Неточные совпадения
—
Не мудрено: вы видели
меня только один раз.
Я был тогда еще очень молодой человек, лет двадцати, только что выпорхнул из гнезда гвардейских юнкеров и оперился в мундире кавалергардского полка. С того времени прошло десять лет. Теперь,
я сделался кампаньяром и, как видите, отпустил уже бородку. Служили вы в Приречье вторым лицом
по губернской иерархии?
— Слишком хорошо.
Я читал отчет одного опекуна над сумасшедшим: был очень богатый барин. В этом отчете, поверите ли, записана была покупка собольего одеяла в шесть тысяч рублей.
Я видел, как у малолетних на ремонт дома истрачивались все доходы с имения. Придя в совершенные года, они, разумеется, оставались нищими.
Я слыхал, как заводские тысячные лошади продавались полячком-опекуном под покровом воеводы
по 50 рублей. Да всех проделок опекунов
не перечтешь.
О тогда, если
не задушат этой гласности в ее зародыше те, кому она
по грехам их
не понравится,
я опишу историю одного события в моей жизни на поучение следователям и судьям.
— Многие, после происшествия со
мной, почли
меня за сумасшедшего, — сказал он, — но если б знали, кто был человек, которого
я хотел схватить, если б знали его отношения ко
мне, так оправдали бы мое бешеное нападение на него. Да, друг мой, — прибавил он по-французски, чтобы извозчик
не понял его, — это величайший враг мой, он обокрал казну, обокрал
меня, разрушил счастье мое, счастье моего семейства, убил жену мою…
Не мудрено: он
не раз пробуждал
меня от крепкого сна, его желтые, с крапинами косые глаза блуждали
по мне в ночном мраке, он и днем
меня преследовал, его образ придет смущать последние мои часы.
Сделалась аксиомой пословица: «скажи, с кем ты знаком, и
я скажу, кто ты таков». —
Не менее верно замечание: введи
меня запросто, по-приятельски в свое жилище, и
я загляну в твою душу, расскажу твой образ жизни, твои наклонности. Так и здесь: Сурмин, оглядев комнату, мог дополнить характеристику хозяина, мысленно еще только очерченную в первый час знакомства с ним.
— Да у тебя новые очки, — сказала Лиза, — поздравляю тебя с покупкой, ты был без них как без глаз. Дай-ка, попробую их на себе. Ведь
я тоже близорука, настоящая папашина дочка, — прибавила она, обращаясь к Сурмину, сняла с отца очки, надела на свой греческий носик и кокетливо провела ими
по разным предметам в комнате,
не минуя и гостя.
— Вот негодный папашка и наказан за то, что
не взял
меня с собой. Ведь он у
меня такой рассеянный, без
меня, того и гляди, напроказничает, как дитя. Нет, говорит, время прекрасное, обещал только пройтись
по дорожкам Пресненского сада, а очутился Бог знает где.
—
Я сам немного живописец и хотел бы разобрать художнически, подробно, в чем верно выполнен артистом — солнцем, в чем
не удался
по милости фотографа, но боюсь, чтобы
не почли
меня льстецом.
— Да разве и наш брат
не повинен в этом грехе? — вмешал тут свою речь Ранеев, —
я с Лизой был на днях на одной художественной выставке. Тут же был и русский князь, окруженный подчиненными ему сателлитами. Вообразите, во все время, как мы за ним следили, он
не проронил ни одного русского слова и даже, увлекаясь галломанией, обращался по-французски к одному художнику, который ни слова
не понимал на этом языке. Продолжайте же ваш список.
— Лиза ничего
не преувеличивает, а могла бы быть пристрастна. Она осталась на восьмом году после смерти матери и десяти перешла на попечение дамы, о которой говорим. Зарницына теперь далеко. Кончив свои занятия
по сельскому хозяйству, она поехала к мужу в одну из белорусских губерний, где он командует полком. А
не то
я познакомил бы вас с ней.
