Неточные совпадения
— Как, Юрий Дмитрич! чтоб я, твой верный слуга,
тебя покинул? Да на то ли я вскормлен отцом и матерью? Нет, родимый, если
ты не можешь
идти, так и я не тронусь с места!
— Как бы снег не так валил, то нам бы и думать нечего. Эй
ты, мерзлый! Полно, брат, гарцевать, сиди смирнее! Ну, теперь отлегло от сердца; а давеча пришлось было так жутко, хоть тут же ложись да умирай… Ахти, постой-ка: никак, дорога
пошла направо. Мы опять едем целиком.
— Да так!.. Большая дорога
идет через боярское село, а проселочных теперь нет; так волей или неволей, а
тебе придется заехать к боярину. Ему, верно, нужны всякие товары.
— В кабалу к
тебе пойду, родимый!
— Добро, добро, не божись!.. Дай подумать… Ну, слушай же, Григорьевна, — продолжал мужской голос после минутного молчания, — сегодня у нас на селе свадьба: дочь нашего волостного дьяка
идет за приказчикова сына. Вот как они поедут к венцу,
ты заберись в женихову избу на полати, прижмись к уголку, потупься и нашептывай про себя…
— Постой-ка! да
ты, никак,
шел оттуда, как я с
тобой повстречалась?
— Что
ты! какой он изменник! Когда город взяли, все изменники и бунтовщики заперлись в соборе, под которым был пороховой погреб, подожгли сами себя и все сгибли до единого. Туда им и дорога!.. Но не погневайся, я
пойду и доложу о
тебе боярину.
— Ох вы, девушки, девушки! Все-то вы на одну стать! Не он, так
слава богу! А если б он, так и нарядов бы у нас недостало! Нет, матушка, сегодня будет какой-то пан Тишкевич; а от жениха твоего, пана Гонсевского, прислан из Москвы гонец. Уж не сюда ли он сбирается, чтоб обвенчаться с
тобою? Нечего сказать: пора бы честным пирком да за свадебку… Что
ты, что
ты, родная? Христос с
тобой! Что с
тобой сделалось? На
тебе вовсе лица нет!
— Не говорить о твоем суженом? Ох, дитятко, нехорошо! Я уж давно замечаю, что
ты этого не жалуешь… Неужли-то в самом деле?.. Да нет! где слыхано
идти против отцовой воли; да и девичье ли дело браковать женихов! Нет, родимая, у нас благодаря бога не так, как за морем: невесты сами женихов не выбирают: за кого благословят родители, за того и ступай. Поживешь, боярышня, замужем, так самой слюбится.
— И, полно, матушка! теперь-то и пожить! Жених твой знатного рода, в
славе и чести; не нашей веры — так что ж? прежний патриарх Гермоген не хотел вас благословить; но зато теперешний, святейший Игнатий, и грамоту написал к твоему батюшке, что он разрешает
тебе идти с ним под венец. Так о чем же
тебе грустить?
Мне отец родной
И родная мать
Под венец
идтиНе с
тобой велят.
Я послушаюсь
Отца, матери:
Под венец
пойдуНе с
тобой, душа…
— Ну, батюшка,
тебе честь и
слава! — сказала Власьевна запорожцу. — На роду моем такого дива не видывала! С одного разу как рукой снял!.. Теперь смело просил у боярина чего хочешь.
—
Ты расскажешь нам это за столом, — перервал хозяин. — Милости просим, дорогие гости! чем бог
послал!
— И ведомо так, — сказал Лесута. — Когда я был стряпчим с ключом, то однажды блаженной памяти царь Феодор Иоаннович,
идя к обедне, изволил сказать мне: «
Ты, Лесута, малый добрый, знаешь свою стряпню, а в чужие дела не мешаешься». В другое время, как он изволил отслушать часы и я стал ему докладывать, что любимую его шапку попортила моль…
— Соскучился по
тебе, Федорыч, — отвечал Митя. — Эх, жаль мне
тебя, видит бог, жаль!.. Худо, Федорыч, худо!.. Митя
шел селом да плакал: мужички испитые, церковь набоку… а
ты себе на уме: попиваешь да бражничаешь с приятелями!.. А вот как все приешь да выпьешь, чем-то станешь угощать нежданную гостью?.. Хвать, хвать — ан в погребе и вина нет! Худо, Федорыч, худо!
