Неточные совпадения
Несмотря на то,
что большинство женщин испытывало к мужчинам, за исключением своих любовников, полное, даже несколько брезгливое равнодушие, в их душах перед каждым вечером все-таки оживали и шевелились смутные надежды: неизвестно, кто их выберет, не случится
ли чего-нибудь необыкновенного, смешного или увлекательного, не удивит
ли гость своей щедростью, не будет
ли какого-нибудь чуда, которое перевернет всю жизнь?
— Ах, боже мой, мало
ли что мы делали, когда были мальчишками?
«Потому
что, знаете
ли, — скажем мы, хихикая, — с волками жить, по-волчьи выть».
— И тем более, — сказал Лихонин, пропуская вперед приват-доцента, — тем более
что этот дом хранит в себе столько исторических преданий. Товарищи! Десятки студенческих поколений смотрят на нас с высоты этих вешалок, и, кроме того, в силу обычного права, дети и учащиеся здесь платят половину, как в паноптикуме. Не так
ли, гражданин Симеон?
Понимаете
ли, господа, в этом-то весь и ужас,
что нет никакого ужаса!
А знаете
ли, на
чем мы с ним сошлись и подружились?
« Знаете
ли, это соединение жалкой беспомощности с грозными криками было так уморительно,
что даже мрачный Симеон рассмеялся…
Прокурор, который присутствовал при последнем туалете преступника, видит,
что тот надевает башмаки на босу ногу, и — болван! — напоминает: «А чулки-то?» А тот посмотрел на него и говорит так раздумчиво: «Стоит
ли?» Понимаете: эти две коротеньких реплики меня как камнем по черепу!
—
Что? — встрепенулся студент. Он сидел на диване спиною к товарищам около лежавшей Паши, нагнувшись над ней, и давно уже с самым дружеским, сочувственным видом поглаживал ее то по плечам, то по волосам на затылке, а она уже улыбалась ему своей застенчиво-бесстыдной и бессмысленно-страстной улыбкой сквозь полуопущенные и трепетавшие ресницы. —
Что? В
чем дело? Ах, да, можно
ли сюда актера? Ничего не имею против. Пожалуйста…
— Ах, да не все
ли равно! — вдруг воскликнул он сердито. — Ты вот сегодня говорил об этих женщинах… Я слушал… Правда, нового ты ничего мне не сказал. Но странно — я почему-то, точно в первый раз за всю мою беспутную жизнь, поглядел на этот вопрос открытыми глазами… Я спрашиваю тебя,
что же такое, наконец, проституция?
Что она? Влажной бред больших городов или это вековечное историческое явление? Прекратится
ли она когда-нибудь? Или она умрет только со смертью всего человечества? Кто мне ответит на это?
—
Что с тобою сегодня было, Женя? — спросил он ласково. —
Что? Тяжело тебе? Не помогу
ли я тебе чем-нибудь?
— Мы откроем себе фирму «Горизонт и сын». Не правда
ли, Сарочка, «и сын»? И вы, надеюсь, господа, удостоите меня своими почтенными заказами? Как увидите вывеску «Горизонт и сын», то прямо и вспомните,
что вы однажды ехали в вагоне вместе с молодым человеком, который адски оглупел от любви и от счастья.
— А знаете
что? — вдруг воскликнул весело Горизонт. — Мне все равно: я человек закабаленный. Я, как говорили в старину, сжег свои корабли… сжег все,
чему поклонялся. Я уже давно искал случая, чтобы сбыть кому-нибудь эти карточки. За ценой я не особенно гонюсь. Я возьму только половину того,
что они мне самому стоили. Не желаете
ли приобрести, господин офицер?
— Ах!
Что за пустяки: скажем, тысячу. Но скажите, удастся
ли мне с ней справиться?
— Ну, а у вас, в Париже или Ницце, разве веселее? Ведь надо сознаться: веселье, молодость и смех навсегда исчезли из человеческой жизни, да и вряд
ли когда-нибудь вернутся. Мне кажется,
что нужно относиться к людям терпеливее. Почем знать, может быть для всех, сидящих тут, внизу, сегодняшний вечер — отдых, праздник?
До сих пор я и сама не знаю,
чему я сочувствовала более: ловкости
ли кошки, или увертливости воробья.
Мне остается больше
чем сто пятьдесят, не так
ли?
Потом он вспомнил о Любке. Его подвальное, подпольное, таинственное «я» быстро-быстро шепнуло о том,
что надо было бы зайти в комнату и поглядеть, удобно
ли девушке, а также сделать некоторые распоряжения насчет утреннего чая, но он сам сделал перед собой вид,
что вовсе и не думал об этом, и вышел на улицу.