— Сами
не спали, да и
мне не дали порядком отдохнуть, после того охфицера, чтоб ему стали диаблы на дроги. Ходит украдкой
по ночам, як злодей.
— Что бы ни было, оставайся у
меня и прости
мне, что
я спросонья так холодно тебя принял. Только одни сутки можешь оставаться здесь, с первыми поисками бросятся ко
мне, и наше дело пропало… Мы
не только братья
по крови, но и братья…
— Хорошо бы было, если б вы доставили
мне завтра же все собранные деньги. Спешу в Петербург для набора рекрут-офицеров, да особенно нужно
мне переговорить с Огризкой. Вот этот гений
по своей профессии, самого диабла обманет, лишь бы
не наткнулся на одного человечка. Идет шибко в гору… Да найдите верную персону, которая лично будет доставлять
мне приношения.
— Шт, — прошептала она, положив палец на свои розовые, соблазнительные губки, потом прибавила очаровательным голосом. —
Я знала от пана Жвирждовского, что вы собираетесь здесь для великого дела Польши. Простите великодушно, что
не могла быть с вами вовремя, занята была
по этому же делу. Уверена, что вы все исполнили свой долг.
Я приехала к вам на несколько минут, чтобы положить и мою офяру на алтарь отчизны.
— Да, — сказала Тони, —
я по этой части большая чудачка. Например,
я верю, что счастье и несчастье посылаются нам
по предназначенью свыше. Конечно, если встречусь с невзгодами жизни,
я не останусь пассивной страдалицей,
не опущу по-турецки руки. О! тогда, вооружась всеми силами моей души, всеми средствами моего умишка,
я пойду против этих невзгод. Но если они одолеют,
я не предамся отчаянию, а безропотно скажу: они
не от
меня, так
мне предназначено, так Богу угодно, — и
мне будет легче.
—
Я пришел поздравить вас с днем вашего ангела, Елизавета Михайловна, — сказал Владислав, подойдя с глубоким поклоном к Лизе, — и пожелать вам всего, чего вы сами себе желаете. Это поздравление банально — извините,
я не приберу теперь лучшего.
По крайней мере, верьте, оно от искреннего, преданного вам сердца.
— Этот молодой человек — Стабровский. Он
мне родственник, хотя и дальний, но
я любил его, как самого близкого. Уполномочиваю вас, — он, конечно, позволит, — поговорить с ним за
меня.
Не то боюсь
по родству оскорбить его жестким словом. К тому же он теперь мой гость и на проводах. Может быть, мы с ним расстанемся до свидания там.
— В этом случае вы говорите, вероятно, от себя, — продолжал Сурмин, — поляки и Киев считают своим законным достоянием. Посмотрите, как они там работают. Уже если рука протянулась, так брать все, что глазами воображения можно взять до Черного моря.
Я повторяю свой вопрос: где же в православном, русском
по числу населения крае польская национальность? Одни паны
не составляют еще ее, как мы сказали.
— А мой адвокат
по весьма важным, интересным делам и человек, за которого отдал бы
я с удовольствием сестру свою, если бы он
не был женат и полюбил ее.
— Судьей в этом споре, — сказал Ранеев, —
я не желаю быть и сам себя отвожу
по личным моим отношениям к обеим сторонам. Пусть Антонина Павловна и дочь моя решат его и подадут, одна или другая, руку победителю.
— Вы знаете, милый Юстиниан Павлович, что
я всегда счастлива, когда могу сделать для вас приятное, — сказала она. —
По адресу, который вы
мне даете,
я вижу, что он живет недалеко, полчаса ходьбы,
не более; да если бы
мне пришлось для вас на край Москвы,
я сделаю это с величайшим удовольствием.
—
Не держу вас.
Мне также нужно
по туалетной практике; хочу явиться перед вашим другом хорошенькой, чтобы он нашел
меня достойной вас.