—
Пойду,
пойду, Федорыч! Я не в других: не стану дожидаться, чтоб меня в шею протолкали. А жаль мне
тебя, голубчик, право жаль! То-то вдовье дело!.. Некому
тебя ни прибрать, ни приходить!.. Смотри-ка, сердечный, как
ты замаран!.. чернехонек!.. местечка беленького не осталось!.. Эх, Федорыч, Федорыч!.. Не век жить неумойкою! Пора прибраться!.. Захватит гостья немытого, плохо будет!
— Верно,
пошел спать, — перервал Тишкевич. — Кажется, и нам пора. Прощай, боярин! Пусть мои товарищи веселятся у
тебя хоть всю ночь, а я привык вставать рано, так мне пора на покой.
— А что
ты думаешь! И то сказать: одним меньше, одним больше — куда ни
шло! Вот о спожинках стану говеть, так за один прием все выскажу на исповеди; а там, может статься…
— Я у
тебя в гостях, хозяин, а не в полону и волен
идти, куда хочу.
— Так господь с ними! Пусть они веселятся себе на боярском дворе, а мы, хозяин, попируем у
тебя… Да, кстати, вон и гости опять
идут.
— Ах
ты, родимый! — сказал приказчик, обнимая запорожца. — Чем мне отслужить
тебе? Послушай-ка: если я к трем боярским корабленикам прибавлю своих два… три… — ну, куда ни
шло!.. четыре алтына…
Во-первых, и то
слава богу, что
ты узнал наконец, кто такова твоя незнакомая красавица; во-вторых, почему
ты ей не суженый?
— Что
ты врешь! Меньшой-то внук целой головой меня выше.
Пошла вон, старая хрычовка!
—
Пойду, батюшка,
пойду! что
ты гонишь! Прощенья просим!.. Заплати вам господь и в здешнем и в будущем свете… чтоб вам ехать, да не доехать… чтоб вы…
— Жаль, товарищ, что
ты его не знаешь. Вот уж близко года, как я с ним расстался. Что-то он, сердечный, поделывает? Говорят, будто торжишка его худо
идет?
— Послушай, молодец! — сказал Юрий. — Я не хочу, чтоб
ты шел для меня на верную смерть. Как можно теперь переходить Волгу!
— Эва, как
пошел!.. — продолжал молодой парень. — Со льдины на льдину!.. Ну, хват детина!.. А что
ты думаешь… дойдет, точно дойдет!
— Видно,
ты пошел по батюшке, Юрий Дмитрич!.. уж, верно, недаром к нам пожаловал! Правду сказать, здесь только православные и остались; кабы не Нижний Новгород, то вовсе бы земля русская осиротела!.. Помоги вам господь!
— Тише! Бога ради, тише! — прошептал Истома, поглядывая с робостию вокруг себя. — Вот что!.. Так
ты из наших!.. Ну что, Юрий Дмитрич?..
Идет ли сюда из Москвы войско? Размечут ли по бревну этот крамольный городишко?.. Перевешают ли всех зачинщиков? Зароют ли живого в землю этого разбойника, поджигу, Козьму Сухорукова?.. Давнуть, так давнуть порядком, — примолвил он шепотом. — Да, Юрий Дмитрич, так, чтоб и правнуки-то дрожкой дрожали!
— Теперь я вижу, о чем
идет дело, — сказал он. —
Ты прислан от пана Гонсевского миротворцем. Ведь
ты целовал крест королевичу Владиславу?
— Я встретил на площади, — отвечал запорожец, — казацкого старшину, Смагу-Жигулина, которого знавал еще в Батурине; он обрадовался мне, как родному брату, и берет меня к себе в есаулы. Кабы
ты знал, боярин, как у всех ратных людей, которые валом валят в Нижний, кипит в жилах кровь молодецкая! Только и думушки, чтоб
идти в Белокаменную да порезаться с поляками. За одним дело стало: старшего еще не выбрали, а если нападут на удалого воеводу, так ляхам несдобровать!
