Неточные совпадения
Княгиня Радугина
была некогда хороша собою; но беспрестанные праздники, балы, ночи, проверенные без сна, — словом, все, что сокращает век наших модных дам, не оставило на лице ее и признаков прежней красоты, несмотря на то, что некогда
кричали о ней даже и в Москве...
— Вестимо. Вот нынче ночью я повез на тройке, в Подсолнечное, какого-то барина; не успел еще за околицу выехать, а он и ну понукать; так, знашь ты, кричма и
кричит, как за язык повешенный. Пошел, да пошел! «Как-ста не так, — подумал я про себя, — вишь, какой прыткой! Нет, барин, погоди! Животы-та не твои, как их поморишь, так и почты не на чем справлять
будет». Он ну
кричать громче, а я ну ехать тише!
— Э, племянничек! —
закричал Ижорской, — говорить-то с невестою можно, а
есть все-таки надобно. Что ж ты, Поленька! ведь этак жених твой умрет голодной смертью. Да возьми, братец! ведь это дупельшнепы! Эй, шампанского! Здоровье его превосходительства, нашего гражданского губернатора. Туш!
— Здоровье хозяина! —
закричал Буркин, и снова затрещало в ушах у бедных дам. Трубачи дули, мужчины
пили; и как дело дошло до домашних наливок, то разговоры сделались до того шумны, что почти никто уже не понимал друг друга. Наконец, когда обнесли двенадцатую тарелку с сахарным вареньем, хозяин привстал и, совершенно уверенный, что говорит неправду, сказал...
— Налей ему, Парфен! —
закричал хозяин. — Добро,
выпей, братец, в последний раз…
Как вскочит другой судья да
закричит: «Так врешь, не
быть войне».
— Постой-ка, — сказал ямщик Егору, — уж не овраг ли это? Придержи-ка, брат, лошадей, а я пойду посмотрю. — Он сделал несколько шагов вперед меж частого кустарника и
закричал: — Ну так и
есть — овраг!
«Что ты, братец? — спросил я, — где барин?» Вот он собрался с духом и стал нам рассказывать; да видно, со страстей язык-то у него отнялся: уж он мямлил, мямлил, насилу поняли, что в кладбищной церкви мертвецы
пели всенощную, что вы пошли их слушать, что вдруг у самой церкви и
закричали и захохотали; потом что-то зашумело, покатилось, раздался свист, гам и конской топот; что один мертвец, весь в белом, перелез через плетень, затянул во все горло: со святыми упокой — и побежал прямо к телеге; что он, видя беду неминучую, кинулся за куст, упал ничком наземь и вплоть до нашего прихода творил молитву.
— Славно! —
закричал Сборской. — Смотри, Зарецкой, больше
пить, чтоб французам ни капли не осталось. — Ну, Федот, отпирай ворота! Пойдем, братец! Делать нечего, займем парадные комнаты.
— Неужели в самом деле, —
закричал Буркин, — Москвы отстаивать не
будут и сдадут без боя?.. Без боя!.. Ну как это может
быть?
Вместо улиц тянулись бесконечные ряды труб и печей, посреди которых от времени до времени возвышались полуразрушенные кирпичные дома; на каждом шагу встречались с ним толпы оборванных солдат: одни, запачканные сажею, черные как негры, копались в развалинах домов; другие, опьянев от русского вина,
кричали охриплым голосом: «Viva 1'еmpereur!» [Да здравствует император! (франц.)] — шумели и
пели песни на разных европейских языках.
— Bene tibi! Доктум семинаристум! [Твое здоровье! Ученому семинаристу! (лат.)] —
закричал Зарецкой,
выпивая свой стакан.
— Ага, беглец! —
закричал он, увидя Рославлева, — разве этак порядочные люди делают? Мы
пьем за твое здоровье, а ты дал тягу!
— У них ружья заряжены, так, может
быть, кто-нибудь из солдат не остерегся… Ну, так и
есть!.. Я слышу, он
кричит на унтер-офицера.