— Ба! да это тот самый, которого
я видел на Кузнецком мосту, когда Ранеев боролся с ним, и который от него вырвался, — подумал Сурминл. — Но
не ошибаюсь ли? Дай-ка, попробую, назову его
по имени.
Безмозглые поляки, — говорю это с стесненным сердцем — все-таки братья
мне по родине, — заварили кашу, какую
не расхлебать скоро, затеяли революцию, какой
не бывало.
— Дай Бог. Могу сказать вам
по секрету: нас известили, что здесь живут польские эмиссары, совращают здешних поляков;
мне тайно поручено… Признаюсь, поручение неприятное, тяжелое, фискальное… Сами рассудите, все-таки компатриоты…
Я должен следить нити заговора в разных губерниях и здесь. Впрочем, моей миссии никто здесь
не знает, числюсь в отпуску, бываю на обедах, на вечерах у гостеприимных москалей, танцую до упаду.
— Милая Дарья Павловна, — говорил он, —
я позвал вас в отсутствие моей дочери
по секретному делу. То, о чем
я буду вас просить, должно оставаться между
мной и вами, как будто в неизвестном для других мире. Ни ваши братья, ни сестра, ни даже Лиза моя
не должны об этом знать. Дадите ли
мне слово сохранить эту тайну?
— Все, что могу, сделаю для вас, — отвечала Даша, несколько смущенная таинственностью предложения, — если вы удостаиваете
меня доверия, так
я, конечно,
не употреблю его во зло.
Я привыкла хранить секреты
по делам, которые на руках у брата моего, а
я переписываю; да, считаю за очень дурной поступок передавать другим то, что
мне не принадлежит.
— О!
я и
не такие разбирала. Здесь,
по крайней мере, грамотно, даже литературно написано. А были у
меня и такие, что до смысла добраться, как до минотавра… Вот хотела было похвастаться перед вами своим красноречием, — прибавила она, немного покраснев, — да невпопад, Тезеем
не могу ведь быть, а вы…
Бабушка, когда выезжала к соседям или
по делам в уездный город, всегда брала
меня с собою, пока у
меня не было гувернера.
Чтобы
не наскучить вам дальнейшими рассказами о моем детстве,
не стану подробно описывать вам, как
я начал свое учение у одного отставного учителя народного училища, которого бабушка наняла для
меня, как он
по временам зашибался и между тем понятливо преподавал
мне русский язык и арифметику, как он успел привить
мне любовь к литературе. Восьми лет
я уже с жаром декламировал тираду из Дмитрия Донского...
Он был строг — и первый запретил телесные наказания в училище; он был строг — и когда директор заведения предложил ему исключить одного ученика за значительную шалость из заведения и сослать его юнкером на Аландские острова, он помиловал виновного и
по этому случаю сказал директору незабвенные слова, которые посчастливился
я слышать из другой комнаты: «Поверь, Александр Дмитриевич, каждого из этих ребят легко погубить, но сделать их счастливыми
не в нашей власти.
— Закусить! Вы могли бы это сделать в походе. На войне минуты дороги. Виноват, однако ж, тот, кто дал вам поздно ордер. Впрочем, видно, вы храбрый офицер,
не убежали от неприятеля, как другие из вашей команды.
Я взыскал с них.
По перевязи на руке вашей вижу, что вы кровью своей искупили вашу вину.
— Для
меня это все равно, — отвечал
я, — вы дорожите этими правами и, конечно, справедливо. Сколько
я слышал от вас об этом предмете, можно ручаться за успех вашего домогательства.
По своим связям (дернуло
меня сказать) и
я помогу вам в этом деле, даю вам свое честное слово. Но теперь отдайте
мне вашу дочь, как она есть, дочь панцирного боярина. Никакой родовой, ни денежной придачи к ней
мне не нужно. Мы любим друг друга, благословите нашу любовь.