— Что
ты, дитятко, побойся бога! Остаться дома, когда дело
идет о том, чтоб живот свой положить за матушку святую Русь!.. Да если бы и вас у меня не было, так я ползком бы приполз на городскую площадь.
— И
ты пойдешь, Терентий Никитич?
Мне сказали на площади, что
ты пошел вниз, под гору, я за
тобой следом; гляжу: сидишь смирнехонько подле какого-то старичка; вдруг как будто б
тебя чем обожгло, как вскочишь да ударишься бежать!
Да,
слава богу, что
тебя оморок ошиб прежде, чем
ты успел добежать до реки.
— Юрий Дмитрич, — продолжал Минин, обращаясь к Милославскому, —
ты исполнил долг свой,
ты говорил, как посланник гетмана польского; теперь я спрашиваю
тебя, сына Димитрия Юрьевича Милославского, что должны мы делать:
идти ли к Москве или покориться Сигизмунду?
Как
ты пошел сюда, я вышел поглядеть на улицу и присел у самых ворот за столбом.
— Не обмани только
ты, а мы не обманем, — отвечал Омляш. — Удалой, возьми-ка его под руку, я
пойду передом, а вы, ребята,
идите по сторонам; да смотрите, чтоб он не юркнул в лес. Я его знаю: он хват детина! Томила, захвати веревку-то с собой: неравно он нас морочит, так было бы на чем его повесить.
— Тимофей Федорович, — сказал Кирша, — потрудись
идти вперед; а
ты, боярин, — продолжал он, обращаясь к Туренину, — ступай-ка подле меня; неравно у вас есть какая-нибудь лазейка, и если он от нас ускользнет, то хоть ваша милость не вывернется.
— Отдохни, боярин, — сказал запорожец, вынимая из сумы флягу с вином и кусок пирога, — да на-ка хлебни и закуси чем бог
послал. Теперь надо будет
тебе покрепче сидеть на коне: сейчас
пойдет дорога болотом, и нам придется ехать поодиночке, так поддерживать
тебя будет некому.
— Ну, Юрий Дмитрич, — продолжал Кирша, — сладко же, видно,
тебя кормили у боярина Кручины! Ах, сердечный, смотри, как он за обе щеки убирает! а пирог-то вовсе не на
славу испечен.
— И отечеству, боярин! — перервал с жаром Авраамий. — Мы не иноки западной церкви и благодаря всевышнего, переставая быть мирянами, не перестаем быть русскими. Вспомни, Юрий Дмитрич, где умерли благочестивые старцы Пересвет и Ослябя!.. Но я слышу благовест…
Пойдем, сын мой, станем молить угодника божия, да просияет истина для очей наших и да подаст
тебе господь силу и крепость для исполнения святой его воли!
— Не погневайся,
ты слышишь, какая жарёха
идет на большой дороге?.. так воля твоя, а изволь пообождать.
Стали поперек просеки, которая
идет направо в лес, да, слышь
ты, вот так наших в лоск и кладут.
Так! с юности твоей преданный лукавству и нечестию, упитанный неповинной кровию,
ты шел путем беззакония, дела твои вопиют на небеса; но хуже ли
ты разбойника, который, умирая, сказал: «Помяни мя, господи! егда приидеши во царствии твоем!» И едва слова сии излетели из уст убийцы — и уже имя его было начертано на небеси!
— Потише, молодец, не горячись!
Ты здесь не старший воевода. И как бы
ты смел без приказа князя Димитрия Тимофеевича
идти на бой?
Ты пойдешь по стопам покойного твоего родителя, Юрий Дмитрич!
— В Хотьковском монастыре?.. Племянница игуменьи?.. Ах, Юрий Дмитрич! для чего
ты молчал? Если б
ты знал?.. Но
пойдем, поклонимся гробу преподобного Стефана Пермского.