— Честь имею донести, — сказал Двинской, опустя руки по швам, — что я, обходя цепь, протянутую по морскому берегу, заметил шагах в пятидесяти от него лодку, которая плыла в Данциг; и когда гребцы, несмотря на оклик часовых, не отвечали и не останавливались, то я велел
закричать лодке причаливать к берегу, а чтоб приказание
было скорее исполнено, скомандовал моему рунду приложиться.
— Слышишь, Двинской? —
закричал Ленской. — Вели же поскорей отпустить хозяйке все, чего она потребует. Эй, мадам!.. мутерхен!.. [матушка!.. (нем.)] мы хотим эссен!.. [
есть!.. (нем.)] много, очень много — филь! Сборской! скажи ей, чтоб она готовила на десятерых: может
быть, кто-нибудь заедет, а не заедет, так мы и завтра доедим остальное.
Задыхаясь от боли и досады, я собирался уже укусить за ногу этого злодея; но он
закричал: «Repliez — vous!» [Отступайте! (франц.)] — отскочил назад, в один миг исчез вместе с своими солдатами; и я успел только заметить при свете выстрелов, что этот крикун
был в богатом гусарском мундире.
«Finissez, finissez!..» [Прекратите, прекратите!.. (франц.)] —
закричал я, махая белым платком, — не тут-то
было!
Ночь
была холодная; я прозяб до костей, устал и хотел спать; следовательно, нимало не удивительно, что позабыл все приличие и начал так постукивать тяжелой скобою, что окна затряслись в доме, и грозное «хоц таузент! вас ист дас?» [«проклятье! что это такое?» (нем.)] прогремело, наконец, за дверьми; они растворились; толстая мадам с заспанными глазами высунула огромную голову в миткалевом чепце и повторила вовсе не ласковым голосом свое: «Вас ист дас?» — «Руссишер капитен!» —
закричал я также не слишком вежливо; миткалевой чепец спрятался, двери захлопнулись, и я остался опять на холоду, который час от часу становился чувствительнее.
Писарь хотел
было опять что-то возразить, но упрямый бургомистр
закричал громче прежнего: «Гальц мауль!» — и я с новым билетом пустился отыскивать другую квартиру.
Признаюсь, я рассердился не на шутку и принялся
кричать так громко, что сам хозяин мельницы спустился ко мне из другой светлицы, которая, вероятно,
была подалее от жерновов, и, увидя, что постоялец его русской офицер, принялся шуметь громче моего и ругать без милосердия бургомистра.
— Скажи своему господину, —
закричал я, — что если мне случится
быть в другой раз его гостем, то это
будет не иначе как с целою ротою русских солдат. Пошел!
Пули с визгом летали по улице, свистели над его головою, но ему
было не до них; при свете пожара он видел, как неприятельские стрелки бегали взад и вперед, стреляли по домам, кололи штыками встречающихся им русских солдат, а рота не строилась… «К ружью! выходи! —
кричал во все горло Зарядьев, стараясь высунуться как можно более.
— Кавалерийская фуражка! —
закричал Сборской. — Она
была на Рославлеве, когда мы выбежали из избы; но где же он?
К тому ж вам
будет полная свобода; в вашей комнате все стены капитальные: вы можете шуметь,
петь,
кричать, одним словом, делать все, что вам угодно; вы этим никого не обеспокоите, и даже, если б вам вздумалось, — прибавил с улыбкою Рено, — сделать этого купца поверенным каких-нибудь сердечных тайн, то не бойтесь: никто не подслушает имени вашей любезной.
— Да, да!.. это точно
было наяву, — продолжала она с ужасною улыбкою, — точно!.. Мое дитя при мне, на моих коленях умирало с голода! Кажется… да, вдруг
закричали: «Русской офицер!» «Русской! — подумала я, — о! верно, он накормит моего сына», — и бросилась вместе с другими к валу, по которому он ехал. Не понимаю сама, как могла я пробиться сквозь толпу, влезть на вал и упасть к ногам офицера, который, не слушая моих воплей, поскакал далее…