, — произнес
он, пробился сквозь солдат и бросился стремглав
с берега в Лелию. Удар головы
его об огромный камень отразился в сердцах изумленных зрителей. Ужас в
них заменил хохот. Подняли несчастного. Череп был разбит; нельзя было узнать на
нем образа человеческого.
— Добро пожаловать,
господин обер-кригскомиссар, — произнес важно и ласково фельдмаршал, обратившись к вошедшему
с сыном
его; махнул рукою последнему, чтоб
он удалился, а гостю показал другою место на складных креслах, неподалеку от себя и подле стола. — Вести от вашего приятеля! Адрес на ваше имя, — продолжал
он, подавая Паткулю сверток бумаг, полученный через маленького вестника.
Я вчера собирал
господ начальников полков, и
они засвидетельствовали, что в войске, мне вверенном, господствует только дух нетерпения, что все, от командира до солдат, горят сразиться
с неприятелем.
— Опять тайна! (Фельдмаршал задумывается; немного погодя произносит
с важностию.)
Господин генерал-кригскомиссар, в армии, мне царским величеством вверенной, я дал мое слово и не переменю
его. Надеюсь, что моя доверенность не будет употреблена во зло кем бы то ни было.
— При этих словах расстегнул
он верх плаща, вынул из бокового кармана две бумаги и, подавая Фюренгофу одну, произнес
с злобною усмешкой: — Читайте,
господин барон! полюбуйтесь,
господин барон!
— Да,
господина Зибенбюргера. Сверх того, по дальнейшим моим соображениям и надежде, что при чести, которую я… со временем… буду иметь лично ознакомиться
с моим дорогим родственником, генералом… министром… я буду удостоверен в сильном покровительстве
его охранным листом и другими вернейшими способами, даю слово содержать тайну до трех часов завтрашнего дня. Ну вот как я щедр и великодушен! даже до четырех часов. Уф! это многого мне стоит.
— Кого я не знаю? Знаком мне и этот чудак, у которого рот почти всегда на замке, а руки всегда настежь для бедняков. Вот вы,
господин шведский музыкант или что-нибудь помудрее, бог вас весть: вы даете
с условием; а тот простак — лишь кивнул
ему головой, и шелег в шапке.
Он не знает, кто я, откуда, кому работаю;
он не знает, что
с ним ходит столько лет рука об руку преступник, изгнанник из своего отечества; что товарищ, вожатый, которому
он отдал душу, запер для
него свою и торгует
с ним лучшим даром
господа — любовью к ближнему.
Луиза, стоя на иголках, искала себе опоры в милой Кете, но не могла найти ее кругом себя; пригожие Флора и Помона дожидались
с трепетом сердечным, когда Аполлон прикажет
им начать свое приветствие новорожденной; народ, вдыхая в себя запах съестных припасов и вина, роптал, что бестолковые
господа так долго искушают
их терпение.
— Теперь вы, наша армия, Лифляндия спасены! — сказала шепотом баронесса и пригласила было генерала в другую комнату, чтобы передать
ему важную тайну; но когда
он решительно объявил, что голова
его ничего не варит при тощем желудке, тогда она присовокупила: — Будь по-вашему, только не кайтесь после. Между тем позвольте мне представить вам ученого путешественника.
Господин доктор Зибенбюргер!
господин генерал-вахтмейстер и главный начальник в Лифляндии желает иметь честь
с вами ознакомиться.
—
Господин доктор едет из Московии, — подхватила баронесса, желая облегчить путь пилюле, стоявшей в горле генерала. —
Он был несколько времени при дворе тамошнем и в лагере Шереметева; видел и нашего приятеля Паткуля, которого изобразил мне так живо, как бы
с ним никогда не расставался.
Приосанившись,
он отвечал
с твердостию, что если, паче всякого чаяния, был
он обманут сведениями, доставленными
ему из Лейпцига, о
господине Зибенбюргере, то не считает себя ни в чем виноватым; но что, впрочем,
его превосходительство сам мог ошибиться в ученом путешественнике, принимая
его за шпиона Паткулева;
он же,
с своей стороны, видел в
нем любезного и умного собеседника, неприятного только для тех, которые не любят истины и близоруки.
— Какой-то
господин с большим носом, будто клевал все черешню.
Он садился у ворот на лошадку, ну вот, ведать, на вороненькую, белоножку,
с господской конюшни, что грива такая большая, как у тебя на голове.
Неточные совпадения
Хлестаков. Вздор — отдохнуть. Извольте, я готов отдохнуть. Завтрак у вас,
господа, хорош… Я доволен, я доволен. (
С декламацией.)Лабардан! лабардан! (Входит в боковую комнату, за
ним городничий.)
Городничий (в страхе).Что вы,
господь с вами! это не
он.
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего
барина. Голос
его всегда почти ровен, в разговоре
с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение.
Он умнее своего
барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм
его — серый или синий поношенный сюртук.
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога,
господа, скорее в кружок, да побольше порядку! Бог
с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите
с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.
Трубят рога охотничьи, // Помещик возвращается //
С охоты. Я к
нему: // «Не выдай! Будь заступником!» // — В чем дело? — Кликнул старосту // И мигом порешил: // — Подпаска малолетнего // По младости, по глупости // Простить… а бабу дерзкую // Примерно наказать! — // «Ай,
барин!» Я подпрыгнула: // «Освободил Федотушку! // Иди домой, Федот!»