Неточные совпадения
Поручик, юный годами и опытностью, хотя и знал, что у
русских мужиков есть обычай встречать с хлебом и солью, однако полагал, что это делается не более как для проформы, вроде того, как подчиненные являются иногда к начальству с ничего не значащими и ничего не выражающими рапортами; а теперь, в настоящих обстоятельствах, присутствие этого стола с этими стариками показалось ему даже, в некотором смысле, дерзостью: помилуйте, тут
люди намереваются одной собственной особой, одним своим появлением задать этому мужичью доброго трепету, а тут вдруг, вовсе уж и без малейших признаков какого бы то ни было страха, выходят прямо перед ним, лицом к лицу, два какие-то
человека, да еще со своими поднесениями!
— Нет, батюшка, извините меня, старика, а скажу я вам по-солдатски! — решительным тоном завершил Петр Петрович. — Дело это я почитаю, ровно царскую службу мою, святым делом, и взялся я за него, на старости лет, с молитвой да с Божьим благословением, так уж дьявола-то тешить этим делом мне не приходится. Я, сударь мой, хочу обучать ребят, чтоб они были добрыми христианами да честными
русскими людьми. Мне за них отчет Богу давать придется; так уж не смущайте вы нашего дела!
— Вот, и судите тут после этого! Ругают
человека за то только, что жандармский мундир носит! — горячо увлекался Петр Петрович, показывая всем и каждому из своих друзей письмо полковника, — а он хоть и поляк, а посмотрите-ка, получше многих
русских оказывается!.. А вы ругаете!
— Господи Боже мой! — продолжал он, — двадцать лет знаю
человека, встречаюсь каждый день, и все считал его
русским, а он вдруг, на тебе, поляк оказывается! Вот уж не ожидал-то! Ха-ха-ха! Ну, сюрприз! Точно что сюрприз вы мне сделали! А ведь я какое угодно пари стал бы держать, что славнобубенский стряпчий наш Матвей Осипыч — русак чистокровный!.. Ведь я даже думал, что он из поповичей!
Старик Иосаф был прежде всего твердый
русский человек, который презирал всякую кривду, всякое шатание житейское, как умственное, так и нравственное, шел неуклонно своим прямым пугем, паче зеницы ока оберегая
русские интересы православной
русской церкви и своей многочисленной паствы; он охотно благословлял и содействовал открытию воскресных и народных школ, но не иначе как под руководством священников или
людей лично ему известных; к нему шел за советом и помощью всякий, действительно нуждающийся в совете либо в помощи, и никогда не получал себе отказа.
— Ну, нет, милый! Это ты, должно, блазное слово молвишь! Чтобы
русский человек малых ребят стал штыком колоть, этого ни в жизнь невозможно! Вот у нас, точно что бывало, злотворцы наши, чиновники земские понаедут, молельни позапирают, иконы святые отберут, иной озорник и надругательство какое сотворит, это все точно бывает об иную пору, а чтобы баб с ребятами в церкви колоть — это уж неправда!
«В каждой волости, равно в городе, — продолжал Шишкин, — народ избирает четырех, пользующихся его доверием
человек, которые, собравшись в уездном городе, изберут совокупно уездного старшину и прочие уездные власти. Четыре депутата от каждого уезда, собравшись в губернский город, изберут губернского старшину и прочие губернские власти. Депутаты от каждой губернии, призванные в Москву, составят Государственный Совет, который с Нашею помощью будет управлять всею
Русскою землею. Такова Монаршая воля Наша».
Граф Маржецкий в течение целого вечера служил предметом внимания, разговоров и замечаний, из которых почти все были в его пользу.
Русское общество, видимо, желало показать ему радушие и привет, и притом так, чтобы он, высланец на чужбину, почувствовал это. Но главное, всем очень хотелось постоянно заявлять, что они не варвары, а очень цивилизованные
люди.
Вот что значит цивилизованный
человек: ссыльный и притом аристократ по происхождению, а ни тени ненависти к
русским, ни тени кичливости в выборе своих знакомств — ровен, мил и любезен со всеми, без различия.
— А если бы этот
человек был
русский, москаль, как вы называете? — тихо спросил Хвалынцев, у которого вдруг захолонуло сердце.
Появился трактат «о табунных свойствах
русского человека», который очень не понравился великим деятелям «Искры». Они никак не соглашались признать себя ржущим стадом, хотя такого признания никто от них и не требовал.
Развивая теорию возможности усвоения мыслей, нетрудно прийти к тому, что
люди не должны говорить ни одного слова даром, потому что всякий разговор есть ряд мыслей» [«Современник», март 1872 г. «
Русская литература», стр. 70.].
Это вот какой народец: захочет — сделает полезнейшую реформу, захочет — зарежет
человека, захочет — откроет истину в науке, захочет — вскроет шкатулку у вас в кабинете» [«
Русское слово», март 1862.
И ведь это все наши лучшие
люди!» Всем вообще Анцыфровым казалось, что если говорят о них, то не иначе, как о лучших
людях земли
Русской — дескать, сок и соль наша.
Ночью народ останавливал всякого, по малейшему подозрению, обыскивал и заставлял говорить: «Как ты говоришь-то, как выговор-от у тебя —
русский ли?» До утра 1-го июня было взято девятнадцать
человек по подозрению в поджогах и более четырехсот мелких воришек.
Толковали, что дворник поймал на поджоге протопопа в камилавке; что поджигает главнейшим образом какой-то генерал, у которого спина намазана горючим составом, так что стоит ему почесаться спиною о забор — он и загорится; что за Аракчеевскими казармами приготовлено пять виселиц, и на одной из них уже повешен один генерал «за измену»; что пожарные представили одного иностранца и одного
русского, которые давали им 100 р., чтобы только они не тушили Толкучего рынка; что семидесятилетняя баба ходила в Смольный поджигать и, схваченная там, объяснила на допросе, будто получила 100 рублей, но не откроет-де, кто дал ей деньги, хошь в кусочки искрошите; что Петербург поджигает целая шайка в триста
человека и что видели, как ночью Тихвинская Богородица ходила, сама из Тихвина пришла и говорила: «вы, голубчики, не бойтесь, эфтому кварталу не гореть».
Неточные совпадения
По-видимому, эта женщина представляла собой тип той сладкой
русской красавицы, при взгляде на которую
человек не загорается страстью, но чувствует, что все его существо потихоньку тает.
Осматривание достопримечательностей, не говоря о том, что всё уже было видено, не имело для него, как для
Русского и умного
человека, той необъяснимой значительности, которую умеют приписывать этому делу Англичане.
Они знали его щедрость, и чрез полчаса больной гамбургский доктор, живший наверху, с завистью смотрел в окно на эту веселую
русскую компанию здоровых
людей, собравшуюся под каштаном.
Ну, положим, даже не братьев, не единоверцев, а просто детей, женщин, стариков; чувство возмущается, и
русские люди бегут, чтобы помочь прекратить эти ужасы.
Всё было, вместе с отличным обедом и винами не от
русских виноторговцев, а прямо заграничной разливки, очень благородно, просто и весело. Кружок
людей в двадцать
человек был подобран Свияжским из единомышленных, либеральных, новых деятелей и вместе остроумных и порядочных. Пили тосты, тоже полушутливые, и за нового губернского предводителя, и за губернатора, и за директора банка, и за «любезного нашего хозяина».