Откуда происходила эта его влиятельность, вряд
ли кто-нибудь мог бы объяснить себе: от его
ли самоуверенной внешности, от умения
ли схватить и выразить в общих словах то раздробленное и неясное,
что смутно ищется и желается большинством, или оттого,
что свои заключения всегда приберегал к самому нужному моменту.
— Так, так, так, — сказал он, наконец, пробарабанив пальцами по столу. — То,
что сделал Лихонин, прекрасно и смело. И то,
что князь и Соловьев идут ему навстречу, тоже очень хорошо. Я, с своей стороны, готов,
чем могу, содействовать вашим начинаниям. Но не лучше
ли будет, если мы поведем нашу знакомую по пути, так сказать, естественных ее влечений и способностей. Скажите, дорогая моя, — обратился он к Любке, —
что вы знаете, умеете? Ну там работу какую-нибудь или
что. Ну там шить, вязать, вышивать.
— Миленький, душенька! Извините,
что я вас побеспокоила. Нет
ли у вас иголки с ниткой? Да вы не сердитесь на меня: я сейчас уйду.
«Неужели я трус и тряпка?! — внутренне кричал Лихонин и заламывал пальцы. —
Чего я боюсь, перед кем стесняюсь? Не гордился
ли я всегда тем,
что я один хозяин своей жизни? Предположим даже,
что мне пришла в голову фантазия, блажь сделать психологический опыт над человеческой душой, опыт редкий, на девяносто девять шансов неудачный. Неужели я должен отдавать кому-нибудь в этом отчет или бояться чьего-либо мнения? Лихонин! Погляди на человечество сверху вниз!»
— Мало
ли что не сказано! в правилах тоже не сказано,
что можно увозить из дому девицу, не предупредив хозяев.
— Ну и свинья же этот ваш… то есть наш Барбарисов Он мне должен вовсе не десять рублей, а четвертную. Подлец этакий! Двадцать пять рублей, да еще там мелочь какая-то. Ну, мелочь я ему, конечно, не считаю. Бог с ним! Это, видите
ли, бильярдный долг. Я должен сказать,
что он, негодяй, играет нечисто… Итак, молодой человек, гоните еще пятнадцать. — Ну, и жох же вы, господин околоточный! — сказал Лихонин, доставая деньги.
И с каждым днем он становился требовательнее, придирчивее и суровее. Он вряд
ли сознательно, вернее
что по привычке, полагался на свое всегдашнее влияние, устрашающее мысль и подавляющее волю, которое ему редко изменяло.
— Я уж и так ему сказала,
что Зося отворила дверь неудачно и ударила тебя по голове и
что ты лежишь с компрессом. Но только стоит
ли, Женечка?
— Слушай, Коля, это твое счастье,
что ты попал на честную женщину, другая бы не пощадила тебя. Слышишь
ли ты это? Мы, которых вы лишаете невинности и потом выгоняете из дома, а потом платите нам два рубля за визит, мы всегда — понимаешь
ли ты? — она вдруг подняла голову, — мы всегда ненавидим вас и никогда не жалеем!
— Ах, Женька, — сказал Платонов укоризненно и с сожалением. — А ведь знаешь,
что после этого двое студентов заболели… Не от тебя
ли?
Думал
ли он когда-нибудь о том,
что перед ним живые люди, или о том,
что он является последним и самым главным звеном той страшной цепи, которая называется узаконенной проституцией?..
Я не хотела вам мешать, когда вы читали письмо, но вот вы обернулись ко мне, и я протянула вам револьвер и хотела сказать: поглядите, Эмма Эдуардовна,
что я нашла, — потому
что, видите
ли, меня ужасно поразило, как это покойная Женя, имея в распоряжении револьвер, предпочла такую ужасную смерть, как повешение?
— Признаться, я и сама еще не знаю, — ответила Тамара. — Видите
ли, ее отвезли в анатомический театр… Но пока составили протокол, пока дорога, да там еще прошло время для приема, — вообще, я думаю,
что ее не успели еще вскрыть… Мне бы хотелось, если только это возможно, чтобы ее не трогали. Сегодня — воскресенье, может быть, отложат до завтра, а покамест можно что-нибудь сделать для нее…
— Гм… Сегодня… Не ручаюсь — вряд
ли успеем… Но вот вам моя памятная книжка. Вот хотя бы на этой странице, где у меня знакомые на букву Т., — так и напишите: Тамара и ваш адрес. Часа через два я вам дам ответ. Это вас устраивает? Но опять повторяю,
что, должно быть, вам придется отложить похороны до завтра… Потом, — простите меня за бесцеремонность, — нужны, может быть, деньги?
— Гм… самоубийца?.. А знаете
ли, молодая особа,
что по церковным канонам самоубийцам отпевания не полагается… не надлежит? Конечно, исключения бывают — по особому ходатайству…