Однажды, когда
меня не было дома, горничная моей жены пала к ногам Агнесы, ломала себе руки и призналась ей, что хотела ее отравить
по наущению ксендза, бывшего духовника ее матери, за то, что она перешла в русскую веру.
Одно, что
мне не нравилось
по этому делу, был выбор адвоката-поляка, хотя и умного дельца, но, как
мне сказали, слишком смелого, готового иногда, очертя голову, и на нечистые извороты.
Яскулка, которому
я передал мои опасения насчет этого господина, совершенно вверился ему и
не хотел передавать дело, начатое с такими большими трудами и,
по словам его, так успешно веденное, другому адвокату.
Он
не знал, как благодарить
меня за выручку его из критического положения, и в излиянии своих чувств обнимал, целовал
меня так, что поколол
мне щеки колючками своей небритой
по случаю нездоровья, бороды.
Съездив его обозреть,
я нашел его
не только выгодным
по угодьям, но и чрезвычайно живописным, а это для эстетического наслаждения моего и жены моей было необходимо.
Издержав довольно денег на путешествие из В. в Петербург, обратно и в Приречье, так же как и на приличную здесь
по месту моему обстановку,
я не имел других денег на покупку и устройство этого именьица кроме тех, которые должен
мне был Аноним, и потому
я обратился к нему с просьбой возвратить их.
К домашним моим радостям присоединилось отрадное чувство, что и моя служебная жизнь
не нарушалась никакими важными неприятностями. Правда, с некоторого времени случались у
меня с Анонимом столкновения, доходившие до высшего начальства, из которых
я выходил, однако ж, с торжеством; правда, были колючки с его стороны,
не улегшиеся в его ежовой душенке за неудавшийся заем, но они скользили только
по моему сердцу,
не оставляя в нем глубоких следов. Сочтемся бывало, и остаемся в прежних мирных отношениях.
Впрочем,
не смея судить о человеке иначе, как
по делам его,
я не показывал ему своего нерасположения, но
не принимал его в свое семейство, а только имел с ним сношения
по службе.
Не подозревая ничего неблагоприятного для себя и
не имея ничего, чем упрекнуть себя
по служебным делам,
я наслаждался в моем сельском убежище прекрасными летними днями, счастливый любовью моей Агнесы и рассветом жизни моих детей.
С тревожным чувством поехал
я на почту. Там
по страховой денежной книге видно было, что за два года назад, во время моего управления,
по случаю отсутствия Анонима, Киноваров действительно получил с почты важную сумму и в получении ее расписался. Еду в банк —
по денежной книге эта сумма
не записана на приход.
Члены спят по-прежнему и подписывают журналы,
не читая их;
я занят приготовлениями к приему одной высокой особы и вследствие того размещением многочисленного войска в городе.
При первом ежемесячном свидетельстве деньги
по приходно-расходной книге и журналам оказываются налицо (помните, что те, которые получены с почты из высшего банка,
не записаны на приход), билеты искусно предъявлены
мне, членам и прокурору.
Меня несколько лет ни в продолжение следствий, ни в продолжение суда
не спросили ни единым словом, что
мне известно
по этому делу, между тем губернский суд приговорил
меня, наравне с членами банка, к уплате похищенных денег, отстранив
по ним от всякой ответственности своего главного начальника и главного виновника всех беспорядков в банке — Анонима.
Я сказал, что
меня несколько лет
не спросили ни единым словом, что
я могу объяснить
по этому делу.
Знаю одного собрата моего
по такой же должности, какую
я занимал, попавшего совершенно так же, как и
я, в приготовленную западню, которого через 20 лет
по открытии преступления,
не им совершенного, но так же, как и
я, присужденного губернским судом к уплате важной суммы, спросили, что может он сказать в оправдание свое.
Меня еще поддерживала надежда, что
я,
по своей невиновности, которую, конечно, признает суд,
не пострадаю.